Клошмерль - Шевалье Габриэль - Страница 24

Мы предпочли бы обойти молчанием эти предосудительные шалости. Но они оказали немалое влияние на события, которые произошли в Клошмерле. Впрочем, вся история человечества заполнена подобными проказами, альковными подвигами, всяческими безобразиями, невольно предопределившими великие события и гигантские катастрофы. Герцог Лозен прятался под кроватью, подслушивая королевские вздохи, чтобы перехватить в интервалах страсти тайны государственной важности. Екатерина Великая, беспокоясь о потомстве дома Романовых, поручила одному из любовников проделать операцию интимного свойства над своим державным супругом. Позднее она добилась и того, что новый консорциум любовников предал вышеупомянутого супруга насильственной смерти. Нерешительный монарх Людовик XVI коротал время за всякой чепухой вместо того, чтобы активно заниматься своей Марией-Антуанеттой. Молодой генерал Бонапарт, с худощавой фигурой и трагической бледностью на лице, сделал карьеру благодаря изменам своей Жозефины: если бы креолка не имела таких политичных бёдер, гений её мужа никогда не смог бы реализоваться. А что касается всевозможных принцев, предававших мир огню и мечу ради прекрасных глаз какой-нибудь дурёхи (необязательно принцессы), то имя им – легион: поводом для Троянской войны послужила случка. И всё это, в сущности говоря, не было ни более серьёзным, ни менее непристойным, чем выходки наших юнцов.

Итак, события в Клошмерле продолжали развиваться. В глубине «Тупика монахов» Жюстина Пюте, исподтишка наблюдавшая за тем, что не имело к ней ни малейшего отношения, заметила предметы, открытые самым простодушным образом и тем не менее оскорбительные для её глаз. Обнаружив своё присутствие, Жюстина Пюте, вероятно, могла бы навести порядок. Но старая дева вознамерилась извлечь из этих невинных эпизодов материал для скандала. Её манёвр, перешедший в деревенскую буффонаду, обратился против неё самой. Преступные предметы агрессивным образом преумножались и теперь демонстрировали себя с бодрой отвагой юности. Отныне все узнали, что старая дева присутствует на этих спектаклях, несовместимых с её положением, и вся округа весело потешалась над ней. Старая дева чувствовала себя глубоко уязвлённой. Унижение она ещё могла перенести. Но были вещи и посерьёзней: отныне одинокая жизнь затворницы стала для неё невыносимой. Случается, люди добродетельны по собственному выбору: существуют добродетели, основанные на раскаянии, унынии или безнадёжности. Но добродетель Жюстины Пюте не была следствием дилеммы, ибо её физическое безобразие не предоставляло ей права свободного выбора. Жестокое предначертание судьбы сделало её старой девой, и никто не мог сказать, страдала она от этого или нет. Существу, лишённому привлекательности, отказывают решительно во всём, вплоть до жалости. Там, где обитатели Клошмерля видели только безобидную шутку, быть может, имела место травля. И травля бесчеловечная. Жюстина Пюте умела подолгу переносить своё одиночество, так как заставляла себя забывать о том, что служит связующим звеном между мужчиной и женщиной. И когда это забвение сделалось невозможным, одиночество старой девы стало поистине невыносимым. По ночам Жюстину Пюте томил горячечный бред, перед ней проносились нечестивые видения. Целые процессии бесстыжих самцов дефилировали перед ней, непристойно склонясь над её девственным ложем. Она просыпалась в холодном поту, одинокая, как всегда. Её воображение, умиротворённое прилежным благочестием и многолетними молитвами, теперь разбушевалось с новой силой, которая всё преломляла по-своему и причиняла старой деве ужасные муки. Измученная Жюстина Пюте решила сделать последнюю попытку и отправилась к самому Пьешю.

7

КЛОШМЕРЛЬ РАЗМЕЖЕВАЛСЯ

Вот уже две недели мэр ожидал этого визита. У него было достаточно времени, чтобы подготовиться и разыграть удивление.

– А, мадемуазель Пюте! – воскликнул он. – Вы, наверное, пришли поговорить о благотворительных делах? Сейчас я позову жену.

– Я хочу поговорить с вами, господин мэр, – твёрдо ответила старая дева.

– Со мной, в самом деле?.. Ну что ж, заходите. Он проводил её в свой кабинет и предложил сесть.

– Вам известно, что сейчас происходит, господин мэр? – спросила Жюстина Пюте.

– Что вы имеете в виду, мадемуазель?

– «Тупик монахов».

– А что, мадемуазель Пюте? Там происходит что-нибудь необычайное? Первый раз слышу. Может, вы что-нибудь выпьете, мадемуазель? Стаканчик вина? – предложил он старой деве, прежде чем сесть в кресло. – Так редко имеешь возможность вас угостить… Может быть, сладенького? Моя жена сделала такую наливку из чёрной смородины… Пальчики оближете!

Он вернулся с бутылкой и наполнил стаканы.

– Ваше здоровье, мадемуазель Пюте! Что вы скажете об этой смородине?

– Первый сорт, господин мэр, высший сорт!

– Не правда ли? Эта наливка хорошо выдержана. Лучше не сделаешь. Так что вы говорили о «Тупике монахов»?

– Разве вы совсем не в курсе дела, господин мэр?

Бартелеми Пьешю развёл руками.

– Моя дорогая мадемуазель, меня не хватает на все дела. Мэрия, всякие бумажонки. То один, то другой приходит за советом, а то разбираешь споры. Виноградники, непогода, заседания, поездки. Уверяю вас, мадемуазель, меня не хватает на всё! И я знаю гораздо меньше, чем последний горожанин, который занимается только собственными делами. Проще будет, если вы всё расскажете мне сами.

Старая дева заёрзала на стуле и, устремив взор к паркетным клеткам у своих ног, ответила:

– Это довольно трудно объяснить.

– Но о чём же всё-таки речь, мадемуазель?

– О писсуаре, господин мэр.

– О писсуаре?.. А в чём дело? – спросил Пьешю, забавляясь смущением старой девы.

Жюстина Пюте призвала на помощь всё своё мужество.

– Господин мэр, некоторые мужчины делают рядом.

– Вот как? – удивился Пьешю. – Разумеется, лучше бы им заходить внутрь. Но должен сказать следующее: в те времена, когда у нас ещё не было писсуара, все мужчины делали это снаружи. Теперь большинство заходят внутрь. Прогресс налицо.

Жюстина Пюте всё ещё не поднимала глаз. Казалось, она сидела на острие ножа. Наконец, она решилась:

– Это ещё не самое страшное, господин мэр. Некоторые мужчины при этом показывают…

– Показывают, мадемуазель Пюте?

– Да, показывают, господин мэр, – ответила с облегчением старая дева, думая, что теперь её поняли.

Но Пьешю с огромным удовольствием поворачивал старую деву на сковородке её стыдливости. Приподняв шляпу, он почесал затылок.

– Я вас не совсем понимаю, мадемуазель Пюте… Что же они показывают?

Жюстина Пюте должна была испить до конца горькую чашу позора.

– Всё своё хозяйство, – сказала она тихо и с чувством глубочайшего омерзения.

Мэр разразился громким хохотом, – смехом добродушным и откровенным, которым смеются, узнав о чем-нибудь невероятно нелепом.

– Забавные вещи вы мне рассказали! – сказал он, как бы желая извиниться. Затем снова стал серьёзным и невозмутимым. – Что ещё, мадемуазель Пюте?

– Ещё? – прошептала старая дева. – Но это всё.

– Ах, всё? Отлично!.. Ну и что вы хотите этим сказать? – сухо спросил Пьешю.

– Как, что? Я пришла жаловаться, господин мэр. Это же скандал. В Клошмерле покушаются на нравственность.

– Позвольте, мадемуазель! Давайте-ка уточним, – сказал мэр серьёзным тоном. – Ведь не хотите же вы сказать, что все мужчины Клошмерля ведут себя неподобающим образом? И потом речь идёт о жестах невольных, случайных?

– Напротив, они делают это нарочно.

– Вы в этом уверены, мадемуазель Пюте? Но кто же это? Старики, молодёжь?

– Молодёжь, господин мэр. Это банда Фаде, хулиганьё из кафе «Жаворонок». Я их хорошо знаю. Все они заслуживают тюрьмы.

– Как вы спешите с выводами, мадемуазель! Для того чтобы людей можно было арестовать, необходим состав преступления и доказательства. Заметьте, я не отказываюсь покарать виновных. Но представьте мне доказательства. У вас есть свидетели?