Крах - Шевцов Иван - Страница 16

— Извините, я вас перебью: вы сказали о невыносимой жизни для большинства народа, и, как правильно сейчас заметили, это временное явление. Но вы-то, Танечка, не большинство. Вы избранное, при том вы лично редчайшее меньшинство. Вы не должны об этом забывать. Вас природа создала такой, редкостной, неповторимой. Вы заслуживаете хором, дворцов, а не этой, извините, халупы, напичканной добротными предметами. Такой диссонанс, что дальше некуда. Вот у вас шикарная чешская люстра. Но ей здесь тесно. Она не смотрится, она задыхается и вопит! И вы задыхаетесь, только не хотите в этом признаться. И Евгений не желает создать другую, достойную вас… — он хотел сказать «жизнь», но, сделав паузу, произнес: — обстановку.

Он вцепился в нее алчущим взглядом, глазами раздевал ее, разгоряченным воображением представлял ее в своих объятиях, умную, нежную, страстную. А она никак не хотела отвечать на его определенный, недвусмысленный взгляд и по-прежнему оставалась холодно-ироничной, недоступной.

— Вы смотрите на меня так, словно хотите сказать: «На чужой кровать рот не разевать», — попытался он сострить.

— Говорят «на чужой каравай», — поправила Таня.

— А это моя редакция.

— Евгений не может создать достойную жизнь для большинства народа, для которого демократы создали недостойную жизнь, — заговорила она с умыслом обострить разговор.

Он понял ее:

— Это камешек в мой огород, не так ли?

— А вы — демократ? — ненужно спросила Таня.

— Да, я демократ, и этим горжусь. А вы разве?

— Избави Бог, — быстро открестилась она.

— Так кто же вы? Патриотка?

— Поскольку общество наше делится на демократов и патриотов, то я — патриотка.

— Красно-коричневая? — весело заулыбался он.

— В этих цветах я не разбираюсь. Я люблю свой народ, свою страну, ее историю и ни на какую другую ее не променяю.

Ее слова похоже его покоробили — он кисло поморщился и взял бутылку с шампанским.

— Мы как-то сбились на политику. — сказал он и стал открывать, бутылку. — Это потому, что на сухую. У меня во рту пересохло. Я хочу этот первый бокал выпить с вами вдвоем и без свидетелей. За ваше очарование, за красоту, которую я встретил, возможно, впервые за последние двадцать лет, встретил случайно и был сражен, за ваше счастье, которого вы достойны, за будущее. — Он дотронулся своим искристым бокалом до ее бокала, хрусталь высек приятный звон. Он выпил лихо и до дна. А Таня лишь пригубила и поставила свой бокал на стол, заметив:

— А как же «Амаретто»?

— Да сколько можно ждать, когда стол накрыт, как сказал Антон Павлович Чехов. А между прочим, шампанское «Амаретто» не помеха, вполне совместимо. Но вы не пьете. Почему?

— Я не любительница шампанского.

— Тогда откроем «Хванчкару»… — И он потянулся к бутылке с вишневой этикеткой. — Лучше подождем…

— ?

— «Амаретто», — улыбнулась она.

Таню удивила и озадачила такая бурная атака, выходящая за рамки приличия, дифирамбы Ярового ее уже не забавляли, скорее бы возвращался Евгений, хотя не было уверенности, что в присутствии мужа гость умерит свой пыл.

Евгений явился без «Амаретто»: он был чрезмерно раздосадован, и Яровой даже попытался утешить его:

— Не огорчайся, мы с Татьяной Васильевной начали с Шампанского. И представь себе — оно не хуже «Амаретто». Присоединяйся к нам. — Он был преувеличенно возбужден, весел и суетлив. Открыл бутылку коньяка и налил в рюмку Евгения, — Мы тут пили за здоровье и счастье твоей очаровательной супруги, которую ты так долго скрывал от общества и которую держишь в черном теле. А этот тост я предлагаю выпить за тебя, Женя, за твое благополучие и успехи.

После второго бокала шампанского Яровой еще больше возбудился, овальное, упитанное лицо его зарделось, щелочки глаз излучали благодушную веселость, он стал покладист и говорлив. Наблюдавшая за ним Таня опасалась его излияний по ее адресу, но опасения оказались напрасными: Яровой поспешил сообщить Евгению, что в его отсутствие они с Татьяной Васильевной (не Танечкой) вели политический диспут.

— Мы выяснили, что у вас в семье, дорогой Женя, царит плюрализм.

— То есть? — не понял Евгений.

— Муж — демократ, жена — патриотка. Классический пример демократии в новой России. Только вот Татьяна Васильевна считает, что новая власть — явление временное. А я утверждаю: обратного пути нет. К власти пришли новые русские и уступать власть красно-коричневым мы не собираемся. Силовые структуры в наших руках. Я что, не прав?

— Конечно, прав, Анатолий Натанович, — согласился Евгений. — Запад победил, и это надо признать. Возврат к прошлой дикости, тоталитаризму невозможен.

Эти слова мужа больно задели Таню: подыгрывает гостю или окончательно перестроился?

— А если в результате выборов к власти придет оппозиция и президентом будет избран, например, Зюганов, Зорькин или Бабурин? — сказала Таня.

— Такое исключено, — живо подхватил Евгений. — Красно-коричневым ни за что не набрать большинства голосов. Против них восстанет телевидение, газеты. Их с ног до головы обольют дерьмом.

— Да уже обливали, а они прошли в Думу. И не мало: те же Зюганов, Бабурин — парировала Таня.

— Это разные вещи, — мрачно проговорил Яровой. После шампанского и трех рюмок коньяка он заметно захмелел и как-то обмяк. Глаза покраснели, в них появился зловещий блеск. — В Думу прошли, а в президенты их просто недопустим. Президентом будет наш человек. Иначе все прахом.

— Это кто же: Ельцин, Гайдар? — спросила Таня.

— Не-ет, ни в коем разе, — брезгливо поморщился Яровой. — Эти господа — вчерашний день. Эти мавры свое дело сделали.

— А кто тогда? У вас нет ярких лидеров, — настаивала Таня.

— Есть лидеры, — подал голос Евгений. — Явлинский, Шахрай, Черномырдин.

— Ни тот, ни другой, ни третий, — Яровой решительно замотал склоненной над рюмкой головой. рыжий чуб его взъерошился. — За них не будут голосовать массы. А нам надо голоса масс. Нужен человек, чтоб был приемлем и нам и оппозиции. Нужен архипатриот. — Он сделал внушительную паузу и заговорщицки уставился на Таню. — Понимаете, прекрасная леди, — архипатриот?