Черные сны - Корнев Павел Николаевич - Страница 31

— Круто. — Затянув тесьму, я сунул мешочек в карман фуфайки.

По мере приближения к вершине холма в лицо начал веять не по-зимнему теплый и влажный ветерок. Стоит закрыть глаза, и проще простого представить себя на берегу небольшого, прогретого солнечными лучами озера. Не летом, конечно, — слишком холодно сейчас для этого, но вот весенним вечером, когда уже начинает подыматься от земли прохладная стылость, — легко.

Все, разумеется, оказалось совсем не так. Нет, большую часть открывшейся нам с вершины холма долины действительно занимало озеро. Вот только на прогретое солнечными лучами оно никак не тянуло. Наоборот, казалось, что над ним пелена облаков сошлась еще гуще, чем над окружавшими дол курганами.

Принюхавшись к теплому воздуху, я внимательно осмотрел ровную гладь озера, которую не нарушала даже малейшая рябь. Странно, сколько раз здесь был, всегда волны на берег накатывали. А тут — тишина. Даже туман над прозрачной водой неподвижен, и только края его бледно-молочной пелены медленно расползаются на отдельные пряди и истаивают, так и не добравшись до покрытых коркой прозрачного льда берегов.

— Смотри, — указал мне Ермолов на лужи, усеивавшие снег вокруг Стылого моря. — Новую дорогу проложили подальше от них, но мимо трех-четырех придется пройти.

— Ясно. — Я внимательно осмотрел петлявшую по склонам холма меж валунов широкую тропу. — А откуда эти лужи взялись?

— Ты меня об этом спрашиваешь? — Шурик начал спускаться в долину, осторожно переступая ногами по обледенелой тропинке. — Ты б еще спросил, почему над Стылым морем туман всегда.

— Иди ты, — послал его я и заскользил следом. Как бы на такой наледи не навернуться. А то до самого озера скачусь.

Остановившись за пару шагов до первой из казавшихся покрытыми тонким ледком луж, Шурик примерился и кинул в нее окатыш. Вот тут-то и оказалось, что никакого льда не было и в помине — по довольно булькнувшей лужице разошлась мелкая рябь. И, как мне показалось, исказившееся отражение темного неба вдруг стало пронзительно-черным, а едва проглядывающее из-за туч тусклое солнце налилось лазурным сиянием. Жуть…

— Чего ты там? Пошли быстрее! — поторопил меня обернувшийся Шурик и я, швырнув окатыш в уже почти успокоившуюся лужу, поспешил вслед за ним.

Даже не знаю, что заставило меня обернуться. Пробежавший по спине противный холодок? Или едва различимый плеск воды? Или, быть может, не раз выручавшее чувство опасности? Кто знает! Да оно и не важно: главное, я обернулся. А обернувшись, обмер — выпроставшиеся из воды длинные руки уперлись в снег и в следующее мгновение на свет божий показалась лысина.

Тут уже моя оторопь исчезла без следа: широко размахнувшись, я что было мочи метнул горсть окатышей в покрывшуюся матовой пленкой поверхность воды. Перекинувшаяся на торс моего уже по пояс выбравшегося из лужи двойника рябь странным образом исказила его и в следующий миг ставшая прозрачной фигура человека серебристой пеной выплеснулась на снег.

— Быстрее! Бегом! — зарычал на меня Шурик, щедро разбрасывая в лужи окатыши. — Ходу!

Ничего не ответив, я перехватил ружье и бросился бежать по тропинке.

— Ты чего тормозил там?! — заорал пропустивший меня вперед Ермолов. Зеркальные лужи к этому времени остались позади, так что Шурик по полной программе дал волю своим чувствам. — Жить надоело?

— Ладно, успокойся ты, — примирительно махнул рукой я. — Ну тупанул, с кем не бывает?

— Вот что, Скользкий, еще раз такая фигня повторится, сам тебя грохну. Понял? — придвинулся вплотную здоровяк, возвышавшийся надо мной почти на голову.

— Успокойся, говорю. — Открытой ладонью я отодвинул его в сторону. — Чего завелся-то?

— Я, блин, живым в Форт вернуться хочу, вот и завелся. — Шурик сплюнул на дорогу и растер плевок подошвой ботинка. — Так что давай без фокусов.

— Постараюсь, — пожал я плечами и поплелся по восходящей на холм тропе. И чего привязался? Будто сам не понимаю, что в следующий раз удача может повернуться задом. Так что собранней надо быть, собранней. А то размяк что-то. Как бы чего не вышло.

Впрочем, обходиться без фокусов получилось только до вершины холма. А там я, как какой-нибудь зеленый мальчишка, вновь замер с разинутым от удивления ртом — весь северный склон покрывали темно-синие заросли кустов, длинными узкими листьями весьма напоминавшие невысокие пальмы. Только уж больно острые кромки у этих листьев: даже с такого расстояния видно — стоит прикоснуться и руку располосует до самой кости. Да и цвет этот…

— Это еще что такое? — повернулся я к поднимавшемуся по склону кургана Шурику. — Не было ведь ничего такого здесь.

— Тундровая карликовая пальма — Шурик жестом заставил меня спрятаться за один из валунов и оглядел окрестности в бинокль. — Откуда-то с Севера занесли, так веришь, нет, скоро вокруг Форта все поля ею засеяны будут.

— Это еще зачем? — Здоровяк убрал бинокль в футляр, и мы начали спускаться с холма. — Понт от нее какой? Неужели в харчи?

— Да ну прям! Совсем нас никуда поставил, — фыркнул Шурик. — Масло у пальмы этой горючее очень, вот и выращивают. Лампады им заправляют, стволы и листья на ТЭЦ сдают. Колдуны так и вовсе суррогат бензина гнать приноровились. Чего, думаешь, у «газели» выхлопные газы так воняли?

— Дак мы теперь от поставок горючки из Города независимы?

— Ну как тебе сказать? — пожал плечами и поправил лямки рюкзака Ермолов. — Рубить пальмы — тот еще гемор. Они ж острые, заразы, чуть кто зазевался — раз! — и без пальцев остался. Да и растут, хоть и быстро, но не настолько, чтобы только на них полагаться. Хотя как ни крути, у Гимназии теперь проблем с бензином нет. Еще и нас с Дружиной снабжают.

— И что, никто у гимназистов еще ноу-хау не стырил?

— А чего там тырить? — усмехнулся Ермолов, старательно вышагивая строго посередине дороги, чтобы оказаться как можно дальше от заросших темно-синими растениями обочин. — Срубить, отжать, процедить, разбавить водой, прочитать коротенькое заклинание — и все дела. Только вот это самое коротенькое заклинание столько каратов на ведро жрет, что всем, кроме Гимназии, получается дешевле у горожан горючку купить.

— Понятно. — Я поежился под порывами ледяного ветра. Что за жизнь? Только-только в долине у Стылого озера отогрелся…

— То-то же, — хохотнул Шурик, хлебнул холодного воздуха и, закашлявшись, замолчал.

Настороженно косясь на выросшую вдоль обочин невысокую стену едва-едва колышущихся под порывами ветра длинных синих листьев, я поплелся вслед за ним. Вот ведь разрослись-то! И что самое паскудное — в зарослях этих не спрятаться: острые кромки пальмовых листьев такого пренебрежения к себе никому не спустят. Да они и разрослись наверняка так только потому, что их зверье не жрет.

Соскальзывая на обледенелой дороге, мы спустились по склону холма и заторопились к видневшемуся неподалеку лесу, опушка которого заросла высоченной зимней крапивой. Все верно — чем раньше уберемся с открытого пространства, тем лучше. И пусть щелкать клювом в северных лесах категорически не рекомендуется, схлопотать пулю только потому, что рейнджеры нагнали тебя посреди чистого поля, согласитесь, тоже совсем не весело. Как ни крути, от зверья отбиться всяко проще. Да и отдохнуть на опушке можно.

Вытащив из бокового кармана рюкзака Шурика пластиковую полуторалитровую бутыль, я внимательно осмотрел выведенные на ней черным маркером символы колдовского заклинания — ничего особенного, обычная «незамерзайка» — и, скрутив пробку, сделал несколько глотков. Обернувшийся Ермолов забрал у меня полторашку и, прополоскав рот, сплюнул воду на дорогу.

— Срезать будем? — уточнил я, глядя на прозрачно-голубоватые листочки северного клена. — Если напрямик — это по времени почти вдвое выигрыш.

— Почему нет? — сунув бутыль обратно в боковой карман рюкзака, пожал плечами Шурик. — После Дикой охоты все зверье по норам попряталось.

— Как бы только на снежных людей не нарваться, — припомнил я последний свой визит сюда и, настороженно озираясь по сторонам, сошел с дороги. От попытки всмотреться внутренним взором в заросли зимней крапивы заломило виски, но зато стало ясно, что за ставшими на мгновение прозрачными стеблями не скрывается ничего опасного.