Дверь, ведущая в ад - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 10

Пока маньяк мерзопакостно выплясывал перед блудницей, Афанасий Мертваго, тоже сидящий в «секрете», подкрался к нему сзади и огрел его рожном по затылку. Когда похабник-миниак рухнул на землю, сыщик связал его и привел в сыскную избу. Дознание длилось недолго: злоумышленник без применения дыбы, пыток каленым железом и иного принуждения и пристрастия сам назвал себя и сказал, где проживает. Он вообще при дознании вел себя весьма смирно. Верно, потому, что кругом были одни мужчины, а интерес для Зиновия Кривоуда представляли исключительно бабы.

Обошлись с Кривоудом по тем временам вполне великодушно: его насильно постригли в монахи и заточили в подземельную камеру-застенок Высоко-Петровского монастыря, что на Петровке. В отличие от Салтычихи, проведшей в монастырском заточении тридцать три года и сумевшей прижить в заточении ребенка, Зиновий Кривоуд умер через год «от крайнего изнурения и потери сил телесных из-за вельми частого рукоблудия и излияния мужескаго семени»…

До второй половины девятнадцатого века на территории нынешнего Измайловского парка маньяков замечено не было. Либо сведений о них попросту не сохранилось. И только в 1864 году, перед самым посещением государем-императором Александром Николаевичем Измайловской Военной богадельни, что стояла на Измайловском острове, на территории сегодняшнего парка снова появился маньяк. Он уже был не столь безобиден (если можно применить это слово), как ущербный мозгами и больной душою бывший помощник садовника Зиновий Кривоуд.

Местом пребывания «измайловского маньяка № 2» была территория нынешнего интерната, расположенного между Измайловским шоссе и Измайловским проспектом. Все, кто заходил в эту часть леса, будь то женщина, мужчина, старик или недоросль, оказывались заколотыми игольчатым трехгранным штыком непосредственно в сердце. В течение июня и июля 1864 года смертоубийству от трехгранного штыка в область сердца подверглись одиннадцать человек, из которых девять были взрослыми мужчинами возрастом от двадцати восьми до шестидесяти трех лет, десятый являлся юношей шестнадцати годков, а одиннадцатой была особа женского пола, девица тридцати восьми лет по имени Амалия Штуцербах. Помимо удара штыком в сердце, у девицы были отрезаны груди и напрочь вырезано женское естество. Жестокость этого убийства поразила даже судебного медика надворного советника Степана Евграфовича Понукайло, выезжавшего в течение своей беспорочной двадцатипятилетней службы на врачебное освидетельствование трупов девяносто четыре раза и восемь раз видевшего трупы без головы, шесть раз с расколотыми топором черепами, пять раз с отрубленными конечностями и два раза с вылезшими наружу кишками.

В начале августа месяца Степан Евграфович Понукайло был вынужден освидетельствовать еще один труп из той же серии, уже двенадцатый. На сей раз это было тело мужчины, имевшего, помимо смертельного ранения в область сердца, еще около сотни колотых и резаных ран. Человек, сделавший это, был явно сумасшедшим.

– А еще возможно, что он использовал труп в качестве чучела для отработки ударов штыком, – такое предположение высказал становой пристав Игнатий Порфирьевич Власов, назначенный уездным исправником Савелием Ивановичем Копыловым расследовать эту серию «Измайловских убийств».

Отставной ротмистр Игнатий Власов был старым воякой. Он участвовал в Венгерской кампании 1849 года в составе экспедиционного корпуса генерал-фельдмаршала Ивана Федоровича Паскевича, был в знаменитом деле под Коморном, решившем исход войны и завершившем всю кампанию победой русского оружия.

Будучи в чине штаб-ротмистра, Игнатий Порфирьевич принимал участие в Крымской кампании 1853–1856 годов на Кавказе, где получил тяжелое ранение, медаль на Георгиевской ленте, чин ротмистра и бессрочный отпуск с причислением к Министерству внутренних дел. После чего поступил на службу в полицию и служил становым приставом, получив в конце 1862 года чин коллежского асессора.

Ко времени появления в Измайлово станового пристава Игнатия Власова полиция уже сбилась с ног, пытаясь выйти на след маньяка-убийцы или хотя бы обнаружить его временные пристанища. Воинские команды уже не единожды безрезультатно прочесывали Измайловский лес, входивший теперь в удельное ведомство государства Российского. Московский генерал-губернатор старик Офросимов, тоже участник Венгерской и Крымской кампаний, вызвав к себе станового пристава Копылова, приказал изловить убийцу-маньяка в течение текущей недели. Дело осложнялось еще тем, что до приезда в Москву государя-императора вместе с сыновьями и племянниками, великими князьями Александром и Алексеем Александровичами, Николаем Константиновичем и Евгением Максимилиановичем, оставалось всего-то двенадцать дней. А поводом их приезда был пятидесятилетний юбилей со дня учреждения государем-императором Александром Благословенным «Комитета о раненых воинах, ратовавших за веру, царя и отечество», детищем которого была богадельня, открытая в 1850 году на Измайловском острове для отставных воинов?ветеранов. В программу визита в Москву Августейших особ, что, естественно, было известно генерал-губернатору Михаилу Александровичу Офросимову, имевшему чин генерала от инфантерии, входило посещение Измайловской богадельни 18 августа текущего 1864 года…

Пристав Власов принялся за дело со свойственной ему рьяностью. Одной из версий станового пристава (основанием чему послужил трехгранный штык, как орудие убийства) была такая: убивец не кто иной, как отставной вояка, получивший контузию, которая ныне сказалась на его психическом состоянии. С этой версией станового был положительно согласен и уездный судебный медик Степан Евграфович Понукайло. Кроме того, данная версия в скором времени подкрепилась показаниями выжившего после удара штыком крестьянина Фомы Изюмова, у которого сердце находилось в правой стороне груди. Этот любопытнейший феномен (как называл его Степан Евграфович) показал на дознании, что напавший на него мужик имел возраст около пятидесяти лет и одет был в короткие сапоги, беленые полотняные панталоны и двубортный сюртук темно-зеленого сукна с погонами, на которых были литеры «И. В. Б.». А это, как известно, была повседневная летняя форма одежды нижних чинов, призреваемых в Измайловской Военной богадельне. Сомнений у станового пристава Власова уже не оставалось: убивец-маньяк содержался в качестве призреваемого именно там. И Игнатий Порфирьевич направил свои стопы в богадельню.

В тот же день становой пристав Власов выяснил, что в конце мая из первого отделения холостого корпуса богадельни самовольно отлучился и по сей день не возвратился отставной артиллерист-фейерверкер Семен Сопка, который с начала весны пил и буйствовал, угрожая штыком младшим чинам и даже отставному поручику Аполлинарию Кушкареву шестидесяти восьми годов от роду. В середине мая начальствующими лицами сего богоугодного заведения был поставлен вопрос об исключении фейерверкера Сопки из Военной богадельни, однако отставной артиллерист слезно выпросил прощения у поручика Кушкарева и заверил смотрителя богадельни полковника Воробьева, что его буйство вызвано непомерным питием горячительных напитков безо всякой закуски. А сие, дескать, отрицательным образом сказывается на всем его организме и наистрожайше запрещено лекарями при его тяжелейшей контузии, полученной на полях сражений за царя-батюшку. Затем отставной артиллерист-фейерверкер поклялся, троекратно и прилюдно сотворив крестное знамение, что впредь подобные непозволительные безобразия не повторятся. После чего отставной артиллерийский фейерверкер Семен Сопка был прощен полковником Воробьевым. Действительно, подобного рода безобразий тот более не допускал. Да и не мог этого сделать в силу того, что в последних числах мая бесследно пропал. Так становым приставом Власовым было прояснено имя убийцы.

Теперь оставалось одно: изловить маньяка.

Игнатий Порфирьевич начал с размышлений. Как поймать смертоубийцу в лесу? Надо поставить себя на его место. И поступать так же, как злоумышленник Сопка. Сделать это нетрудно, поскольку становой пристав Власов, как и фейерверкер Семен Сопка, был воином-ветераном. Труднее оказалось думать, как он. Контузия, усугубленная питием водки, произвела какие-то необратимые последствия в мозгу Сопки, и представить, о чем думает бывший артиллерист, здоровому человеку ох как непросто. Так или иначе, но по прошествии довольно длительного времени был обнаружен хорошо замаскированный шалаш с лежанкой, устроенной из еловых лап, покрытых серой шинелью с цветным воротником и погонами, имеющими литеры «И. В. Б.». Близ него Власов устроил «секрет», и когда отставной фейерверкер Сопка вернулся поздним вечером к шалашу на ночлег, то был немедленно заарестован. Попытки оказать сопротивление полициантам ни к чему не привели: Семена ударили под дых, а когда тот согнулся, задохнувшись, ему заломили назад руки и связали запястья.