Царская пленница - Шхиян Сергей - Страница 17

— И что? — дрогнувшим голосом спросила Марья Ивановна.

— И все, разбежались!

— Ну, и слава Богу, — обрадовалась моя спутница.

Мне рассказ не очень понравился, как и то, с каким уважением смотрела дама на степного хвастуна.

— А ты, князь Хасбулат-удалой, — спросил меня отставной чиновник, — в набеги на Русь ходил?

— Было дело, — сознался я. — Как сейчас помню, пошел Иван Васильевич на Казань, а мы с ханом Батыем ему навстречу. Встретились на Куликовом поле, и ну воевать!

— Это какой-такой Иван Васильевич? — уточнил коллежский секретарь.

— Рюриков, — ответил я.

— Как же, знаком-с, — обрадовался пожилой уездный секретарь, — они к нам в департамент приезжали!

— Ну, значит, началась Куликовская битва, — продолжил я, — а тут, откуда ни возьмись, с одной стороны темник Мамай, а с другой князь Дмитрий Донской с иноками Пересветом и Охлябием.

— Ну и что? — с большой заинтересованностью спросил второй чиновник. — Чем дело-то кончилось?

— Да ничем, все разбежались. Я ранен, закричал Мамай, и с раной побежал в Сарай.

Мой рассказ почему-то не встретил особого сочувствия. Только старичок-чиновник высказался в том смысле, что все мы под Богом ходим.

— У вас в Россия отшень много воюет! — вмешалась в разговор фрау Липпгарт. — Вы есть большой герой, — добавила она, чтобы польстить нашей национальной гордости. — Мы дойчше отшень мирный люди.

На этой минорной ноте ужин закончился, и все разошлись по своим комнатам. Настроение у меня было почти праздничное. Все пока складывалось удачно и почти счастливо: Аля жива и здорова, враги потеряли меня из виду, пирог с капустой удался, соседи симпатичны и безобидны, оставалось одна проблема — найти пропавшего Ивана.

К сожалению, в спешке нашего расставания, мы не успели договориться о месте встречи, на случай форс-мажорных обстоятельств. Осталось надеяться, что в двухсоттысячном городе, при желании и терпении, человека отыскать вполне возможно.

О своей дальнейшей судьбе я пока не задумывался. Все время возникали локальные проблемы, которые не позволяли строить какие-нибудь долгосрочные планы. Вот и теперь нормальному, безопасному существованию мешало отсутствие документов. При нынешних полицейских строгостях даже выбраться из города, не то что добраться до имения моего предка, Захаркина, было достаточно сложно. Пришлось бы обходить все посты и пикеты на дорогах. Путешествие же по «азимуту», лесами, было чревато встречами с разбойниками, бдительными помещиками, даже законопослушными крестьянами, сдающими властям бродячий люд, оказавшийся на их территории.

Наметив себе две ближайшие задачи: поиск Ивана и приобретение фальшивых документов, я уже засыпал, как вдруг за стеной раздался тихий, жалобный стон.

Глава шестая

Я находился в том состоянии, между сном и бодрствованием, когда реальность уже размыта, но и понимаешь, что это еще не сон. Стон, разбудивший меня, был слабым и жалостливым. Я прикрыл ухо пуховой подушкой, чтобы не мешали спать, и перестал его слышать, но он повторился уже более отчетливо и вырвал меня из дремы.

«Что это еще такое?!» — подумал я, садясь на постели. Однако больше никаких подозрительных звуков слышно не было, и я решил, что мне померещилось. Дом у немцев был мирный, двери надежно заперты на крепкие засовы, на окнах были надежные ставни, так что постороннему человеку попасть сюда было совершенно невозможно.

Я удобнее устроился в мягкой пуховой перине и снова начал засыпать, как за стеной вновь застонали. Теперь я понял, что звук шел из соседней комнаты, которую занимала Марья Ивановна.

Я быстро встал, стараясь не скрипеть деревянной кроватью, зажег свечу и поспешно оделся. За стеной опять застонали, и мне показалось, что я узнаю голос своей спутницы.

Сомнений в том, что ее разбойный братец Поликарп или кто-нибудь из его банды каким-то образом проник сюда и теперь пытает бедную женщину, у меня больше не было.

Сон окончательно прошел, и я спешно начал готовиться к нападению на противников. Как обычно бывает, пистолет лежал в комоде разряженным, и у меня ушло не меньше минуты, пока я оснастил его боезапасом. Дальше было нужно проверить, нет ли в коридоре засады и по возможности неожиданно напасть на разбойников.

Судя по рассказу Марьи Ивановны, их в банде должно остаться четверо, что для меня одного было многовато. Рассчитывать на помощь других жильцов пансиона смысла не было, чиновники были людьми мирными, с хилым телосложением, а курский помещик, судя по его внешности, отличался храбростью только в рассказах.

Я задул свечу, приготовил оружие и медленно, чтобы не скрипнули петли, начал открывать дверь в коридор. Там было совершенно темно, и ориентироваться можно было только на шорохи и интуицию.

Когда щель стала достаточно широкой, чтобы я мог в нее протиснуться, я оказался за своими дверьми. Никаких звуков, вроде дыханья притаившегося человека, слышно не было.

Прижавшись к стене, я начал медленно перемещаться в сторону комнаты Марьи Ивановны. Под ложечкой ныло, и пульс бешено колотился в висках. В любой миг я мог наткнуться на острие ножа или вспышку выстрела.

Из— за дверей моей спутницы снова раздался мучительный стон. Я замер на месте, ожидая, что если в коридоре кто-нибудь есть, он как-то отреагирует на этот звук. Однако здесь по-прежнему было тихо.

Наконец я добрался до нужной двери. Теперь наступал самый опасный и ответственный момент: стоило их приоткрыть, как меня немедленно обнаружат. Тогда останется только одно — стрелять первым. Здесь главное преимущество состояло только в быстроте реакции. У меня теперь была небольшая фора, я был подготовлен к нападению, а мои невидимые противники пока не подозревали о моем присутствии.

Нужно было на что-то решаться, и я осторожно нажал ручку замка. Дверь начала медленно открываться. Луч света проник из комнаты в коридор и осветил противоположную стену. Ни одного постороннего звука не раздалось рядом со мной. Вероятно, все противники были в комнате у Марьи Ивановны.

Я немного увеличил щель. Комната была слабо освещена лампой в одну свечу В секторе обзора людей видно не было. Я прижался к щели лицом и, как мог, осмотрелся. Удивительно, но ничего необычного вроде разбросанных вещей и предметов обстановки на полу не оказалось.

Чтобы увидеть кровать, которая стояла у тыльной стены, мне пришлось открыть дверь еще шире. Она в этот момент явственно заскрипела, и Марья Ивановна снова застонала. Теперь, когда я был рядом, в трех шагах от места преступления и практически в комнате, женский стон ударил по нервам так, что я едва не бросился ее спасать без всякой подготовки. Только в последний момент мне удалось совладать с эмоциями.

На всякий случай оглядев пустой коридор, который был достаточно освещен из комнаты, я приоткрыл дверь еще сантиметров на десять. Теперь можно было просунуть голову внутрь и, наконец, понять, кто пытает бедную женщину. Я встал так, чтобы случайным неловким движением не обнаружить себя раньше времени, и заглянул в комнату.

Удивительно, но и теперь никаких следов присутствия разбойников видно не было. Комната была слабо освещена, но рассмотреть аккуратно уложенную на креслах и стульях одежду я смог. Саму Марью Ивановну видно не было, кровать стояла спинкой к дверям, и она заслоняла вошедшему обзор на саму постель.

У меня мелькнула мысль, что я с нападением погорячился, и Марья Ивановна или заболела, или стонет во сне. Однако новый стон, еще более жалобный, чем прежние, опроверг такое предположение. Во сне так не стонут1 Он же заставил меня рискнуть и войти в комнату. Теперь, сделав всего два шага в сторону кровати, я увидел все!

Увы — это не братец Поликарп заставлял стонать бедную женщину, причина была совсем в ином. Бедную женщину отнюдь не пытали, а мучили иным, более традиционным способом.

— Ах, Жан, какой шарман! — неожиданно отчетливо произнесла моя спутница, но в противоречии такому оптимистичному заключению, опять застонала так болезненно, что у меня по коже невольно побежали мурашки.