С небес на землю, но только с тобой (СИ) - "Arne Lati" - Страница 37

      Улыбаюсь, ожесточенно так, безумно, начиная понимать, что к чему. И почему я уверен, что они не шутят?

      Мужчины, их все-таки трое, в дорогих темных костюмах, явно профессиональные бойцы, и если судить по их действиям, убивать меня приказа не было, а значит, со мной решили поиграть. У одного из верзил был ствол, я отчетливо его видел, но в ход его он так и не пустил, а это значит, что давление должно быть минимальным, но болезненным. Твари!

      - Понял? – дернув за волосы, заставляют поднять голову вверх, вынуждая заглянуть в глаза, и вот что странно, не чувствую от них агрессии или злобы, просто люди выполняют свою работу. Эта хладнокровность пугает, знаю, что если им отдадут приказ «Убить», они его выполнят…

      - Я подумаю, - огрызаюсь и знаю, уверен, что… так и есть, болезненный удар в солнечное сплетение напрочь выбивает воздух из груди, падаю на пол, ощутимо прикладываясь плечом, и тихо подвываю, слыша, как гости покидают квартиру.

      Несколько минут уходит на то, чтобы заново научится дышать, легкие обжигает от каждого вздоха, голова кружится, губы пересохли и ужасно хочется пить. Кое-как сев, откидываюсь на стену и несколько минут безуспешно пытаюсь достать телефон из куртки. Психанув, сдираю ее, о чем тут же жалею, боль моментально напоминает о себе. Просто дышу, пытаясь совладать с собой, затем подтаскиваю к себе куртку и все-таки достаю телефон, чудом оставшийся целым.

      - Сань, зайди ко мне, - прошу соседа, едва удерживая телефон в руке, и, сорвавшись на кашель, нажимаю отбой.

      Сползаю на пол, как раз из сидячего положения ползти не далеко, и свернувшись клубочком, тихо подвываю, едва загоняя кислород в легкие маленькими порциями. Все тело ноет, каждая клеточка пульсирует и отдается болью, а мне смеяться хочется, хохотать в голос, да сил нет.

      Краем уха слышу, как хлопнула входная дверь, торопливые шаги, и стоит увидеть знакомые серые кроссовки перед носом, выдыхаю с облегчением и снова срываюсь на кашель. Если бы сейчас завалился Вик, я бы его точно прибил, как свидетеля своей слабости, которую видеть ему уж точно не позволено.

      - Глеб? – Сашка садится передо мной на колени и с неподдельной тревогой пытается заглянуть мне в глаза.

      Но стоит только попытаться подняться, как тревога сменяется ужасом и он, не сдержавшись, закрывает себе рот руками, делает несколько глубоких вздохов и решительно открывает глаза.

      - У тебя есть бинт и зеленка? – не могу не съязвить, видя его побледневшую физиономию.

      - Думаешь, поможет? – он осматривает меня, задирает свитер, шарит по ребрам, слушая мои хриплые маты и завывания, когда пальцы делают особенно больно, и подводит не утешительный итог:

      - К врачу надо.

      - Кому надо? - боле-менее целой рукой опускаю свитер на место и пытаюсь дотянуться до сигарет, валяющихся неподалеку.

      - Тебе, придурок.

      - Поломали? – решаюсь уточнить.

      - Нет, точно не уверен, надо рентген делать. Тебя тошнит? Голова кружится? – он начинает тараторить, а у меня от его жужжания голова просто неебически сильно трещит и вот-вот лопнет, разбросав мозги, если они есть, по всем стенам красочным узором авангардиста.

      - Мне заебись. Да прикури ты, - рычу, когда с пятой попытки не удается выбить огонек из зажигалки.

      - Ебнулся? Легкие пожалей! – возмущается, и выхватив сигарету из моих губ, отшвыривает ее в сторону.

      Проследив ее полет и нервно сглотнув слюну, перевожу на него взгляд полный ненависти.

      - Да хоть испепели меня, пока врачи не посмотрят, хер ты курить будешь. Все, встали.

      И мы встали. Ну как, мы? Он встал, поднял меня, взвалив себе на плечо, и потащил на выход. Как я был рад каждой ступеньке, пропитанной потом, болью и матами, которые из меня так и перли. Пока доехали - вырубился, и когда очнулся, Саня с полными шока глазами тряс меня за плечо, стараясь привести в себя. Если сказать, что в тот момент я его ненавидел – это ничего не сказать.

      Нас приняли без очереди и документов, зря что ли Сашка здесь практику проходит? Медик, едрить его через коленку. Рентген и грамотный осмотр врача сообщили радостную для меня новость: переломов нет, разрывов и внутренних кровотечений тоже. Ушибы, синяки, ссадины, не смертельно, но малоприятно и главное совместимо с жизнью, что само по себе неплохо. Накачали какой-то хренью, таблеток всунули, поставили болезненный укол, покусившись на самое дорогое место, отвечающее за неприятности, и выпнули домой.

      - Мне остаться? – спрашивает Саня, когда мы уже заходим в подъезд.

      Тушу окурок о стену, отшвыриваю его на подоконник и поднимаюсь дальше. Остановившись возле его двери, жду, пока он доковыляет, забираю связку ключей и сам открываю двери, затолкнув его внутрь, захожу следом. Нет, я не собираюсь его трахать, и он это знает, видит по моему состоянию, просто идти домой нет никакого желания. Я не боюсь, отнюдь, в этой жизни меня уже ничем не напугаешь, просто не хочу, чтобы Вик приперся среди ночи и застал меня в таком убогом состоянии.

      Скидываю с себя ботинки, глухо матерясь и морщась от боли, когда приходится нагибаться, чтобы развязать шнурки, и топаю в ванну. Быстрый душ, грязные вещи, пропахшие медикаментами, забрасываю в стиралку и ставлю на средний режим. Надев боксеры, присаживаюсь на край ванной и с нескрываемым любопытством рассматриваю себя в зеркале напротив. Правый бок потемнел и скоро выползет здоровенный синяк, левое плечо так же украшено ссадинами, про ноги вообще молчу, там живого места нет. Хоть по лицу пинать не стали, а то расхлестали бы в сплошное месиво. Так, ссадина над скулой, и нос немного припух, а так все отлично, почти красавчик. Печально улыбаюсь сам себе и перевожу взгляд на притихшего в проеме двери Сашку.

      - Красавчик? – спрашиваю у него не без иронии.

      - Тебе идет, привычно уже, - глухо отзывается и пройдя внутрь, ступая босыми ступнями по влажному кафелю, пару минут роется в аптечке, беззвучно матерясь себе под нос, и отыскав желаемое, начинает мазать меня отвратительно пахнущей мазью. Запах просто убийственный. Морщусь и отворачиваюсь, на что слышу его приглушенное хмыканье.

      Он спускается ниже, мажет ноги, осторожно касаясь пострадавших мест. Уже почти не чувствую боли, то ли организм включил защитную функцию, то ли обезболивающее подействовало, но хочу я сейчас две вещи: спать и курить, и желательно одновременно.

      Когда Сашка заканчивает с телом, переходит на лицо, морщусь, отворачиваюсь, даже пытаюсь уговорить его прекратить эту ужасную пытку, но он умело отбивает мои руки в стороны и все-таки мажет меня этим адским зельем.

      Не в силах больше терпеть, утыкаюсь ему лицом в плечо и затихаю. Он замирает, словно пытаясь понять, что только что произошло, и тяжело выдохнув, убирает тюбик с кремом в сторону, опуская его слишком громко на стиралку, обхватывает меня чистой рукой, тонкими пальцами забираясь мне в волосы, и ненавязчиво перебирает их, пропуская каждую прядь сквозь пальцы. Становится приятно и тепло, спокойно даже, организм сдался, и в тот момент, когда почти засыпаю, он безжалостно отстраняется, легко улыбается мне одними уголками губ, и почти силой поднимает на ноги. Пока я матерю его, холодный пол, открытую форточку, из которой тянет прохладой, и вообще всю планету в целом, он удачно доставляет меня в комнату и опускает на уже расправленный диван. Осторожно укладывает и собирается уйти; ага, так я его и отпустил.