Черный полдень - Корнев Павел Николаевич - Страница 3

— Это все замечательно. — Доверия к словам дружинника ровным счетом никакого, но, с другой стороны, — почему бы и нет? Вряд ли у него против меня что–то личное имеется. Могут и отпустить. Надо только еще один вопрос провентилировать. — Уже уходите? А кто инструктаж проводить будет?

— У тебя еще вопросы остались? — остановился заместитель Воеводы у самой двери. — Излагай.

— Меня, наверное, сейчас пол-Форта разыскивает. И что с этим делать?

— Если ты о последней операции беспокоишься, то всем заинтересованным лицам уже известно, что Бергман стал первой жертвой взбунтовавшихся измененных. Точнее — «Черного января».

— Мне кажется, у СВБ может быть другое мнение на этот счет.

— Если оно и есть, они нам об этом сообщить забыли, — толкнул дверь Олег Владимирович.

— А некто Кузнецов всю малину не испортит?

— О мертвых или ничего, или только хорошее. Но, надо признать, с ним ты окарал. Пришлось по своим каналам этот вопрос улаживать. В общем, будем надеяться, от общения со службой безопасности мы тебя избавим. Да и не до того им сейчас. Лучше от товарок подружки своей бывшей подальше держись.

— От валькирий? — удивился я. Невольное напоминание о Кате холодом обожгло грудь и на миг сбило дыхание. А ведь думал: поквитаюсь — полегчает. Хрена там. — А что такое?

— Они по поводу инцидента в «Тополях» с тобой пообщаться горячее желание изъявили. Я бы попадаться им на глаза не советовал. Категорически.

— А с командой моей что?

— Скоро увидитесь.

Не прощаясь, Олег Владимирович вышел за дверь, и заглянувший внутрь Рустам молча указал на выход. Как и ожидалось, дальнейший маршрут ничего неожиданного в мою жизнь не привнес: комната переговоров — коридор — клетушка. Но был один нюанс: дверь на этот раз запирать не стали. Надо ли говорить, что такую возможность я упустить просто–напросто не мог?

Первой живой душой, на которую наткнулся, потихоньку выскользнув за дверь, оказалась Вера. Девушка от удивления даже ахнула и чуть не грохнула на пол какую–то никелированную кастрюльку.

— Лед? Ты здесь? — Вера поудобней перехватила посудину. — Куда собрался?

— Уже никуда, — впустую подергав ручку перегораживавшей коридор двери, я вернулся к девушке. — Ну и как оно?

— В смысле?

— Пойдем ко мне, — предложил я. — Поговорить надо.

— Мне…

— Две минуты…

Буквально затолкнув девушку к себе в комнатушку, я забрал у нее горячую кастрюльку и поставил на откидной столик. Вера скептически огляделась по сторонам и, расправив одеяло, присела на кровать.

— Остальные где?

— Все здесь, — насупившись, посмотрела на меня девушка. — Тебя одного не хватало.

— Парни с Гарнизона тоже?

— Этих не видела.

— Напалм как? — Присмотревшись к Вере, я приметил покрасневшие глаза и синяки под глазами. Чего–то она не ахти выглядит. Нервы? Может быть. И как–то даже непривычно ее не в обычном камуфляже, а в шерстяной юбке и кофточке видеть.

— До сих пор без сознания.

— Пятый день? — неприятно удивился я. — Его хоть лечат?

— Да ходит тут один, весь из себя важный… — Вера вытерла уголок глаза платочком и встала с кровати. — Ну мне пора, припарки остынут.

— Обожди, — толкнул я ее обратно. — Взяли вас как?

— Не помню. Шарахнуло что–то шоковое рядом, а очнулась уже здесь.

— Отношение какое?

— Не жалуюсь, — протиснулась мимо меня к двери девушка. — Знаешь, зачем нас здесь держат?

— Откуда? Первый день из одиночки выпустили, — обвел рукой я свое тесноватое жилище.

— Пойду…

— Успеешь. — Я придержал Веру за руку. — Ты чего такая растрепанная?

— А есть повод для радости? — схватила кастрюльку девушка.

— И что, даже Коля не утешил?

— Все мужики козлы, — распахнула дверь девушка. — Только и горазды языком чесать.

Хмыкнув, я прикрыл за ней дверь и уселся на кровать. Выходит, разругались голубки. Ну да такое бывает, когда люди в замкнутом помещении оказываются. Отойдут еще, дело молодое.

А вот что Напалм до сих пор в отключке — это новость, мягко говоря, не из приятных. Еще и у Веры ничего существенного выяснить не удалось. Даже непонятно, кто их вырубил — СВБ или подельники Селина.

Почесав затылок, я решил не терять времени и навестить Николая и Напалма. Может, Ветрицкий чего интересного расскажет, да и пироманта проведать стоит. А у себя в конуре еще успею насидеться, надо пользоваться случаем, пока снова не заперли.

Как оказалось, с Ветрицким нас заселили дверь в дверь. И комната ему выделенная куда больше моей маломерки оказалась. Метров девять квадратных, не меньше. Кровать нормальная, стол письменный. Еще и раковина с рукомойником. И с чего это ему такая честь, хотелось бы знать?

Сам постоялец этих роскошных апартаментов валялся на заправленной кровати и разглядывал закинутую на дужку ногу. Заслышав шум двери, он тут же соскочил на пол и, припав на левую ногу, раздраженно прошипел сквозь стиснутые зубы проклятие.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — только и развел я руками, разглядывая расплывшийся у того на пол–лица фингал. Вроде столько времени прошло, а только–только всеми оттенками фиолетового и желтого налился.

— Иди в баню, — ничуть не удивился моему появлению Ветрицкий и развернулся к висевшему сбоку от рукомойника зеркалу. — Я, по крайней мере, бреюсь каждый день.

— Рад за тебя, — потер я заросший длинной колючей щетиной подбородок. — Если человек за личной гигиеной следит, это просто здорово. Вот только и на личном же фронте ситуацию под контролем держать надо.

— Ты про Веру, что ли? — устало вздохнул зябко кутавшийся в свитер парень. — Сами уж как–нибудь разберемся.

— Разберитесь, — решив, что нет смысла продолжать не заладившийся с самого начала разговор, развернулся к двери я.

— Слышь, Лед, — позвал меня ссутулившийся Николай. — Нас выпустят отсюда или сразу в расход пустят?

— Выпустят. На днях. — Я вышел в коридор, решив не рассказывать, что после обретения долгожданной свободы наши шансы на долгую и счастливую жизнь нисколько не повысятся. Если не наоборот.

Комнату Напалма отыскать тоже особого труда не составило. По правде говоря, может, и пришлось бы побегать по коридору от одной двери к другой, но как раз в этот момент мимо прошел весьма представительный дядечка в длинном кожаном плаще, от которого так и несло едким ароматом лекарственных настоек.

Решив, что никем иным, кроме как лекарем, этот гладко выбритый тип с явно нерусской физиономией оказаться не может, я направился вслед за ним и не ошибся.

— Вы к кому? — скривил недовольную рожу дядечка, набросивший плащ на прибитую к стене вешалку. Обращался он, понятно дело, ко мне — если не считать лежавшего на кровати Напалма, больше никого в комнате не было.

— Да так, оглядеться зашел, — хмыкнул я. Интересно, надо мной издеваются, что ли? У Напалма комната ничуть не меньше, чем у Ветрицкого. И не думаю, что Веру в этом отношении обидели. А мне–то за что тогда?

— Я собираюсь проводить осмотр пациента. — Лекарь накинул поверх обычного костюма вытащенный из раскрытого дипломата белый халат и подошел к столу, на котором стояла уже знакомая мне никелированная кастрюля. — Так что не будете ли вы столь любезны оставить нас наедине?

— Обязательно оставлю, — улыбнулся я и не менее вежливо продолжил: — Но, быть может, вы будете столь любезны и для начала объясните, отчего мой подчиненный находится без сознания пятые сутки подряд?

— О! — сразу же подобрел лекарь и, отложив на стол одноразовые перчатки, шагнул мне навстречу. — Вацлав.

— Лед, — пожал я протянутую руку. Точно ведь — не русский. Поляк? Или чех? Акцент едва заметен, но присутствует. Блин, а эскулап–то не из хилых! И лапа будь здоров, и сам ничуть не хлипче меня будет. Жилистый, зараза. А лицо, как говорят в таких случаях — волевое. Жесткий товарищ, сразу видно, хоть лопухом и прикидывается. — Так что у нас с пациентом?

— Да ничего хорошего, — не стал приукрашивать ситуацию лекарь. Выглядел Напалм, надо сказать, не ахти. Лицо бледное и осунувшееся, все в поту. Кожа чуть ли не насквозь просвечивает. Выглядывавшая из–под одеяла кисть вообще больше птичью лапу напоминает. Каждую косточку пересчитать можно. — Очень сложный случай, очень.