На острие луча - Шепиловский Александр Ефимович - Страница 44

И ничего страшного не случилось, его мозг впитал эту массу знаний. Выдержал. В общем он знал то, что в свое время знал наиобразованнейший человек начала двадцатого века. В ядерную физику я не лез: пусть сами докапываются.

Теперь перед нами стоял застенчивый и смущенный пятиметровый человек. Он знал, что он первобытный, что он дикарь, и от этого чувствовал себя неловко.

— Ну, вот, — сказал Квинт. — Наконец-то можно с тобой по-человечески поговорить. Не знаешь ли ты примерно численность населения вашей планеты?

Фара стыдливо потупил взор. Про родную планету он ничего не знал. Даже названия.

— Назвать ее должен ты, — сказал я.

— Хорошо. Я назову ее вашими именами. Филоквинт.

Мы пробовали возразить, но Фара был непреклонен, у него даже хватило смелости обидеться на нас.

Нагрузив Фару необходимыми материалами, приборами и инструментами, мы тронулись в путь. Я говорил великану:

— Ваше племя станет очагом культуры и цивилизации. Многое будет зависеть от тебя. На первых порах мы поможем, но потом ты останешься один. Подбирай наиболее смышленых, обучай их. Пусть они учат других. Все свободное время заполняйте учебой.

— Мы тебе присваиваем звание академика, — совсем некстати выпалил Квинт.

— Босоногий академик в шкуре, — усмехнулся он.

— Сегодня в шкуре, а завтра, глядишь, в ядроните.

Шли мы не как путешественники, а как геологическая партия. Квинт вычерчивал маршрут и составлял карту, я брал образцы горных пород и минералов, искал месторождения полезных ископаемых. Фара пока использовался, как тягловая рабочая сила. Он был нагружен до предела, когда мы вошли в лес.

Великаны встретили нас приветливо. Пригласили к столу, понатащили плодов. Мы вежливо отказались и без промедления приступили к делу. Нашли глину, да не простую, а шамотную, сделали формы и слепили несколько кирпичей. Фара последовал нашему примеру и заразил остальных. Работали все, никто не сидел, не исключая и ребятишек. Одни таскали, другие месили, третьи лепили, четвертые обжигали. По всему лагерю росли штабеля кирпичей.

Из отобранных, лучших мы соорудили печь и загрузили ее железной рудой. А руда-то! Никакого обогащения не нужно. Земные металлурги от зависти позеленели бы. Руду расплавили и получили сталь. Откованный блестящий нож пустили по рукам. Восхищению не было границ.

— Наступил железный век, — глубокомысленно изрек Квинт. — Надо отметить. Какое сегодня число? Ах, у них же нет календаря. Фара-а!

— Я здесь.

— Не думаете ли вы жить без календаря? Так какой у них, Фил, год? — он хитро посмотрел на меня.

— М-м. Первый.

— Во! Слышал? Первый год новой эры. Сделайте как у нас, разбейте его на месяцы или на другие отрезки времени. В общем, как захочется вашим будущим астрономам. Могу посоветовать: не делите минуту на шестьдесят секунд, сутки на двадцать четыре часа, а круг на триста шестьдесят градусов. Используйте лучше десятичную систему счисления. Гораздо удобнее. Пока у вас своих часов нет, будете жить по нашему, по земному времени. А потому возьми мои часы. Ремешок сделаешь сам. Периоды вращения наших планет примерно совпадают. В дальнейшем учтете разницу, внесете поправочки.

Работа продвигалась хорошо. Увлеклись все, и старые и малые, мужчины и женщины. Взрослые на ребятишек покрикивали: они извели вагоны глины и песка. Сидит какой-нибудь четырехметровый подросток и лепит, лепит, лепит. Целый день.

Это была великая эпидемия труда!

Были уже получены всевозможные сплавы и стекло, построен первый, пока, правда, примитивный токарный станок, приводимый в движение мускульной силой. Дело принимало широкий размах. Организация труда усложнялась. Язык филоквинтцев развивался и обогащался с каждым днем. Отрадно было слышать из их уст такие слова, как «латунь», «шестерня», «коэффициент». Появились свои специалисты: кузнецы, столяры, литейщики. Лагерь бурлил. Трудились самозабвенно, увлеченно, суть дела схватывали на лету. Лоботрясов и бездельников и в помине не было.

Кто бы мне об этой эпидемии труда рассказал, я бы не поверил. Уж больно, кажется, быстро и просто. А оно было не так-то просто. И учтите: это не Земля и эти люди не земляне.

Мы с Квинтом сделали мощный динамик и установили его на вкопанном столбе. Фара вечерами надрывался в микрофон перед обширной аудиторией, объяснял свойства материалов и начинял своих соплеменников всевозможными сведениями, причем лекции он читал почти на нашем земном языке. И его понимали. Позже мы организовали три группы обучающихся и каждый из нас троих взял по группе. Преподавали ранним утром перед началом работ. Имея отличную память, в тетрадях филоквинтцы не нуждались. Пока, конечно. Таблицу умножения знали даже «дошкольники». Случайно оброненное нами новое слово немедленно подхватывалось, и великаны не успокаивались, пока не узнавали, что оно означает.

Нельзя сказать, что все шло гладко. Были срывы и неудачи, но на общем ходе работ это ничуть не отражалось.

Скоро у филоквинтцев возник клуб выдумщиков, изобретателей и первооткрывателей. С разными проектами и расчетами обращались они ко мне или Квинту. Частенько приходилось их разочаровывать, иногда исправлять, подсказывать. Они еще многого не знали, многого не учитывали. Но были среди них светлые головы.

— Интересно, изобретут ли они деньги? — спросил Квинт.

— Думаю, что нет, — ответил я. — Они им не нужны. Деревья плодоносят круглый год. Строить всякие мель-, мол— и мясокомбинаты, кондитерские фабрики и хлебозаводы не придется, армию держать не надо, вся сельхозтехника ни к чему. Бери, что хочешь, ешь, что хочешь. Зачем им деньги, зачем торговля?

Последнюю фразу услышал подошедший Фара.

— Что такое деньги? И торговля?

Не хотелось мне объяснять, но отмалчиваться не в моих привычках и я полез в дебри экономики.

— Понял, — сказал Фара. — Значит, только за бумажку могут дать нужную мне вещь… А если у меня нет бумажки, не дадут?

— Нет, — вздохнул Квинт. — Не дадут. Умри — не дадут.

— И что же, это обязательно нужно?

— Совсем не обязательно. Вы хозяева, сами и решайте.

— Ну тогда одной заботой меньше, — успокоился Фара. — Без денег лучше.

— Поддерживаю тебя, — сказал Квинт.

— Я забыл сказать: вчера мне разнос был. Еле вырвался.

— Что?! — всполошился Квинт. — Бунт! Восстание!

— Женщины одолели. Даешь, кричат, текстильную промышленность. Не нравится им в пятнистых шкурах ходить. Эти наряды устарели, говорят, и не совсем приличны. А я думаю, рановато еще думать о моде.

— Да-а, — протянул Квинт. — Женщины на всех планетах и во всех галактиках одинаковы. И они правы. А как же! Платье украшает человека. У нас в Египте тоже модницы были. Да еще какие!

— Я им говорю, потерпите немножко, — продолжал Фара. — Дайте создать базу тяжелой индустрии. Ведь тысячелетиями ходили в шкурах, а год подождать не можете. А они кричат, вы, мужчины, совсем заиндустриализовались, подумайте хоть немножко о нас. Мы помогаем вам, помогите и вы нам.

— Нужно помочь, — решил Квинт. — Это не прихоть, а необходимость. Жаль, что у вас овцы не водятся. Была бы отменная шерсть. Ну ничего, что-нибудь придумаем. С развитием химии переходите на синтетику.

— Непременно. А одна девушка, — Фара смущенно улыбнулся, — задала мне в упор вопрос: когда начнется эпоха великих географических открытий? Не знаем, говорит, где живем, на материке или на острове. Стыдно.

— Вопрос дельный, — сказал я. — Но снаряжать сейчас дальние экспедиции без средств передвижения (даже лошадей нет) опасно и рискованно. Нужно оружие для защиты от нападения ящеров и прочих хищников. Экспедиция будет затяжной. Но в окрестности лагеря вылазки можно делать. К озерам, к горам. Попытаться найти нефть. Топливо нужно. И вот что, Фара, мы давно хотели спросить: не было ли в вашей жизни чего-нибудь необычного? Может, слышали грохот или видели вспышку, может, находили предметы непонятного назначения?

— Наша жизнь до вашего появления текла тихо и мирно. Ничего мы не находили. А вот в озере откуда-то взялось страшилище и уничтожило всю рыбу. И большую и маленькую.