Черный полдень - Корнев Павел Николаевич - Страница 58

— Что происходит? — догнал я Веру только на первом этаже, где в закутке у входной двери была навалена куча какого–то старья.

— Потом, — сунула мне девушка в руки непонятно чем набитый мешок и поставила на колесики рваную клеенчатую сумку. — Все вопросы потом.

— Когда? — Вслед за Верой я вышел из подъезда и забросил мешок за спину.

— Потом. — Сгорбившаяся девушка потащила за собой нещадно скрипевшую сумку. — Да не иди ты, будто аршин проглотил! Согнись.

— Спина болит. — Я все же последовал ее совету и невольно начал припадать на правую ногу. Черт! Пятку отбил. Шок прошел, вот и закрутило. Как бы связку не потянул…

Девушка ничего не ответила и направилась по тропинке к проспекту Терешковой. Перестрелка у общаги к этому времени уже затихла, но получившие чувствительный щелчок по носу дружинники еще не успели оцепить район. Как–то они халатно к делу подошли…

— А парни как? — проводил я глазами промчавшуюся мимо нас «газель» с синей полосой и беззвучно сверкавшей мигалкой на крыше.

— Не маленькие, — не отрывая взгляда от земли, буркнула Вера. — По сторонам не глазей и иди медленней…

Этот совет тоже был не лишен смысла, и я попытался приноровиться к темпу девушки. Если уж из себя помоечников строим, не стоит с гордо поднятой головой по улицам вышагивать. Тем более, оживление в районе началось нешуточное. Мало того, что только–только получившие приказ дружинники потянулись в район общаг, так они еще останавливать и обыскивать всех подряд в возрасте от пятнадцати и старше начали. А на нас вот даже не глянул никто. Привыкли, видать, что к старьевщику со всего Форта бомжи таскаются.

Странное дело: если такую операцию планировали, подкрепление куда более оперативно подтянуться должно было. И район заблаговременно блокировать могли. Боялись спугнуть? Да ну, ерунда. Столько дружинников на улице, никто бы десятку–другому бездельников не удивился. А вот если нас СВБ вычислила, тогда все более–менее понятно становится. Ясно, что местный околоток они в известность не поставили и сейчас времени на объяснениях потерять должны немало.

Мы перешли через проспект Терешковой, и я снова пристал к девушке с расспросами, но она лишь отмахнулась и ускорила шаг. Теперь Веру мало волновало соблюдение конспирации, и такое впечатление, моя спутница боялась куда–то опоздать. Вон как впилила!

Я плюнул на все эти непонятки и, хромая, бросился вдогонку. Правая пятка болела все сильнее, глаза давно слезились от заливших Форт лучей лазурного солнца. К тому же с каждой минутой становилось все холоднее и холоднее, а стегавший по лицу ветер мало того, что был ничуть не ласковей наждачной бумаги, так еще и едва не валил с ног. Закашлявшись, я наглотался морозного воздуха и с трудом успокоил сбившееся дыхание. Сейчас точно сдохну…

— Долго нам еще? — какое–то время спустя все же поинтересовался я у Веры. Понимаю, что мы специально по району кружим, но сил уже нет. Сейчас в сугроб свалюсь и больше не встану.

— Пришли. — Вера последний раз огляделась по сторонам и направилась к двухэтажному бараку.

— Куда пришли? — уточнил я. Район здесь, мягко говоря, не самый респектабельный. Не то чтобы исключительно отбросы общества обитают, но от северной окраины он не так уж далеко и ушел. Все верно — дома старые, работать поблизости негде, до Южного бульвара, Красного проспекта или проспекта Терешковой топать и топать. Арсенал, вроде, к северу, но кто там работу нашел, давно поближе перебрался. Вот и получается, что в этой дыре всякие сомнительные личности околачиваются. Ну и те, кому идти уже некуда…

— Подайте, люди добрые, — выскочивший навстречу нам доходяга в залатанном пальто, накинутом прямо на грязную майку, моментально сориентировался и протянул руку. — Трубы горят…

— Бог подаст, — хрипло отшила его Вера и зашла в подъезд.

Давно небритый мужик хотел ругнуться, но решил со мной не связываться и, запахнув пальто, куда–то побежал. Не иначе к распивочной, которую мы пару минут назад прошли. Вот ведь люди — Форт в осаде, чрезвычайное положение, дружинники на каждом углу, на небе два солнца, холод такой, что плевки в полете замерзают, а если трубы горят — горы свернем, но опохмелимся.

Напоследок оглянувшись по сторонам, я заскочил в подъезд и сморщился от вони. Да и лишенный обоняния человек сто раз бы подумал, прежде чем останавливаться здесь на ночь: на полу валялись использованные одноразовые шприцы и бутылочные осколки, желтели потеки замерзшей мочи и бурые пятна высохшей крови. В дальнем конце коридора кто–то на повышенных тонах выяснял отношения, а сверху доносился какой–то стук.

Я вытер ладонью хлюпавший нос, перекинул мешок на другое плечо и начал подниматься по лестнице на второй этаж.

— Открой, Нюрка! Открой! — Колотивший в дверь бородатый мужик осклабился при виде Веры и даже попытался ухватить ее за рукав. — Эй, сестричка…

— Отвали, убогий, — оттер я его в сторону свисавшим с плеча мешком. — Нам братики без надобности.

— Гордые! — дыхнул перегаром скрививший губы бородач и заголосил: — Нюрка! Открывай! Открывай, ядрен батон!

Вера спокойно прошла по коридору и толкнула заскрипевшую дверь. Я дождался, пока она зайдет в квартиру, и только после этого двинулся следом. Обратил внимание, что косяк и дверные петли выламывали, судя по всему, неоднократно, кинул на пол опостылевший мешок и сунул ГШ-18 обратно в кобуру.

На кухне Ветрицкий, сидевший на каком–то драном коврике у раскаленной буржуйки, заматывал опухшее запястье чистым бинтом. При нашем появлении он убрал лежавший под рукой пистолет в карман.

— Напалм где? — заглянув в комнату, Вера вернулась на кухню.

— Не было пока. — Парень даже не посмотрел на нее.

— С ним все в порядке?! — забеспокоилась девушка.

— Скорее всего, — флегматично ответил Николай и попросил меня: — Дверь закрой, квартиру выстудишь.

— Было бы что выстужать. — Я кое–как прикрыл шатавшуюся дверь, сбросил опостылевший плащ и вытер лицо рукавом фуфайки.

— Что значит, скорее всего? — зашипела Вера. — Вы не вместе были?

— Он раньше ушел. — Ветрицкий закончил с перевязкой и отрезал ножом бинт. — Придет, никуда не денется…

— Пожрать есть чего? — принюхался я и с сожалением понял, что жареной картошкой тянуло из коридора.

— Три корочки хлеба, — кивнул на подоконник Николай.

Я прошел на кухню. Вместо стекла в оконную раму был вставлен лист фанеры, и холодом с улицы тянуло весьма ощутимо. Обзора опять–таки никакого…

На подоконнике лежала черствая краюха. Я откусил и сморщился: разве ж это еда?

Вера скинула пальто на ржавую кухонную мойку.

— Сейчас приготовлю что–нибудь.

— В туалете ведро стоит, — неправильно истолковал мой блуждающий взгляд Ветрицкий.

— Где ж ему еще стоять? — усмехнулся я, разглядывая мятую буржуйку, сооруженную из какого–то ржавого бачка. — Нет, просто думаю, с какой помойки это все сюда притащили?

— С ближайшей, с какой еще? — Вера поставила на печку чайник и указала мне на оставленный у двери мешок. — Неси сюда.

— На фига?

— Там растопка. — Девушка принялась изучать наши немудреные запасы съестного.

— Я в такую даль какую–то растопку пер? — возмутился я.

— Лучше было ее здесь собирать? — огрызнулась Вера и шикнула на безмятежно сидевшего у буржуйки Ветрицкого: — Да отойди ты! Расселся…

— Идет кто–то, — поднялся на ноги Николай и вытащил из карманов пистолеты.

Вера бросилась к своим вещам, я отпрыгнул к стене и попытался различить ауру идущего по коридору человека. Оранжевое, красное, золотое… Напалм. И вроде — больше никого.

Так оно и оказалось — вскоре в приоткрывшуюся дверь, петли которой едва не вывалились из стены, протиснулся пиромант. Широко улыбаясь, он хлопнул меня по плечу, подмигнул Коле и чмокнул в щечку облегченно переведшую дух девушку.

— Ну что, снова все в сборе? — Напалм сразу же принялся подкидывать в буржуйку дрова и зябко протянул к раскаленной железяке ладони. Странно — это ж насколько нас Ветрицкий должен был опередить, чтобы так печь успеть протопить?