Вампиры - Барон Олшеври - Страница 16

Ты, наверное, считаешь меня изменившим нашей дружбе, милый Альф, считаешь, что я наслаждаюсь семейным счастьем и оттого не пишу тебе.

Ошибаешься.

Семейное мое счастье еще в далеком будущем, а сейчас, кроме работы и забот, ничего.

Как видишь, пишу тебе с нового места жительства.

Я на родине.

По милости затеи старого дядьки идти на богомолье мне пришлось изменить весь план жизни.

Раньше я предполагал, повенчавшись с Ритой, ехать в замок, старый Петро должен был его к тому приготовить, а теперь готовить замок пришлось мне самому.

Не мог же я тащить Риту неведомо куда. Пришлось на время расстаться.

Я здесь, а Рита приедет на днях со старой кормилицей и двумя служанками.

Наряды ее готовы, и она ими довольна. Каюсь, не утерпел и купил шкатулку императрицы.

Замок запущен гораздо более, чем я ожидал. По словам сторожа, отец уже давно не жил в замке, даже не входил в него. Он ютился в комнатах, предназначенных для прислуги, что лежат близ конюшен и кухонь.

Прислуга частью сама разошлась, частью была уволена отцом.

Ни лошадей, ни коров, ни даже собак я в замке не нашел.

Отец жил вполне отшельником. В лице одного Петро совмещалось и общество и весь штат прислуги.

Из-за такого порядка вещей даже сад страшно запущен: он весь зарос чесноком. Противный запах так и стоит в воздухе.

Чистим и жжем чеснок, не покладая рук.

Старый колодезь пришлось бросить: решил выкопать новый.

Ни куртин, ни цветов еще нет. И куда все это делось. Прежде, при матери, сад тонул в цветах.

Старой сторожки, где жил американец, тоже нет, на ее месте стоит большой крест.

Надо думать, старик умер.

Пришли работники с расчетом, пока прощай.

Твой Д.

Уф! и устал же я!

Встаю в шесть часов утра, прямо на лошадь и в замок на работу.

Впрочем, я забыл сказать тебе, что живу в лесном доме, недалеко от замка.

Мне здесь очень нравится, и я охотно привез бы сюда Риту.

Даже, признаюсь, эта мысль так меня занимала одно время, что я почти приготовил для нее здесь две комнаты.

Пришлось кое-что переменить и пристроить, но меня постигло разочарование. Рита непременно хочет въехать прямо в замок, «как владелица», пишет она.

Прощай, мечта и несколько тысяч дукатов!

Работы в замке идут тихо; все приходится выписывать из города.

Сегодня весь день жарился на солнце; распланировывали с садовником куртины и клумбы.

Безобразный крест мы уничтожили и предполагаем сделать тут маленький розариум.

Ведь Рита обожает розы.

Оранжерея для роз уже готова. Сад представляет много работы. Все дубы заражены омелой, точно кто нарочно разводил этого паразита.

Несколько лучше сохранилась восточная часть сада. Там, в скале, стоит мраморная богиня – при мне ее еще не было. Не поставил ли ее отец в память матери; на эту, мысль наводит то, что кругом лежит много старых засохших венков. За неимением других цветов они сделаны из цветов чеснока.

Приказал сжечь.

Еще странность: в склепе не нашел гробов ни отца, ни матери.

Впрочем, я очень спешил. До завтра, засыпаю от усталости.

Твой Д.

Сегодня ко мне явился молодой человек в каком-то фантастическом костюме и с церемонными поклонами передал мне сверток, сопровождая его вычурными приветствиями, от моей невесты.

Моя малютка вошла в роль «владетельницы замка».

Первое мое желание было спустить с лестницы средневекового посла, но, развернув сверток, я все забыл…, передо мной была Рита! Моя умница прислала свой портрет для семейной галереи.

Она одета в тот наряд, что готовит ко дню венчания. Знаменитый гребень украшает ее волосы.

Милая, милая. Я так засмотрелся на дорогие черты, что забыл и о посланном. И только при его вопросе: «Когда же могу начать?» Очнулся.

Оказывается, он художник. Недаром отрастил такую гриву и оделся чучелом и по желанию Риты должен написать и мой портрет. Пришлось согласиться.

Твой Д.

И надоел же мне этот художник! Изволь одевать рыцарский костюм – Рита же его и прислала. Видите ли, иначе не будет ансамбля с ее портретом!

Оденешься каким-то попугаем и сиди, как истукан.

Пишу урывками.

Дел куча, а тут сиди позируй.

Утешаюсь тем, что повешу наши портреты в зале, там, как нарочно, есть пустое место.

Сад почти готов.

Сегодня чуть не вздул «косматого».

– Не делайте хмурых глаз, я их рисую! – говорит он.

О чтоб тебя. – Догадался, велел повесить портрет Риты, и смотрю на мою голубку, любуюсь ею.

Молчит чучело, значит «мрачных глаз» нет.

Твой Д.

Ура! Рита завтра будет.

Почти все готово. Только мой портрет запоздал. Художник уверяет, что я так мало и так плохо позирую, что это не его вина, и что принцинесса, это Рита-то принцинесса, не может на него сердиться.

Как жаль, милый Альф, что ты далеко и не можешь радоваться со мной.

Твой Д.

Вот уже неделя, как Рита здесь. Как и было условленно, Рита приехала в сопровождении своей кормилицы, старой Цицилии и двух молодых девушек.

Только девушки эти не наемные служанки, а дальние бедные родственницы Риты.

Моя голубка очень извинялась, что привезла их без моего разрешения. А я, напротив, очень доволен: у Риты будет женское общество и она не будет оставаться одна в те часы, когда мне по делу придется отлучаться из замка.

Да и при этом Франческа и Лючия милые, здоровые девушки, и их веселая болтовня оживляет наши обеды и вечера.

Кроме того, Рита говорит, что они так ее любят, что отдадут свою жизнь за нее.

Общество наше совсем маленькое. Кроме нас с Ритой и двух кузин его составляют: косматый художник, архитектор и его помощник.

Утро, хочешь не хочешь, мне приходится посвящать работе. В это время Рита и кузины усердно вышивают. Я это знаю, но что вышивается, от меня тщательно скрывают. Это мне подарок.

– Потерпи, – говорит Рита, – а за то мы весь бордюр сделаем из настоящего жемчуга.

За обедом нам служат два лакея итальянца, также привезенные Ритой.

Вечер проходит в болтовне и шутках. Лючия превосходно играет на лютне; впрочем, и Рита, и Франческа также играют и поют.

Через две недели наша свадьба; мне бы так хотелось, чтобы ты приехал… приезжай! Когда я сообщил Рите это свое желание, она пришла в восторг и от себя очень и очень просит тебя приехать.

Постарайся, Альф, доставь нам обоим это удовольствие.

Твой Д.

Эх, милый Альф, твой отказ сильно огорчил, но еще больше он опечалил Риту. Она даже выразилась:

Нет на свете истинной дружбы.

И как я ей ни доказывал, что отказ приехать на свадьбу не мерило дружбы, что, если б нас постигло горе и мы позвали тебя на помощь, ты немедленно бы явился. Она только покачивает в ответ своей хорошенькой головкой.

Ты этим не огорчайся; Рита за последние дни мрачно настроена. Она побледнела и вся зябнет, уверяет, что «немецкое солнце» не так греет, как итальянское.

А не только дни, но и ночи стоят небывало жаркие.

Этот «нервный озноб», иначе я его и назвать не могу, начался с того дня, как я по своей глупости сводил ее в склеп.

Склеп, конечно, вычищен и проветрен.

Кстати, знаешь ли, я так и не нашел гробов ни отца, ни матери! Странно и даже очень.

Рита с любопытством осматривала гробницы и читала надписи: одни прекрасны по своей наивности, другие дышат тщеславием и гордостью.

Уставши, она оперлась об огромную каменную гробницу, ту самую, в которую был поставлен гроб деда, привезенного из Америки.

– Как холодно, – с дрожью в голосе сказала Рита, отходя от гробницы.

На ней было легкое кружевное платье с открытой шеей и руками. Только при восклицании Риты: «Как холодно», я сообразил, какую глупость я наделал! В жаркий день, в одних кружевах, позволил ей спуститься в склеп, где холодно и сыро.