Необязательная страна - Наср Вали - Страница 17

С другой стороны, было множество сигналов о том, что Иран хотел взаимодействовать с Соединенными Штатами по Афганистану – были подходы со стороны дипломатов и посредников. Каждый раз при удобном случае мы с Холбруком писали памятную записку о значении подключения Ирана по Афганистану – это вошло у нас в практику. Мы подчеркивали тот факт, что Иран – единственный среди соседей Афганистана, кто мог бы стать противовесом Пакистану. Подключение к нашим делам Ирана было по меньшей мере гарантией для его сдержанности и отказа от подрыва наших усилий. Все выглядело бы весьма оптимистично, если бы Тегеран решил закрепить совместные с Карзаем усилия по достижению поставленных целей. А были бы получены дополнительные выгоды в плане урегулирования ядерной проблемы, так это еще лучше, хотя это и не являлось нашей главной целью. Мы всякий раз информировали Клинтон о содержании нашей записки, а затем после получения ее согласия отправляли документ в Белый дом. Холбрук отслеживал прохождение документа в дальнейшем, когда появлялся в Белом доме. Обычно он посещал своего старого приятеля Тома Донилона, работавшего в то время заместителем советника президента по национальной безопасности, перед тем как очередь на получение документа дойдет до него. И каждый раз Холбрук возвращался удрученным. Я спрашивал его, что случилось. А он мне отвечал: «Том говорит, у нас разные теоретические обоснования по этому вопросу». Белый дом не хотел вести переговоры с Ираном по Афганистану, и просьбы Холбрука будто никто не слышал; этот вопрос ни разу не ставился на обсуждение Совета национальной безопасности в полном составе и не докладывался президенту.

Клинтон также ставила в Белом доме вопрос подключения Ирана к делам, касающимся Афганистана, и разговаривала с президентом напрямую по этой теме. Она не считала переговоры с Ираном по Афганистану сигналом демонстрации доброй воли или действием, направленным на создание мер доверия, – хотя они могли бы послужить и этой цели. Вместо этого она заявляла: «Было бы разумным полагать, что с учетом геостратегического положения Ирана и его связей с Афганистаном он должен стать частью урегулирования, хотя бы только для того, чтобы не стать частью проблемы». Казалось, президент соглашается39, но потом он передал дело на усмотрение аппарата Белого дома, а там эту идею пустили под нож.

В Белом доме заявляли, что переговоры с Ираном о чем бы то ни было, кроме их готовности отказаться от собственной ядерной программы, покажут нашу слабость. Иранцы могут очень стараться быть полезными в Афганистане только для того, чтобы еще больше прикрыть свое упрямство по ядерной проблеме (иранское упрямство в ядерном вопросе, как мы знаем это сейчас, так или иначе имело место). К весне 2012 года политика США по Ирану потерпела фиаско, отношения были на самом крайнем пределе. Отказ от разговора с Ираном по Афганистану ничего не изменил. Если бы был какой-то прогресс в этой области, дела, возможно, не приняли бы такого плохого оборота, как это случилось на самом деле, но мы никогда об этом не узнаем. Подключение Ирана к урегулированию в Афганистане, вероятнее всего, пошло бы на пользу как афганской политике, так и иранской линии. Неспособность пойти на такой шаг продемонстрировала отсутствие воображения в деле урегулирования обеих проблем.

Суть проблемы Афганистана заключалась, разумеется, в переговорах о примирении между Карзаем и Талибаном. Именно здесь пересекались все окружности диаграммы Венна – требовалось только одно соглашение, чтобы завершить войну. В этом также было и необходимое прикрытие для американо-талибских переговоров. Являясь двумя сухопутными военными силами, они вели все боевые действия и должны были найти пути к прекращению огня.

В 2009 году переговоры с талибами были под запретом. Администрация Буша даже не разрешала Карзаю вступать с ними в контакт – никто не должен был говорить с врагом. Администрация Обамы стала придерживаться более широких взглядов; она не раскритиковала Карзая, когда он дал понять на публике, что ведет переговоры с талибами. Карзай воспользовался переменой подхода и смело стал проповедовать примирение как серьезный шаг к завершению войны, однако это осложнило его и так непростые отношения с американскими военными. Карзай утверждал, что у него имеется регулярный контакт с полевыми командирами талибов, и представлял себе грандиозную выгоду, которую принесет настоящий мир Афганистану. Когда в августе 2010 года пакистанская разведслужба арестовала старшего полевого командира талибов муллу Барадара Ахунда, Карзай поспешил заявить, что Барадар (соплеменник президента) был наказан Пакистаном за ведение переговоров с ним.

Несколько американских союзников также занимались вопросом выхода на Талибан. К середине 2010 года казалось, что все вели переговоры с Талибаном, кроме нас. Не проходило и недели, чтобы мы не слышали о той или иной встрече с представителями Талибана или теми, кто говорил от их имени. Великобритания, Германия, Норвегия, Саудовская Аравия и даже Египет – все сообщали о подобных контактах с различными эмиссарами Талибана. Но здесь трудно отделить зерна от плевел, особенно с учетом отрицательного отношения к данному вопросу американских военных и ЦРУ, затруднявшего возможность проверки истинности сделанных утверждений.

Примерно в то же самое время, осенью 2009 года, мы с Холбруком встречались с министром иностранных дел Египта. Руководитель египетской разведки генерал Абу Сулейман (после падения Мубарака он стал вице-президентом)[7] также присутствовал на этой встрече. В какой-то момент он повернулся к Холбруку и сказал: «Талибы приезжали к нам в Каир». Холбрук ответил: «Неужели! Кто приезжал? Вы помните?» Абу Сулейман полез в свой портфель, вытащил листок бумаги, посмотрел на него и прочел три фамилии. Последняя заставила всех нас замереть. Это был Тайеб Агха, родственник руководителя Талибана муллы Омара, его личный секретарь и представитель, которого мы знали как человека, активно зондировавшего возможность разговора с Соединенными Штатами от имени Талибана. Мы знали, что Тайеб Агха был игроком, но не предполагали, что он станет главным переговорщиком от Талибана сначала на секретных, а потом и официальных переговорах, которые начались в 2011 году (и о которых открыто сообщалось в феврале 2012 года).

Холбрук взял на заметку все эти сведения, отобрал заслуживающие доверия и оценил, что из этого может оказаться полезным для приближения нас к переговорам. Некоторые в отделе СПАП были очень расстроены тем, что все, кроме Америки, вели переговоры с талибами: нас отстранили, мы проиграли – так многие считали. Но Холбрук тихо говорил на это: «Не волнуйтесь, без нас на переговорах они не играют никакой роли. Хорошо, что другие подхватили эту идею и расчищают просеку; наше время еще придет». В своих регулярных докладных он рапортовал в Белый дом о каждом случае переговоров с Талибаном с тем, чтобы они привыкли к самой этой идее.

Одна новость, в частности, подтвердила, что ситуация качественно изменилась40. В феврале 2010 года на конференции по вопросам безопасности в Мюнхене немецкий коллега Холбрука Бернд Мютцельбург рассказал ему, что встречался с Тайебом Агхой дважды в Дубае и что канал к мулле Мохаммеду Омару и Шуре Кветты не выдумка. Во время их последней встречи Тайеб Агха сказал Мютцельбургу, что хочет говорить с Америкой напрямую. Холбрук сразу же свел Мютцельбурга с советником по национальной безопасности Дугласом Льютом, который тоже находился в Мюнхене. Команда Белого дома все выслушала, но была не готова воспользоваться представившейся возможностью.

Возвратившись домой, Холбрук с еще большей энергией стал обрабатывать Белый дом, чтобы тот принял предложение, проверил Тайеб Агху и выяснил, есть ли что-то стоящее в том, с чем столкнулись немцы. Несмотря на возражения со стороны военных и ЦРУ и сдержанность Белого дома – но при сильной поддержке со стороны госсекретаря Клинтон, – Холбрук настоял на своем. Начались секретные встречи с Тайебом Агхой, вначале в Мюнхене, а потом довольно часто в Дохе41. Холбрук ни разу не принимал в них участия и не дожил до того времени, когда они набрали большие обороты. Кульминацией стало открытие Талибаном своего представительства в Катаре и официальное объявление о готовности к переговорам с Америкой в феврале 2012 года – через два года после мюнхенской встречи. Убедить Белый дом сесть за стол переговоров с талибами и сделать так, чтобы дипломатия подключилась к стратегии в отношении Афганистана и Пакистана, было величайшей задачей Холбрука. И в итоге он добился успеха. В этом его великое наследие.