Мастер Альба - Шервуд Том - Страница 29

Конечно, Волк видел, что обух топора сжат в самых краешках трещины, и стоит сделать одно лишь неосторожное движение – топор выскочит, и пень захлопнет свой волокнисто-витой сучковатый капкан. Видел, но справедливо считал, что будет достаточно осторожен. Он не видел другое. (Понятно, – был занят: всё глубже просовывал руку вниз, за своими монетами.) Альба же медленно встал, тихо снял с пояса распиленное кольцо и подошёл к Волку вплотную. Тот, приникнув лицом к поверхности пня, высматривал – далеко ли ещё пальцы от монет. Альба примерился и с силой ударил ногой в топорище. Словно из железной пружины, и с железной же силой вылетел из рассека топор, и пень стиснул засунутую в него руку мёртвой хваткой.

– Что ты!.. Дурак! – вскрикнул Волк, и вдруг замер, и лицо его окаменело.

Он понял, что ошибся в первый миг, приняв поступок мальчишки за неуклюжую попытку помощи. Он встретил недобрый взгляд серо-зелёных маленьких глаз и задохнулся. Сначала от яростного недоумения – “как это он без цепи?”, а потом – от неистовой злобы: “он нарочно меня…”

Правая рука его была схвачена неподъёмным капканом, и он сунул под шкуру левую. Вытащил нож и, неловко взмахнув – левой, до чего непривычно! – метнул нож в мальчишку.

Всё равно что мышонка ловить в высокой траве. Альба легко увернулся и взялся за дело. Он повёл себя очень странно. С серьёзным лицом, сдвинув брови, он поднял тяжёлый топор и, утащив его за край стены, бросил в болото. Туда же полетел и заступ.

– Убью! – прохрипел Волк. – Вот теперь точно убью.

Альба молча сел на свою солому, достал напильник и принялся открыто стачивать заклёпанную проволоку.

– Лучше помоги, – произнёс, понемногу приходя в себя, Волк. – Тогда пожалею. Достань топор, вбей клин в трещину!

Альба не отвечал. Он срезал заклёпанный край, напрягая ручонки, разъял лапы обруча. Встал, походил по островку. Принёс моток тонкой каболки, длинную палку, взял брошенный Волком нож и принялся эту палку строгать, делая конец её с одной стороны плоским.

– По-хорошему говорю – помоги! – Волк обнажил крупные жёлтые зубы. – Я-то вытерплю, пока наши придут. А бежать тебе отсюда некуда! Ты троп в болоте не знаешь! Придут – я тебя живьём, как поросёнка зажарю!

Альба закончил строгать, пристроил рукоятку ножа к плоскому концу палки и принялся туго приматывать её каболкой.

– Ты что же… Это… – захлебнулся от страшной догадки Волк. – Да я ведь тебя… Сейчас поймаю… и загрызу! Зуба-ми!!

Он, подхватив левой рукой пень снизу, оторвал его от земли и сделал короткий шаг по направлению к Альбе. Ткнул тяжкую ношу в землю, собрался – и ещё один шаг. Альба, затянув узелок, встал, поднял палку, развернул её ножом вперёд и с силой выбросил перед собой новоявленное копьё. Нож на дюйм вошёл точно в то место, где висели совсем недавно монеты. Волк не взревел, и не вскрикнул. Он с клёкотом захрипел и, взмахнув свободной левой рукой, попытался поймать привязанный нож. Взмахнул – и тут же с воплем качнулся назад: сдавленная рука взялась на излом. Альба невесомым, медленным шагом зашёл к пойманному зверю за спину и, пока тот, оберегая вспухшую руку, разворачивался, ткнул ножом ещё раз, в середину спины.

Страшный, безмолвный и медленный танец зашелестел в дальнем дворике старых развалин. Волк до конца осознал, что всё очень всерьёз, что смерть подошла к нему, полному жизни, вплотную, и уставила прямо в лицо свои всевидящие пустые глазницы. Он, напрягая все свои отпущенные природой незаурядные силы, работал. Сноровисто, истово, заставив вострепетать заленившееся сознание: определял вес и положение пня, высчитывал точность захвата, длину поворотов, шагов. Он знал, что ещё может спастись, – если только будет всё время разворачиваться к мальчишке лицом, чтобы выхватить у него эту проклятую палку с его собственным проклятым ножом. Наконец пришёл миг, когда он, изрезанный со всех сторон, до пят залитый кровью, понял, что пропасть разверзлась под ним и ничто, ничто его не удержит. Волк отчаянно застонал, обхватил пень и, собрав все – до последней капельки – силы, вскинул его на грудь. Затем короткими, вполуприсяд, шажками, побежал сквозь проём в стене во дворик с избушкой, и ещё дальше, к тропе, по которой недавно в очередной раз ушли в мир людей его товарищи-звери. Он уже не обращал внимания на безжалостные укусы преследующего его маленького шмеля. Он тянул к себе последний свой шанс к спасению: надежду на то, что в болото шмель не пойдёт.

Делая частые остановки – чтобы, подбросив, поднять повыше и прижать к груди неподъёмную тушу проклятого пня, он лез вперёд и вперёд, раздвигая животом коричневую болотную жижу, и надежда его не сбывалась: Альба упрямо шёл следом, то опираясь на древко копья, то вонзая его в спину хрипящего Волка.

– Деньги возьми! – ревел Волк. – Деньги возьми! Или хочешь, про отца расскажу?! Его отравил ваш родственник, новый наследник! Что за границу уехал! А тебя Беспалый украл, мой брат!.. Дочь у него есть, Малянка…

Миг развязки пришёл неожиданно для обоих. Пень перетянул обессиленного Волка – вбок и вперёд, и тот оступился. Подняв столб бурой воды, пень, сочно чмокнув, ушёл в яму, вниз, и за пару секунд утянул за собой и закушенную руку – так, что Волк омочил шёку, грудь и плечо.

– Дай мне нож! – дико закричал он, выворачивая шею к Альбе. – Дай нож! Я руку отрежу! Уто… ну!..

И ушёл, – совсем не так, как обычные жертвы болот, засасываемые снизу, от ног. Голова и плечи его были уже в глубине, а ноги болтались в воздухе, бешено взбрыкивая.

Альба постоял ещё минуту, глядя на неторопливо всплывающие пузыри, повернулся и пошёл, помогая копьём, на остров, назад.

Он постоял, перекладывая какие-то мысли в маленькой своей голове. Принёс из избушки две небольшие скамьи, разбил их о камень и бросил в очаг. Немного согревшись, подошёл к открытому сундуку. Блеск золота осветил жёлтым светом его задумчивое лицо. Кивнув самому себе, Альба принялся вынимать из сундука мешочки монет, золотую посуду, женские витые браслеты, связки перстней и табакерки – и всё это уносил через задний дворик и бросал в маслянистую болотную воду. Наконец, он поднял снизу длинную цепь из колец серебра и два массивных, свинченных из золота и серебра канделябра. Унёс и это в болото, но в пустом уже сундуке, на самом дне лежал ещё один какой-то предмет, узкий и длинный. Альба поднял его, размотал кокон из алой шёлковой ткани. Ткань пролилась под ноги, на землю, а в руках у него остался немного изогнутый, странного золотистого цвета, клинок.

Альба долго стоял и смотрел, поддаваясь незнакомому, очаровывающему притяжению, на длинную ребристую рукоять, на невиданную однобокую заточку, на выбитую змейку на лезвии. Потом он вернулся к костру, немного ещё посидел, протянув к огню смуглые тонкие руки. Встал, срезал с палки новым длинным клинком волчий нож, и выбросил этот нож – туда же, в болото, и притащил и швырнул вслед за ним цепь. После этого он подвязал к золотому мечу верёвку, повесил его на плечо, взял утратившую наконечник длинную палку – и отправился в путь.

Он вошел в болото и двинулся в сторону, противоположную той, откуда его привели и куда ушла в полдень дикая стая, уносящая тела мёртвых людей. Опираясь на палку, пошёл наугад, от кочки к кочке, в наступающий вечер и в уже недалёкую ночь, без воды и еды, взяв с собой только помощь Судьбы, жёлтый клинок и страшную недетскую память.