Черные сны - Корнев Павел Николаевич - Страница 59

Свернув с Красного проспекта за угол пятиэтажки, я прислонился к стене дома и сунул руку в карман. Черный микроавтобус все так же тихо проехал мимо вверх по проспекту, и у меня немного отлегло от сердца. Вроде не по мою душу. А то уже волноваться начал.

Заметив какое-то яркое пятно на стене дома, я поднял голову и хмыкнул — на уровне третьего этажа красный круг рассекала ломаная синяя молния. Слов не было, но и без того ясно, что здесь побывали активисты движения за права уродов — а точнее, самопровозглашенных измененных. И как, хотелось бы мне знать, они на такой высоте свое творение малевали? Неужели лестницу через полгорода тащили?

Возвращаться обратно на проспект я не стал и напрямик через дворы направился к общаге Патруля, в соседнем доме с которой жил Денис Селин.

По мере удаления от проспекта дома вокруг становились все обветшалее и частенько среди них темными остовами мелькали засыпанные снегом развалины. Уж не знаю, показалось ли мне это или нет, но на первый взгляд заброшенные здания выглядели так, будто их начали потихоньку растаскивать на строительные материалы. Что ж, рано или поздно это должно было произойти — руины точно никому в ближайшее время не понадобятся, а кирпич, шифер, оконные блоки и панели в хозяйстве завсегда сгодятся.

Снег хрустел под ногами, протоптанная местными обитателями узенькая тропинка виляла, то удаляясь, то приближаясь к обочине нерасчищенной дороги. За все время пути навстречу мне попалось человек десять — не так уж и много, даже делая скидку на довольно раннее утро. Хотя какое оно уже раннее? Рабочий день в самом разгаре. Откуда-то со дворов тянуло дымом, в прорубях на выходившей из бетонных труб речушке, несколько женщин полоскали белье. Ошивавшаяся поблизости ребятня скатывалась с некрутого склона берега на санках, кидалась снежками и была вполне довольна жизнью. В отличие от охранявшего женщин и детей старика с заткнутым за пояс топором — топтавшийся на месте дедок явно желал поскорее вернуться домой и пропустить стопочку-другую самогона. Для сугрева. Я бы и сам от чего-нибудь согревающего не отказался. Безалкогольного, само собой. Хотя…

Решив не рисковать и не выходить на лед речушки, я прошел до места, где она вновь ныряла в бетонную трубу, и направился к видневшейся из-за окрестных халуп общаге Патруля. Вон рядом уже и крыша дома, в котором обитает Селин, торчит. Тут идти всего ничего осталось. И это просто здорово — жрать охота сил нет. Скоро сам себя переваривать начну. Эх, жизнь моя, жестянка…

Железная дверь подъезда пятиэтажного жилого дома как обычно была приоткрыта, и я беспрепятственно попал внутрь. Дядя Вася — местный алкаш, притворявшийся, что выполняет роль консьержа, — уронил голову на руки, сложенные калачиком на стоявшем в его закутке столе, и преспокойно давил храпака. Видно, что-то совсем убойное употребил — раньше так рисковать своим теплым местечком он боялся, и хоть вечно был под мухой, но меру знал.

Только хмыкнув, я не стал его будить и взбежал на третий этаж. Точнее — на пролет между вторым и третьим этажом. Дальше подняться не успел: навстречу спускались два незнакомых парня в белых полушубках, пошитых из шкур серков. Простая связка: «белые полушубки — Патруль, Патруль — неприятности», рождалась в толком не проснувшемся мозгу непозволительно долго и в оборот патрульные взяли меня, особо не напрягаясь.

— Руки к солнцу, — скомандовал полноватый парень и перестал прятать за спиной руку с короткой дубинкой.

— Пасмурно сегодня, — ответил я, но руки все же приподнял — остановившийся на ступеньку выше напарника патрульный целился в меня из пистолета с предусмотрительно навернутым на дуло глушителем.

Сместившийся к перилам, чтобы не перекрывать линию стрельбы, толстяк быстро охлопал мои карманы и без труда обнаружил «Гюрзу» и финку. Убедившись в отсутствии других потенциально опасных для своего здоровья предметов, он легонько ткнул левой мне в подбородок. Удар у этого гада был поставлен на редкость хорошо — голову мотнуло, и я затылком врезался в стену.

— Слушай сюда. Сейчас спускаемся вниз и без фокусов: дернешься, сразу маслину в башку получишь, — предупредил переложивший в другую руку дубинку толстяк и для большей убедительности решил врезать второй раз. Теперь уже правой.

В голове у меня уже звенело, во рту стоял солено-металлический привкус крови, и снова подставляться под удар не хотелось совершенно. Я слегка отклонился и кулак угодил по скуле немного вскользь. И все равно в левом ухе зазвенело.

— Топай, — начав спускаться по лестнице впереди меня, приказал патрульный. Парень с пистолетом приближаться не стал и держал дистанцию. — Потрещать надо.

Прикинув, что сопротивляться в этой ситуации бессмысленно, я на подгибающихся ногах послушно поплелся вниз. Хоть бы кто-нибудь из жильцов дома в подъезд вышел… Не, это вряд ли. На пьяного дядю Васю надежды тоже мало. Да уж, похоже, от беседы с патрульными отвертеться не получится. А судя по настрою ребят, ничем хорошим она для меня не закончится.

Перенеся вес на левую ногу, я подался вперед и изо всех сил впечатал правый ботинок в поясницу спускавшемуся впереди толстяку. Тот ласточкой рухнул на бетонный пол, но мне было уже не до него — резко присев, я крутнулся на месте и метнулся вверх по лестнице.

Пистолетная рукоять ударила прямо в лоб, тело вмиг стало ватным, а сознание под негодующий крик внутреннего голоса — я же тебе говорил! — ухнуло в черную дыру. Каюк…

— Очнулся? — издевательски-ласково поинтересовался кто-то, когда колючий холод приложенной к разбитому лбу пригоршни снега заставил меня замотать головой.

Сипло выдохнув, я попытался вытереть залитые кровью и тающим снегом глаза, но руки почему-то слушаться отказывались. Хотя что значит — почему-то? Если пошевелить мозгами, то все сразу становится ясно — сковывавшие запястья наручники прицепили к чему-то у меня над головой. А вот это уже совсем нехорошо: наручники — это такая паскудная вещь, от которой хрен освободишься. Плавали, знаем.

— Очнулся, говорю? — потеряв терпение, пихнул меня ботинком под ребра обладатель смутно знакомого голоса. Точно ведь раньше пересекались…

— Да. — Кое-как вытерев лицо о рукав фуфайки, я открыл глаза и обнаружил, что полулежу на полу какого-то фургона. Разглядеть лицо сидевшего напротив затонированного окна человека не получилось, зато толстая сволочь с дубинкой тут как тут. Целехонек, даже морду при падении не разбил. Гадюка…

— Не дергайся, — легонько ударил он мне по бицепсу дубинкой, когда я попытался поудобней усесться на полу.

— Что ты, Ринат, он у нас мальчик умненький, — подался вперед сидевший у окна парень. Блин, да это же Андрей Кузьмин! Он же Хобот. Мой бывший сослуживец по Патрулю, век бы его не видеть. Теперь понятно, отчего голос знакомым показался. — Правда, Скользкий?

— Я только для друзей Скользкий, — не подумав, напомнил я ему о кое-каких наших прошлых разногласиях и тут же получил ногой в живот. Ах ты сволочь!

— А для остальных шершавый, что ли? — рассмеялся Ринат. — Можно проверить…

— Хватит его бить уже, — обернулся на звук удара водитель.

— Успокойся ты, никто никого не бьет, — вновь сел на свое место Хобот. — Хотя и надо бы.

— Не то слово, — поддержал его потерший поясницу Ринат.

— Мы люди гуманные, — продолжил глумиться скрививший толстые губы Кузьмин, — и делать этого не станем. Так что для тебя же лучше проявить здравомыслие и ответить нам на пару вопросов.

— Че надо? — Я постарался ослабить давление наручников на запястья и, упершись ногами в валявшийся на полу сверток, немного распрямил спину.

— А стоит ли? — заволновался водитель. — Давайте просто отвезем…

— И какой нам с того понт? — фыркнул Хобот, потер длинный нос, которому и был обязан прозвищем, и наклонился ко мне. — Год назад ты шлялся у Лудина в компании с каким-то придурком и взял у него бумаги, где они?

— Что? — не сразу понял я, о чем речь. — Какие бумаги?