Голубой бриллиант - Шевцов Иван - Страница 25

— Мне мама рассказывала, что у вас много интересных работ. Она в восторге.

Алексей Петрович понял намек и решил не упускать момент:

— Не доверяйте рассказам других. Лучше лично удостовериться. Заходите в любое удобное для вас время. Я почти всегда дома. Иногда выхожу за хлебом.

— Спасибо за приглашение, я им обязательно воспользуюсь, — охотно и с готовностью ответила Маша.

— И не откладывайте в долгий ящик. А то у меня глина сохнет, — говорил он уже весело и непринужденно.

— Глина? Что за глина?

— Из которой я буду лепить ваш портрет.

— Мой портрет? Это даже любопытно. Только стоит ли тратить глину на личность, которая не представляет общественный интерес. — В веселом голосе ее он уловил кокетливые нотки и желание продолжать телефонный диалог.

— На личность — всегда стоит и даже необходимо. А вы — личность.

— Личность разве что для глины. «Какой чарующий голос», — подумал он и попытался представить ее улыбку и умные глаза.

— Глина — это начало всех начал. А конец — мрамор.

— И как вы назовете мой портрет? Мамин вы назвали «Первая любовь», а мой?

— Название найдем. Это не проблема.

— «Последняя любовь»? — услышал он смеющийся озорной голос и внутренне вздрогнул, потому что мысленно подумал то же самое еще до того, как она, конечно же шутя, произнесла эти два бросавшие его в дрожь слова. Так они к обоюдному удовлетворению непринужденно проболтали минут двадцать, наконец Маша с решительной готовностью сказала:

— Итак, до встречи?

— Обещайте, что она состоится в самое ближайшее время? Не забывайте, что глина быстро сохнет.

— Обещаю и не забываю.

— Так, может, завтра? — с мальчишеским энтузиазмом предложил он.

— Какой вы скорый?

— Но ведь глина… — весело и шутливо выпалил он.

Поговорив с Машей, Алексей Петрович в состоянии неожиданного душевного взлета, словно окрыленный вошел в свой «цех» и остановился перед «Девичьими грезами». Он уже представлял себе, как будет выглядеть Маша в этой композиции, ее осененное мечтой одухотворенное лицо, полное внутреннего огня и страсти, тонкие трепетные кисти ее рук. Маша — это чудо женского совершенства, обаяния и красоты. Он не понимал, не хотел признаться, что совсем не знает ее, что видел всего один раз и то мельком, как иногда встретишь на эскалаторе метро движущееся навстречу очаровательное лицо юной феи. И потом эта странная, пусть даже шутливая фраза — «Последняя любовь». Как понимать ее? А ее голос, этот звенящий неторопливый колокольчик, ее непринужденная, свободная речь как плавное журчание серебряного ручья — все это пьянило его воображение, и он уже предвкушал удовольствие, с которым будет лепить ее образ. Нет, не образ, а лик.

«Что это со мной, почему я так возбужден?» — спрашивал самого себя и боялся ответа, запрятанного глубоко в недрах молодой, еще не растраченной души. Потом включал магнитофон, садился в кресло и, сцепив руки на затылке, слушал с упоением любимого им Бориса Штоколова:

Он вспомнил недавний сон, встречу со знакомой незнакомкой. Это было после того, как его мастерскую посетила Лариса Матвеевна. Незнакомка была похожа на Машу. И вот теперь ее звонок и такой приятный разговор. Его охватило необузданное веселье, чувство радостного ожидания, когда фактор возраста начисто исчезает, отсутствует, а сердце и разум вступают в конфликт. Разум хотел видеть в Маше только модель, натурщицу для незаконченной композиции «Девичьи грезы», сердце жаждало большего: встречи с женщиной, перед которой становятся на колени, оно жаждало любви.

Владыку Хрисанфа в последние дни одолевали глубинные сомнения. Сумятица противоречивых мыслей поселилась в нем после встречи с генералом Якубенко у Иванова. Откровенные высказывания генерала о патриархе, об Александре Мене, о митинговом пасторе-депутате, которого Алексей Петрович назвал «рыжей крысой», заставили епископа Хрисанфа задуматься серьезно над тем, что происходит в нашей стране в целом и в частности в жизни русской православной церкви. Хрисанф, как и большинство его коллег, благосклонно встретил перестройку, которая открывала для деятельности духовенства широкие, даже ничем не ограниченные просторы. Атеизм, безбожничество осуждалось в высших сферах власти, и главный партийный идеолог Александр Яковлев демонстративно нанес визит в Оптину пустынь. Правда, сведущие духовные иерархи помнили и другое, как тот же самый Яковлев в минувшие годы с губельмановской яростью насаждал и усиливал антирелигиозную пропаганду, жестоко расправлялся с редакторами тех изданий, которые отваживались печатать фотографии православных храмов — памятники отечественного зодчества. И старший коллега тогда еще архимандрита Хрисанфа, а нынешний митрополит в частной беседе обронил по адресу оборотня Яковлева презренное слово «Иуда». Но тем не менее многие патриотические газеты и журналы отводили целые страницы деятельности церкви. Как в открытые шлюзы хлынули верующие в храмы и в ранее отправлявшие службу и вновь открытые. Словом, церковь получила полную свободу и независимость от властей, хотя формально еще оставалась отделенной от государства. Духовенство ликовало. А некоторые из них, вроде «рыжей крысы», пробравшиеся даже в советы, экстремистски витействовали, вообразив себя апостолами свободы, крушили все подряд под флагом демократов. Досталось от них не только отечественной истории, но и своим коллегам архиереям высшего ранга, членам священного синода. Впрочем, еще раньше, в годы, когда в Китае вдову Мао Дзе Дуна и ее ближайшее окружение клеймили «бандой четырех», наши церковные диссиденты и, прежде всего «рыжая крыса», «бандой четырех» окрестили постоянных членов священного синода, то есть верхушку православного духовенства.

Совсем недавно безбожники в одночасье превращались с истовых верующих с такой же поспешностью и энтузиазмом, как некоторые партийные боссы объявляли себя убежденными и воинствующими демократами. Это конъюнктурное превращение вызывало в душе епископа Хрисанфа неприязнь и возмущение. «Иуды», — повторял он сказанное митрополитом слово по адресу Яковлева. Даже хуже Иуды: тот, предав учителя, под Давлением пробудившегося раскаяния нашел в себе мужество повеситься. У этих — Яковлевых-Горбачевых совесть не пробудится, потому как ее у них никогда не было. Владыка Хрисанф многого ожидал от власти демократов, не для себя — для народа. На Ельцина он надеялся до последнего времени и был не согласен с генералом Якубенко, который считал президента России Иудой номер один. Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе в реестре Дмитрия Михеевича шли под номерами два три, четыре. Но надежды епископа оказались иллюзиями: Горбачев и Ельцин, которым он искренне симпатизировал, привели страну к катастрофе. Встреча с генералом Якубенко заставила владыку новыми глазами посмотреть на многие явления, происходящие в жизни нашего общества, в том числе и церковной. О встрече в мастерской Иванова епископ поделился с митрополитом, с которым его связывала давнишняя дружба и доверительные отношения. И оказалось, что митрополит как и генерал, считал Александра Меня иудаистским или сионистским — это, в общем, одно и то же — агентом в русской православной церкви, и что у Меня есть последователи как среди рядовых священников, так и среди архиереев. Брожение и смута в обществе не могли отразиться на жизни церкви. Появились любители половить рыбку в мутной воде, ослабить или воспрепятствовать влиянию церкви на духовное возрождение России, посеять разлад и хаос в умах верующих путем беспардонной лжи, мерзких инсинуаций в сионизированных средствах информации. Нередко и патриотические издания, которых можно сосчитать по пальцам, не разобравшись в существе и будучи некомпетентными в делах церковных, легко клевали на подброшенные врагами православия фальшивки. И не только иудаисты и Ватикан ведут активную подрывную деятельность, распространяя слухи о связях духовенства с КГБ, этими нечистыми играми занимается и зарубежная русская православная церковь, раскольники из так называемой «катакомбной церкви», возводящие хулу на покойного патриарха Сергия. И всемирный совет церквей со своим штабом в Женеве неустанно проповедуют экуменческие идеи, которые способствуют расколу в русской православной церкви, ослабляют ее плодотворное влияние на общество, одурманенное сионистской пропагандой, « уже не в состоянии разобраться, где правда, а где ложь, потому что наторенные в многовековой лжи бесы умеют искусно выдавать себя за ангелов, якобы только и пекущихся о благе народа. А на самом деле эти оборотни подобно вампирам пьют кровь доверчивых людей труда. Сегодня для прикрытия своей русофобской сущности, антирусского нутра они маскируются словами „Россия“, „русский“, а под этими масками скрываются матерые сионисты и их подлые, продажные лакеи. Посмотрите названия их газет: „Россия“, „Российская газета“, „Русский курьер“ — там русским духом и не пахло, их страницы пропитаны ядом русофобии, и русскому человеку, рядовому читателю, не так просто понять, что „Русский вестник“ и „Советская Россия“ — это вестники подлинной правды, а „Русский курьер“ — разносчик мерзкой лжи.