Назад в юность. Дилогия (СИ) - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 54

— Вот как сейчас плюну на вас — и с нами будете лечиться!

Оба служителя порядка резко отпрыгнули назад и со словами:

— Да ну ее, нам и этих хватит, — отправились в отделение.

Мы же с Сережкой, устав от смеха, пошли обратно, надеясь, что нам наконец-то удастся поспать.

* * *

Пятый курс начался уже привычной рутинной учебой. Работу я по-прежнему не бросал: она не очень утомляла меня и служила достаточным подспорьем для нашей семьи. Жили мы скромно, без изысков, так как ходить к родственникам за деньгами не очень хотелось. Мне было хорошо и надежно с Аней, и я надеялся, что ей так же хорошо со мной. О будущей разлуке я пока не очень задумывался, хотя Аня иногда начинала беспричинно лить слезы, напоминая мне свой прошлый школьный образ плаксы.

На пятом курсе пора было определяться с выбором профессии, потому что на шестом курсе уже шла специализация. Я был весь в сомнениях: остаться, как в прошлой жизни, хирургом или все-таки, учитывая пожелания Чазова, заняться кардиологией. Но потом все же подумал, что лучше выбирать профессию, в которой уже был когда-то хорошим специалистом. На пятом курсе начался и цикл так ожидаемой мною психиатрии. Наша декан, которая раньше вела этот цикл и очень хорошо ко мне относилась, уже была на пенсии, и курс возглавил довольно молодой доцент Михаил Львович Дворкин.

Я до этого ни разу не был в нашей психиатрической больнице. Когда мы туда пришли, я был поражен этим жалким зрелищем. Среди одноэтажной деревянной застройки начала века на берегу Онежского озера стояло несколько таких же зданий больницы, пара из них — двухэтажные. Рядом с больницей пациенты в унылой больничной униформе пилили дрова под зорким присмотром санитаров. После больницы Скворцова-Степанова в Питере, которая представляла собой целый больничный городок, где я занимался в прошлой жизни (правда, там здания, пожалуй, были еще более древние), наша энская больница казалась пародией на учреждение здравоохранения. Тем не менее и в ней лежали такие же больные, нуждающиеся в лечении и присмотре.

Михаил Львович, к моему удовольствию, оказался фанатом гипноза. Я благоразумно старался не выказывать слишком большого интереса к этой теме и воздействовал на нашего преподавателя опосредованно, через девчонок, которым я теперь мог внушить такое любопытство очень легко. Михаил Львович, как большинство достаточно молодых людей, легко поддавался женским просьбам и неоднократно устраивал сеансы гипноза в присутствии нашей группы. Надо сказать, не всегда они ему удавались. Но он потом проводил с нами разбор, где мы размышляли над причиной такой неудачи. Никто из наших девушек такой проблемой не увлекся, и вообще все они просто мечтали побыстрее закончить этот цикл и не сидеть под замком в запертых помещениях, слушая навязчивые комплименты больных, а иногда получая и более непристойные предложения, высказываемые, по-моему, просто с целью напугать молоденьких студенток. Мне же хотелось, чтобы этот цикл длился по принципу «чем дольше, тем лучше», потому что изучать самостоятельно такую дисциплину слишком сложно, даже при большом желании.

Одна из наших девушек, работавшая по ночам медсестрой в терапевтическом отделении, где-то прикупила тогда еще редкий медицинский халат из нейлона и очень гордилась им. Носила его на работу и на занятия, не снимая, хотя он отличался очень хорошей прозрачностью. Косметика у нее тоже соответствовала халату. Михаил Львович еще в первое занятие предупредил ее, что так одеваться в психиатрической больнице нельзя, но на следующий день студентка пришла в таком же виде. Во время перерыва в занятиях она неосторожно пошла одна через отделение, где ее подхватил на руки восхитившийся ее откровенным видом паренек и понес к себе в палату. А там положил на кровать и начал снимать все немногочисленные тряпочки, а остальные четырнадцать человек в этой палате столпились вокруг и помогали советами.

Хорошо, что вопли студентки услышали санитары. Прибежав, они освободили ее, уже почти полностью раздетую, из рук больного, который, получив в глаз от санитара, даже особо не расстроился, а хвастался всем, как ему сегодня повезло.

Михаил Львович, грустно рассматривая остатки такого красивого раньше халата, сказал:

— Ведь я же вас предупреждал, что нельзя ходить в таком виде в палатах и провоцировать больных. Еще раз посмотрите, как одет наш персонал.

— А что же, этому подонку ничего за это не будет? — всхлипнула пострадавшая.

— А что ему должно быть? — удивился преподаватель. — Он ведь не виноват в случившемся, виноваты его болезнь и ваша легкомысленная одежда. Так что ничего ему не будет, продолжит лечиться, как и все. Он ведь лежит второй день всего, так что у вас будет возможность посмотреть на него через месяц.

И действительно, ближе к концу цикла к нашей Зое подошел молодой человек и, засмущавшись, просил у нее прощения за содеянное.

Однажды наш преподаватель показал нам больную и попросил нас поговорить с ней, а потом высказать свои соображения.

По негласному правилу первый сбор анамнеза больного ложился на меня. А девушки уже потом включались в беседу и задавали дополнительные вопросы.

Я начал подробно расспрашивать больную о самочувствии, собрал анамнез жизни, все как полагается при сборе сведений у больного с психическим заболеванием. Мы продолжали разговаривать с больной, все больше приходя в недоумение, зачем нам Дворкин сказал поговорить с ней. Обычная женщина сорока лет, двое взрослых детей, работает штукатуром на стройке, получает приличную зарплату. Никаких галлюцинаций, бреда мы у нее выявить не могли. И оставались в недоумении до прихода Дворкина.

— Ну как успехи в постановке диагноза? — обратился он к нам.

На что мы могли только развести руками.

Дворкин, улыбаясь, обратился к больной:

— Скажите, Настасья Петровна, как вы оказались в Энске?

Та, улыбаясь в ответ, поведала:

— А я не знаю. Шла домой после работы и вдруг смотрю — стою на шоссе. Я остановила грузовую машину и спросила водителя, где я нахожусь. Он мне сказал, что я в двадцати километрах от Энска. Вот я и попросила его подвезти меня до города. Ни сумки, ни денег у меня не было, но парень хороший, он меня и так подвез. Ну а в городе я обратилась к милиционеру, а он меня сюда привел.

Тут Дворкин ее прервал:

— Настасья Петровна, скажите, пожалуйста, будущим врачам, а где вы живете?

Та, вновь улыбнувшись, сообщила:

— Я живу в городе Энгельсе Саратовской области, там и работаю.

Мы в удивлении уставились друг на друга.

Дворкин отпустил больную и начал свои объяснения:

— Товарищи студенты, мы сегодня начинаем изучение эпилепсии, и я воспользовался очень редкой возможностью показать вам больную эпилепсией, у которой был эпизод сумеречного изменения сознания, или, как еще называют это состояние, проявления амбулаторного автоматизма. Она ведь ушла из дома месяц назад, в Энгельсе ее разыскивают милиция, родные. А она только три дня как пришла в себя. Но заметьте, больные в состоянии измененного сознания довольно часто для окружающих ведут себя как обычные люди, отвечают на вопросы, могут что-то рассказывать. Но когда они осознают себя, то не помнят ничего из того, что делали. А эта женщина в нашей больнице ожидает мужа, который скоро за ней приедет. Мы передадим все данные на нее в тамошний психиатрический диспансер, и она будет получать соответствующее лечение. Кстати, такие больные с сумеречным сознанием представляют немалую сложность для судебно-психиатрической экспертизы. Испытывая галлюцинации и изменения настроения, они иногда способны на страшные поступки. Мы знаем не один случай, когда любящий отец или мать, ну или еще кто-то, внезапно обнаруживали себя в комнате с топором в руках, а вокруг лежали убитые родственники. Они начинали звонить в милицию и объяснять, что кто-то убил их родственников, и очень удивлялись, когда их арестовывали за это преступление. Если у этих людей была эпилепсия в анамнезе, то диагноз обычно не представлял большой сложности, но если ранее такой больной у нас не наблюдался, то для экспертизы необходимо длительное стационарное наблюдение. Сегодня я покажу вам еще одну больную эпилепсией, и вы посмотрите, как она отличается от предыдущей больной. Болеет она уже долгие годы, и у нее в достаточной мере выражен эпилептоидный тип характера. Она лечится у нас уже много лет, была на спецлечении по приговору суда за убийство четырех человек. Вот вы побеседуйте с ней и попросите рассказать о преступлении.