Прикосновение - Маккалоу Колин - Страница 42

«Тем не менее Чарлз прав, – думал он спустя некоторое время, работая в паровозном депо. – Если Элизабет родит девочек, надо воспитать их так, чтобы они нашли себе достойных мужей, которые согласятся взять фамилию Кинросс. Значит, придется посылать девочек в университет, но при этом позаботиться, чтобы высшее образование не сделало их мужеподобными «синими чулками».

Под стук молотка Александр Кинросс решил, что его ничто не сломит, ему все нипочем – и больная жена, которая его не любит, и целый выводок девочек и ни единого сына. У него есть своя цель в жизни, и он ее достигнет, а для этого важно, чтобы фамилия, которую он себе выбрал, пережила его самого.

Сэр Эдвард Уайлер с женой прибыли в Кинросс-Хаус сразу после Рождества и поселились в Северной башне – апартаментах, при виде которых леди Уайлер онемела от восторга. Ей выпал случай не только покинуть Сидней в самую жару, но и насладиться сказочной роскошью, которой в Сиднее не найти. Городские слуги в большинстве своем были развязными и нахальными, вели себя, как им заблагорассудится. А в Кинросс-Хаусе царили покой и порядок, и слуги-китайцы были расторопными, предусмотрительными, но не подобострастными. Они держались как ценные работники, которые искренне любят свое дело.

Для Элизабет праздники стали просто затянувшимся пребыванием в опостылевшей постели; она отяжелела и впала в апатию, из которой ее не удавалось вывести даже словоохотливой Руби.

Войдя в спальню в сопровождении Яшмы, Жемчужины и Шелкового Цветка, несущих тазы, флаконы, банки и склянки, сэр Эдвард коротко улыбнулся пациентке. Он снял сюртук, облачился в чистый передник, закатал рукава, обнажив загорелые мускулистые руки, и принялся тщательно мыть их. Затем, дождавшись, когда расставят его принадлежности, он придвинул стул к постели и сел.

– Ну, как вы, дорогая? – спросил он.

– Хуже, чем до Рождества, – призналась Элизабет, которая успела привязаться к своему акушеру и научиться доверять ему. – Очень сильно болит голова, ноет живот, иногда тошнит, и перед глазами плавают черные пятна.

– Сначала посмотрим, как поживает наш малыш, а потом обо всем поговорим. – Врач перешел к изножью кровати и жестом велел Яшме и Жемчужине откинуть одеяло. – Я – последователь Листера[3], – весело объяснял он, привычно совершая осмотр, – так что к вони карболки вам придется привыкнуть. Потерпите, запах выветрится только после родов.

Закончив осмотр, он сел на прежнее место.

– Головка переместилась, воды могут отойти с минуты на минуту. – Его голос изменился, посерьезнел. – Элизабет, я хочу заранее объяснить, что произойдет дальше, потому что во время родов вам будет не до объяснений. Вы слышали, как я сообщил вашему мужу: если у вас начнутся судороги, если вероятность, что вы не выживете. Как правило, в такие минуты важные решения принимают мужья, но я по опыту знаю: мужчины редко отваживаются на такое, пока я не заверю, что в точности выполняю пожелания жен. – Он прокашлялся. – Недавно было опубликовано несколько статей о применении сульфата магния при эклампсии. Предупреждаю, эта методика еще не прошла проверку.

– А что такое сульфат магния? – спросила Элизабет.

– Сравнительно безвредная соль.

– Как ее применяют? Мне надо ее выпить?

– Нет, вы ничего не сможете проглотить. Соль назначают в виде парентеральных инъекций – то есть вводят в брюшную полость через длинную иглу. В брюшной полости сульфат магния смешивается с жидкостями организма и быстро попадает в кровь. Надеюсь, когда-нибудь такие иглы станут настолько тонкими, что можно будет вводить их прямо в вену, – задумчиво добавил он. – Разумеется, мнение вашего мужа я тоже выясню, но сначала мне хотелось узнать, как относитесь к этому вы. На карту поставлена ваша жизнь и жизнь ребенка. Вижу, у вас наблюдаются признаки упадка душевных сил – предвестники неврастении. Можно мне в случае необходимости сделать вам инъекцию сульфата магния?

– Да, – не колеблясь ответила Элизабет.

– Превосходно! Тогда подождем, посмотрим, что будет дальше. – Врач ласково пожал пациентке руку. – Крепитесь, Элизабет. Ребенок, кажется, сильный и здоровый. И вы должны быть сильной. А теперь, если не возражаете, я познакомлю вас с моей женой. Она акушерка, помогает мне принимать роды.

– Значит, за работой вы с ней и познакомились? – спросила Элизабет.

– Конечно. В молодости врачи вынуждены трудиться не покладая рук, поэтому единственные женщины, с которыми они встречаются, – сестры милосердия и акушерки. Мне несказанно повезло, – признался сэр Эдвард. – Моя жена – чудесная компаньонка и опытный медик.

Александр заглянул к Элизабет только на следующий день. Сэр Эдвард долго беседовал с ним и наконец посоветовал дождаться, когда Элизабет сама проснется после крепкого сна, вызванного лауданумом.

Комната изменилась до неузнаваемости – это Александр заметил сразу. Всю лишнюю мебель вынесли, оставшуюся задрапировали чистыми белыми простынями, в углу поставили жесткую белую ширму. В воздухе витал слабый запах карболки, Яшма и Жемчужина оделись в просторные белые передники.

«Я трус, – думал Александр, приближаясь к кровати. – Целых десять недель я избегал ее». Кожа Элизабет пожелтела, белки глаз казались красноватыми от лопнувших жилок, и хотя она лежала на левом боку, под тонким одеялом отчетливо просматривался огромный живот.

– Сэр Эдвард говорил тебе? – спросила она, облизывая запекшиеся губы.

– Об инъекциях? Да.

– Если понадобится, Александр, пусть сделает их. Господи, как же я устала!

– И неудивительно – ты же насквозь пропитана лауданумом…

– Да нет, я не про эту усталость! – с досадой перебила она. – Мне все надоело! Надоело валяться в постели, лежать на левом боку, галлонами глотать воду, день за днем терпеть тошноту и чувствовать себя несчастной! Это пытка! Ну за что она мне? Ведь ни Драммонды, ни Мюрреи так не мучаются.

– Сэр Эдвард объяснил, что такие болезни не передаются в семьях. Не вини наследственность, – безучастно произнес Александр. – У тебя крепкий и здоровый малыш. Сэр Эдвард говорит, тебе не хватает только одного – воодушевления.

Слезы навернулись на глаза Элизабет, поползли по щекам.

– Я оскорбила Бога.

– Чушь! – не сдержавшись, выпалил он. – Между прочим, сэр Эдвард во всем винит длительное плавание и неудобную каюту, резкую смену климата и неподходящую пищу. Но при чем тут Бог? Это же бессмыслица!

– Бога я не виню. Виновата я сама – в том, что предала его.

– Ну, в таком случае могу тебя порадовать. – Он криво усмехнулся, обнажив зубы. – Я пожертвовал отличным земельным участком и сейчас строю на нем пресвитерианский храм. Так что можешь до конца своих дней хранить верность учению Джона Нокса[4].

Элизабет изумленно приоткрыла рот:

– Александр!.. Но почему?

– Потому что меня допекла Руби Коствен!

– Милая Руби… – с дрожащей улыбкой выговорила Элизабет.

– А тебе не приходило в голову, что Бог наказывает тебя за твою дружбу с Руби?

Она только рассмеялась:

– Не болтай чепухи.

Александр повернулся в кресле и уставился в окно, обращенное на юг, к саду и лесу; пальцы сами сжались в кулаки. Он понимал, что сейчас не время для резкостей, но не удержался.

– Я тебя совсем не понимаю, – произнес он, обращаясь к пейзажу за окном, – никак не возьму в толк, чего ты хочешь от мужа. Но я научился мириться с трудностями нашего брака – точно так же, как ты примирилась с моей любовницей. Я даже вижу, почему ты ее признала: ведь она избавляет тебя от исполнения супружеского долга в постели. Ты только посмотри, на кого ты похожа – больная, вялая, как отравленный щенок, и все из-за супружеского долга! Прямо отмщение, наглядный пример греховности плоских наслаждений. Жаль, что ты не католичка, Элизабет! Могла бы уйти в монастырь и жить себе припеваючи. Ты сама виновата во всех своих несчастьях. Если бы ты научилась радоваться жизни, не было бы никакой эклампсии – вот что я думаю.