С небес на землю, но только с тобой (СИ) - "Arne Lati" - Страница 45

      - Включай! – ору диджею и, махнув рукой, даю позволения возобновить мероприятие. Спустя мгновение музыка заиграла вновь.

      Ирка, недобро улыбнувшись, встает - что сказать: гордости ей не занимать - и стряхнув кусочек еды с плеча, удаляется на выход.

      - Тебе страшно? – спрашиваю у ухмыляющегося Кира.

      - Честно? Вообще до пизды, - безразлично пожимает плечами и просит официанта поменять стол и все содержимое.

      Домой меня заносят двое, Кир и Яр. Какого хера он там взялся, не понял, но узнал его по одеколону.

      - Пустите, я сам смогу, - отбрыкиваюсь и пытаюсь выпутаться из их хватки.

      Кир ржет, как конь, Яр матерится.

      - Ты это говорил пять метров назад, после чего красочно упал и попросил тебя не кантовать.

      - И почему моя просьба не была выполнена? – язык заплетается, и говорить физически тяжело.

      - Ну, ты на улице лежал, холодно же, - все еще ржет Кир, запинаясь на ступеньке. Его вовремя ловит подскочивший отец. Вся эта хрупкая композиция заваливается на ступеньки и ржет. Не, не так. Мы ржем, а взрослые дяденьки матерятся.

      Когда добираемся до моей комнаты, меня пинком туда закидывает Яр. Только отец собирается увести Кира, дергаю его на себя, и с воинственным воплем «Отдай!», мы заваливаемся на пол моей комнаты. Этот конь хохочет, конечно - он–то на меня упал. Я, скинув его и показав всем удивленным еблам средний палец, на корячках подползаю к двери и захлопываю ее.

      Пока мы добираемся до кровати, проходит целая вечность. Кое-как заваливаемся и, проржавшись, вырубаемся почти одновременно.

      Сквозь сон слышу голос отца:

      - Кирилл, выйди.

      Показываю ему средний палец, притягиваю привставшего на локтях лохматого блондина к себе за шею и утыкаюсь ему лицом в макушку, намертво прижав к себе.

      Дверь хлопает, даже почти обижено, но мне глубоко насрать на все перемещения, если они не касаются непосредственно меня.

  Часть 14

      - Ты будешь с этим что-то делать? – голос Ярослава был пропитан возмущением.

      - А что не так? – Юрий перевел на своего заместителя скучающий взгляд, но это обманное, напускное безразличие могло подействовать на кого угодно, но только не на того, кто знает его, как облупленного.

      - Кончай строить из себя безэмоциональную глыбу льда! – вспылил Яр и, подскочив на ноги, сделал несколько кругов по кабинету. – С Виком, что делать будешь?

      - Ничего, а что надо?

      - Юр, ты долбоеб? Скажи честно и я отстану.

      - А ты безработный? Скажи честно и я подпишу заявление, - в тон ему ответил начальник и, развернувшись в кресле, уставился в темнеющее окно.

      Вот уже два месяца Юрий перестал узнавать своего сына. Его никогда не бывает дома, в школе он появляется в лучшем случае пару раз в неделю, и то умудряется учудить там скандал. Его словно подменили. Он стал тем, кем являются его ровесники, выросшие в подобной среде вседозволенности. Он стал много курить, часто приходит домой пьяный, а то и вовсе ночует, где придется, не показываясь на глаза по нескольку дней. Даже Кирилл не всегда может его найти. Сомнительные компании молодых ребят, невнятная речь временами, а еще он замкнулся в себе и совершенно не идет на контакт. Он стал тратить много денег, очень много, что тоже на него не похоже. И ладно если бы это было только временно. Вик перестал на дух переносить людей, совсем. Попытка сдружить его хоть с кем-то потерпела такой крах, что даже вспоминать не стоит. Он дерзит, хамит, не только сверстникам, но и учителям, да и просто прохожим. Он не просто зазнался, а в край охуел. Юрий думал, что мальчик просто так переживает разрыв (а то, что он не общается со своим бомжом, мужчина точно знал), что переболеет, а с каждым днем положение вещей все ухудшалось и уже не ясно, возможно ли исправить хоть что-то?

      Последней каплей было, когда Яр забирал пацана из вытрезвителя. Как он там оказался, никто точно не знал, но ему грозил реальный срок за нападение и разбой. Доказать, что мальчика просто подставили, было практически не реально, но с помощью денег удалось легко замять это дело.

      - Я не знаю, Яр, не знаю, - устало выдохнув, Юрий растекся по креслу и прикрыл глаза, зная, что сейчас услышит.

      - Так может дать ему то, что он хочет?

      - НЕТ! Это исключено.

      - Тогда раскинь извилинами и вытащи пацана из того дерьма, в которое сам его и столкнул, - Яр прокричал эти слова в лицо Юрию и выскочил из кабинета, хорошенько хлопнув напоследок дверью.

      - КУДА?! – рявкнул он на вышедшего из комнаты Вика.

      Парень даже не обернулся и спокойно продолжил спускаться дальше.

      - Я тебя спрашиваю… - преодолев разделяющее их расстояние в пару шагов и схватив мальчишку уже на лестнице, Яр со всей силы дернул его на себя и припечатал к стене. Он многое хотел сказать, столько, что мысли кипели в голове, но стоило только увидеть помутневший, совершенно пустой и, кажется, мертвый взгляд серо-зеленых глаз, как у него в душе все оборвалось. Это было невозможно наблюдать ни морально, ни физически. Он медленно отступил в сторону, соскальзывая ослабевшими пальцами с рукава пуховика и, развернувшись, пошел прочь. Неважно куда, главное подальше от этого мертвого безразличия.

А Вик непонимающе посмотрев в след мужчине, развернулся, и спокойно побрел по своим делам, напевая под нос незатейливую песенку. Как всегда сел в авто, тронулся с места и уехал вдаль, туда, где сможет забыться.

      И никто в целом мире не знал, что за напускной безбашенностью и взрывным безответственным эгоистичным бунтарством, скрывался маленький мальчик, запертый в своих чувствах, запутавшийся в своей безответной любви, как птица в колючих ветвях терновника. Он был вынужден умирать каждую ночи, когда не был мертвецки пьян и не мог просто отрубиться, и возрождался вновь каждое утро, открывая глаза, понимая, что произошедшее вовсе не сон и надо жить дальше. Этот ад на земле сжигал его изнутри, убивая в нем все человеческое. Единственное чего желала его душа, это быть рядом с тем, кто вытянул душу из тела, заменив ее своей. Но он не нужен был тому, кто дорог, и он проживал каждый день, мечтая в одно утро не проснуться, а умереть, с улыбкой на губах, чтобы ему снился тот единственный, забравший его с собой.

***

      - Ты как? – Сашка плюхнулся на свободную табуретку на старенькой кухне и в упор уставился на притихшего у окна парня.

      За прошедшие два месяца произошло столько всего, что иногда было страшно звонить Глебу и узнавать, жив он или нет, потому что уверенности в его здравии не было никакой.