Секс и эволюция человеческой природы - Ридли Мэтт - Страница 36

Это глава о соревновании Черной Королевы немного нового типа — о соревновании, которое создало красоту. Когда люди игнорируют все практические критерии выбора партнера (здоровье, достаток, совместимость, плодовитость), остается только этот весьма условный критерий. То же самое — и у других животных. У видов, самки которых не получают от своих партнеров ничего полезного, выбор, похоже, происходит по чисто эстетическому критерию.

Украшения и привередливость

Исследуемому животному, порой, хочется задать один вопрос. В переводе на людей он бы звучал так: ты женишься из-за денег, из-за желания стать родителем или из-за красоты партнера? Согласно теории полового отбора, многое в поведении и кое-что во внешности животных играет роль не для выживания, а для привлечения либо наилучшего партнера, либо максимального их количества. Иногда эти две задачи — выживание и завоевание партнера — вступают в конфликт. Этим занимался еще Чарльз Дарвин, хотя его взгляд на вопрос оказался необычно для него запутанным. Впервые он коснулся данной проблемы в «Происхождении видов», но позже написал книгу, целиком ей посвященную — «Происхождение человека и половой отбор»{198}.

Дарвин предположил: причина различий человеческих рас в том, что в течение многих поколений женщины каждой расы предпочитали партнеров одного с ними цвета кожи. Иными словами, не сумев объяснить, в чем может заключаться польза от того или иного цвета кожи, он предположил, что черные женщины предпочитают черных мужчин, а белые — белых. И постулировал это как причину различий, а не как следствие. Животные активно выбирают полового партнера подобно заводчикам голубей, которые выводят породы, позволяя воспроизводиться лишь тем линиям, которые им больше нравятся.

В своей расовой теории Дарвин почти 100 %-но пошел по ложному следу{199}, однако с идеей об активном выборе партнера все оказалось в порядке. Ученого интересовало, действительно ли причиной, по которой внешность многих животных и птиц стала такой яркой, разноцветной и бросающейся в глаза, оказался отбор самками определенных «линий» самцов. Наиболее яркие из них выглядят слишком странно, чтобы считать их внешность результатом простого естественного отбора — трудно вообразить себе, что яркость помогает им выжить. Вообще, все должно быть ровно наоборот: яркие особи должны быть более заметными для своих врагов.

Приводя в качестве примера павлина с его огромным хвостом, украшенным радужными «пятнами», Дарвин предположил: у этой птицы такой длинный хвост (вернее, удлиненные хвостовые перья) потому, что самки спариваются только с длиннохвостыми самцами. Он также заметил, что последние используют свой хвост при ухаживании. С тех пор павлин стал символом, талисманом и излюбленным объектом исследований полового отбора.

Почему самкам павлинов должны нравиться длинные хвосты? Дарвин мог ответить лишь одно: потому что я так сказал. Он, конечно, сказал это иначе: длинные хвосты им нравятся из-за врожденного эстетического чувства (не очень убедительный ответ, правда?). Причина того, что самки выбирают самцов, а не наоборот — в характерной для всего живого активной роли сперматозоидов и пассивной яйцеклеток: самцы соблазняют, самки соблазняются.

Из всех дарвиновских идей его мысль о причинах выбора самок оказалась для современников наименее убедительной. Натуралисты радостно приняли идею о том, что оружие самцов — например, рога — могло развиться для сражений за самку. Но при этом инстинктивно отвернулись от не слишком серьезной, на их взгляд, идеи о том, что хвост павлину необходим для соблазнения. Ученые хотели иметь точный ответ на вопрос, почему самки считают длинные хвосты привлекательными и какая для них в этом польза. Дарвиновская идея об активном выборе самок игнорировалась в течение целого века, и биологи буквально из кожи вон лезли, пытаясь найти другие объяснения странным украшениям самцов. Современник Дарвина Альфред Рассел Уоллес сначала считал, что любое украшение, даже хвост павлина, объясняется каким-нибудь хитрым способом камуфлирования. Позже он стал считать, что эти особенности являются просто выражением избытка жизненной силы самцов. А Джулиан Хаксли, занимавший в этой дискуссии доминирующее положение на протяжении многих лет, полагал: почти любое украшение или ритуальное поведение нужны, чтобы самки могли различать виды и выбирали для размножения партнера именно своего вида{200}. Натуралист Хью Котт (Hugh Cott) был настолько впечатлен яркой раскраской ядовитых насекомых, что предположил: все яркие цвета и кричащие аксессуары нужны для предупреждения хищников об опасности. Иногда так и есть. В амазонских лесах все виды бабочек используют единый цветовой код: желтый с черным означает, что они невкусные, голубой и зеленый — что они слишком быстрые для хищника{201}. В 1980-х новая версия этой теории была сформулирована для птиц и предполагала, что раскрашенные особи — самые быстрые летуны. И они специально демонстрируют свою раскраску хищникам — мол, я так быстр, что даже не пытайся меня поймать. Когда исследователь выставлял на жердочку в лесу разнополые чучела мухоловки-пеструшки, ястребы сперва атаковали невзрачных самок, а не разноцветных самцов{202}. Такое впечатление, что биологи были согласны на любую теорию — лишь бы только не предполагать, будто самки отбирают самцов по внешности, согласно своим предпочтениям.

И все-таки любой, кто увидит, как павлин демонстрирует себя самке, не сможет отделаться от навязчивого впечатления, будто его хвост как-то связан с соблазнением. В конце концов, именно так эта идея впервые и пришла в голову Дарвину: он-то был уверен, что самые яркие перья самцов нужны именно для ухаживания. Когда два самца дерутся или когда павлин убегает от хищника, хвост оказывается аккуратно сложен{203}.

Завоевать или соблазнить

Однако для доказательства того, что выбор самок все же работает, понадобилось нечто большее. У Хаксли имелась масса твердолобых последователей, считавших, будто украшения — лишь вопрос выяснения отношений между самцами. «Там, где был описан выбор самок, он играл вспомогательную и, возможно, менее значимую роль, чем конкуренция между самцами», — писал английский биолог Тим Холидэй (Tim Halliday), хотя шел уже 1983 год. Возможно, и нет никакой принципиальной разницы между самкой благородного оленя, соглашающейся спариться с самцом, завоевавшим гарем в сражении, и самкой павлина, соглашающейся спариться с самым красивым самцом{204}?

С одной стороны, действительно нет. Когда все самки павлинов выбирают одного и того же самого лучшего самца и когда самки благородного оленя безропотно принимают единственного самца-победителя, и те, и другие, в итоге, «выбирают» одного из многих. «Выбор» самки павлина является не более преднамеренным или осознанным, чем «выбор» самки благородного оленя. Просто первую не завоевали, а соблазнили. И у нее по поводу происходящего не возникает ни единой мысли — не говоря уж об осознании того, что она в настоящий момент совершает «выбор». Но многие ошибаются, думая, будто последний обязательно должен быть осознанным и активным. Поэтому некорректно говорить, что самки животных выбирают своих самцов (они не могут сделать это осознанно, основываясь на «рациональных» критериях){205}. Чтобы разобраться, придумаем для «завоевания» и «соблазнения» понятные человеческие аналогии. Одна крайность — два мультяшных пещерных человечка сражаются до смерти, и победитель просто перекидывает жену проигравшего через плечо и уносит. Другая — Сирано де Бержерак, надеющийся соблазнить Роксану с помощью одних лишь слов. Но между ними — тысячи промежуточных вариантов. Мужчина может завоевать женщину, соперничая с другими мужчинами, может соблазнить ее или, наконец, сделать то и другое одновременно.