Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы - Болтунов Михаил Ефимович - Страница 7

Вот лишь некоторые из его впечатлений, которые он положил на бумагу. «Вдруг сильный ветер поднялся с моря, отплыв с полверсты от берега, мы не могли идти далее, волна заливала нас, Юрьев предлагал воротиться; я решился, и мы опять привалили к берегу на ночлег. Мы были без хлеба и без воды, к тому ж опасались внезапного нападения от туркменов — для чего вытащив два флаконета на берег, заняли два бугра, обзавелись цепью, и таким образом, расположились ночевать.

30 июля. Положение наше час от часу становилось неприятнее: бурун не уменьшался, сухари приходили к концу; жажда усиливалась, л/оды стали употреблять морскую воду; обмакивая в нее остальные сухари свои».

О том, сколь непросто было договариваться с местными туркменами, Николай Николаевич записал следующее: «Вскоре наехало к нам человек восемь гостей, — которых мы накормили пловом и старались угостить; но когда дело дошло до отправления Петровича (один из членов экспедиции. — М.Б.) к Киату (начальник над несколькими туркменскими старшинами. — М.Б.), то Назар Мерген (старшина местного кочевья), согласившийся прежде проводить его за три червонца, стал отказываться, и просил пять, а наконец и десять. Пономарев, выведенный из терпения, отослал всех с корвета…»

Вот в таких условиях, несмотря на все трудности, Муравьев упорно делал свое дело: на выдолбленном из дерева туркменском челне обследовал устье реки Горган. Затем на корвете перешел в Красноводский залив, исследовал его с моря и с суши и обнаружил, что остров Дарджа, нанесенный на карту экспедицией М. Войновича в 1782 году, превратился в полуостров.

«Читая путешествия российской эскадры, под командой графа Войновича, — записал в своем дневнике капитан, — я нашел описание серебряного бугра, совершенно не согласным с тем, что сам видел: там сказано, что серебряный бугор есть остров. Острова нет».

Когда исследования в туркменских землях были завершены, Муравьев отправился в Хиву. Он еще не знал, что все его злоключения, опасности, волнения впереди.

«Сентября 19. Я оставил берег и отправился в степь, — пометил Муравьев. — При мне находились только переводчик армянин Петрович и денщик мой. Недостаток в людях заменил я добрым штуцером, пистолетом, большим кинжалом и шашкою, которые во всю дорогу с себя не снимал».

Николай Николаевич неспроста запасся «добрым штуцером и пистолетом», а также холодным оружием. Он присоединился к каравану, который шел в Хиву.

На третий день они вступили в совершенно безлюдную степь. Не все караванщики относились по доброму к русскому пришельцу. Приходилось скрывать свое истинное имя.

«Во время поездки моей ходил я в туркменском платье, и называл себя турецким именем Мурад-бек, сие имело для меня значительную выгоду потому; что хотя меня все в караване знали, но при встречах с чужими, я часто слыл за туркмена, поколения Джафарбай, и тем избавлялся от вопросов любопытных», — вспоминал Муравьев.

В дороге были семнадцать дней. 6 октября капитана Муравьева встретили чиновники, которых послал хан. Они препроводили путников в маленькую крепость, как сам Николай Николаевич, называл ее «крепостцу», что располагалась в деревне Иль Гельда.

В первый день гостей напоили чаем с сахаром, накормили пловом и поместили в комнату под охрану. Поначалу Муравьев принял это за «почесть», но вскоре понял: он оказался в плену. Ему сказали, что хан примет его завтра, 7 октября. Но, ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю его никто не принял.

«Меня почитали за лазутчика, — напишет позже Николай Николаевич, — обращение со мной становилось всякий день грубее, пищи умереннее, чай перестали давать, так же и дрова для варения пищи… Присмотр за мной сделался строже и мне не позволяли даже на минуту отлучаться из комнаты без двух сторожей».

Проходили дни, недели, и капитан Муравьев готовился либо к «томительной неволе», либо к «позорной и мучительной казни». Он даже помышлял о побеге и лучше желал умереть на свободе с оружием в руках, если бы его нагнали в степи.

46 дней продолжалось заключение Николая Муравьева. Наконец, хан потребовал к себе посланника.

Хану были вручены подарки и письмо Ермолова. Переговоры прошли быстро. Муравьеву удалось убедить хана, что он прибыл с целью установления дружественных и торговых контактов между Хивой и Россией. Разногласия вызвали только пути, по которым должны двигаться караваны к Каспийскому морю. 21 ноября Муравьев отправился в обратный путь.

Генерал Алексей Ермолов так оценит деятельность своего посланника: «Гвардейского генерального штаба капитан Муравьев, имевший от меня поручение поехать в Хиву и доставить письмо тамошнему хану, несмотря на все опасности и затруднения, туда поехал. Ему угрожали смертью, содержали в крепости, но он имел твердость, все вытерпев, ничего не устрашившись, видел хана, говорил с ним… Муравьев, есть первый из русских, в сей дикой стране, и сведения, которые передал нам о ней, чрезвычайно любопытны».

За успешное выполнение задания Николай Муравьев был произведен в подполковники, а потом и в полковники. В 1822 году он станет командиром карабинерного полка. Позже возглавит вторую длительную экспедицию в Туркмению.

Потом будут бои с персиянами, присвоение звания генерал-майора. Муравьева назначат командиром гренадерской бригады Кавказского корпуса.

В войне с Турцией войска под командованием генерала Муравьева возьмут считавшуюся неприступной крепость Карс, потом крепость Ахалцых и, наконец, крепость Байбут.

В 1831 году он участвует в подавлении польского восстания, получает чин генерал-лейтенанта и должность командира дивизии.

Через год император Николай I посылает его в Александрию и в Константинополь. Обострились отношения между Египтом и Турцией, вспыхнул вооруженный конфликт. Мало кто верил в благополучный исход дипмиссии Муравьева. Но генерал блестяще справился с поставленной задачей — он убедил турецкого султана в дружелюбии России, а затем вынудил египетского пашу отдать приказ о прекращении военных действий.

За заслуги в этой миссии Муравьева производят в генерал-адъютанты. Однако из-за разногласий с императором Николаем I в 1837 году он лишен этого звания и уволен со службы. Через десять лет о нем вспомнили и вновь позвали на службу Муравьев — командир корпуса, участвует в походе в Венгрию.

В 1854 году Англия и Франция объявляют войну России. И опытный, смелый военачальник Муравьев, хорошо знающий южный театр военных действий, становится наместником на Кавказе и главнокомандующим отдельным кавказским корпусом.

После нескольких месяцев взята крепость Карс — ключ к Востоку. Это была крупная победа русской армии. Муравьев к своей фамилии получает почетную приставку — «Карский».

Добывать сведения «по части военной»

В 1827 году управляющим военным министерством назначается генерал-лейтенант Александр Иванович Чернышев. Он получает звание генерала от кавалерии и в следующем году становится управляющим Главного штаба. Его вводят в Государственный совет. Таким образом, с 1828 года князь Чернышев сосредоточил в своих руках всю военную власть. Начинается 25-летний период его правления военным министерством.

Только в 1852 году Александр Чернышев уволится в отставку со своего поста по состоянию здоровья. Притом что за ним будут сохранены другие государственные посты, такие как должность председателя Государственного совета и комитета министров — высшие в империи.

Александр Иванович уйдет со своего высокого поста с большим почетом. К тому времени он будет удостоен огромного количества всевозможных наград: российских и иностранных орденов, денежных поощрений, рескриптов государя императора, в которых выражалась признательность и благодарность за его деятельность. Ему пожаловано во владение имение «Кленова», находящееся в царстве Польском и приносящее солидный доход. Он был введен в княжеское достоинство.

Двум полкам Санкт-Петербургскому уланскому и Кабардинскому егерскому, приказали именоваться полками генерал-адъютанта князя Чернышева. Александра Ивановича наградили портретом Его Императорского Величества, украшенным алмазами, для ношения в петлице.