На острие луча - Шепиловский Александр Ефимович - Страница 26

Люди в последней комнате поразили меня. Это были близнецы, как есть близнецы. Тридцать человек и никакой эксперт не отличит их друг от друга. И занимались они не бестолковой работой, они изолировали блестящими лентами тянущийся перед ними шланг, который наматывался на алюминиевый барабан.

Лифт поднял нас наверх. Миновав небольшой, с настоящим твердым полом коридор, мы вошли в строго обставленный кабинет. В широкое окно виднелись скалы и кусочек моря. За столом сидел человек неопределенных лет с атлетической фигурой, квадратным лицом, в квадратных темных очках и с квадратным колпаком на голове. Слева от него находился щит со множеством кнопок и тумблеров, перед ним пустая пепельница и стопка исписанной бумаги. От него так и веяло холодной жестокостью.

— Любопытный экземпляр, — сказал он, кивнув на меня, и просмотрел несколько листков. — Интересный случай. Но ничего. Справимся.

Я смело подошел к столу и, глядя в квадратные очки, как можно спокойнее и вместе с тем требовательно, спросил:

— Я бы хотел знать, где нахожусь.

Он разразился громоподобным смехом.

— Я Ужжаз! С тебя этого достаточно. Ты забудешь все, кроме этого имени. Ха-ха! Экземпляр выкопался! Неподдающийся!

У меня судорогой стянуло губы. Надеюсь, он принял это за улыбку. И тут же я подумал, а не тот ли это Ужжаз, которого я искал? И внешне похож, и имя совпадает. Я раскрыл было рот, чтобы спросить, но Ужжаз расхохотался:

— Да ты веселый парень! Ха! Приятно побеседовать с таким человечком. Земле подходит срок смены паспорта и фамилии. Через год она будет называться — Ужжаз. Уразумел, человечек? Чувства, таланты, идеалы — блеф! Хо-хо. Отныне на Ужжазе будут думать так, как велю я! Я! Общество на планете давно нуждается в упрощении! Настала эпоха стандартизации человечества. Но я великодушен и нации оставлю. За исключением мелких. Каждая нация будет иметь свой стандарт, вся нация на одно лицо. Каста рабочих, каста инженеров. По чести, долгу, справедливости, любви и прочей чепухе давно соскучилась свалка. Вот так. Убрать! Через сутки обработать или…

Он закончил фразу на незнакомом мне языке. Я поднял руку:

— Подождите. Вы знаете профессора Бейгера?

— Бейгера? О, это враг номер один. Убрать!

— Стойте! — крикнул я. Но мне заломили руки и вытолкнули из кабинета.

На обратном пути я запоминал дорогу, раздумывал и искал Квинта. И я увидел его.

Бедный мой фараон вместе с десятками его товарищей по несчастью сидели каждый перед своим круглым баком, наполненным водой. Лицо Квинта пока не изменилось, но каким оно стало матовым и безжизненным! Вечно бегающие задорные глаза его сейчас были холодными. Бедняга трудился. Из круглого бака вода через отверстие в днище выливалась в другой бачок, меньшего объема, и был этот бачок всегда полон до краев. В обязанность Квинта входило не допустить, чтобы вода вылилась через край. Вот он и черпал ее ковшом и выливал в большой бак. Как только выльет, нижний бачок опять наполнится. Снова черпать и выливать, и так весь день.

Меня привели в лабораторию и начали колоть, брать анализы, облучать, а я все смотрел и запоминал надписи на этикетках.

Затем меня снова отвели в мою группу. Я улегся и начал размышлять. Далеко замахнулся этот Ужжаз. Он всерьез занялся стандартизацией человечества. Дело поставлено на широкую ногу, отлично организовано. Судя по всему, Ужжаз имеет агентов, в задачу которых входит похищать людей и отправлять их на остров. Анализируя все, что мне удалось увидеть и услышать, я стал разгадывать планы и методы его работы.

Вновь прибывшим вводили в кровь специальный раствор, парализующий высшие отделы мозга. После этого люди легко поддавались любому внушению. Вторым этапом предусматривалось стандартизовать внешность пленников. Ужжаз выбрал единственно правильный путь — гены. В ядре клетки любого живого организма находятся в виде нитей молекулы нуклеиновой кислоты, осуществляющие запись наследственной информации. А отрезки нитей — гены, управляют развитием определенных признаков. Ужжаз, воздействуя специальным препаратом на ядра клеток разных людей, хотел отождествить все гены. А раз у всех одни и те же гены, значит, у всех будут развиваться одинаковые признаки, все станут «близнецами». И у него это получилось.

Третий этап — заключительный, массовая обработка всех людей планеты путем распыления в атмосфере особых химических веществ. Теперь-то я понял назначение гигантской цистерны. В ней Ужжаз накапливал и хранил под давлением эти сжиженные химические вещества.

Что и говорить, голова у него работала здорово, но как-то односторонне, однобоко. Мне до сих пор не ясно, почему он не мог понять такой простой вещи, что погубил бы цивилизацию, что человечество вернулось бы к каменному веку и что в конце концов он все равно потерпел бы крах.

Каждый подумает, а почему на меня не подействовали препараты Ужжаза?

Когда я строил ядроскоп и плазмотрон для получения плазмы, то подолгу находился в магнитном поле чудовищной напряженности. Оно и спасло меня. Еще в старину люди пытались лечиться от некоторых психических заболеваний магнетизмом и небезуспешно. Поле благотворно повлияло на мою психику и укрепило ее. Это что-то вроде психологического иммунитета.

Конечно, после встречи с Ужжазом я сделал вид, что меня обработали. За ночь у меня созрел план спасения. Я встал со всеми, громко проорал «Ужжаз» и добросовестно «строил» весь день пирамиду. Я знал, что за мной сейчас внимательно следят и старался вовсю. Через два дня восемь человек из моей группы увели для опытов. Вернулись они полублизнецами, а через сутки их невозможно стало отличить друг от друга. Когда по моим расчетам контроль за мной прекратился, я начал действовать. Ужжаз так слепо уверовал в неотразимое действие своих препаратов, что не считал нужным запирать комнаты с подопытными или ставить охрану.

И вот однажды ночью я сделал вылазку. Я знал, что многим рискую, но иного выхода не было. Первым моим желанием было найти Квинта. В ту ночь я осмотрел всех спящих в четырех комнатах. Квинта я не нашел, зато появилась уверенность: меня не заметили и можно продолжать. Я осмелел. В следующую ночь Квинт был найден. Он спал на спине, подложив одну руку под голову. Будить я его не стал, он не узнал бы меня. Я только погладил его волосы и прошептал:

— Ничего, Квинт, мы еще посчитаемся с Ужжазом.

На третью ночь я настолько осмелел, что проник в лабораторию. Химические формулы завладели мной. Уходя оттуда, я вытащил из мусорной корзины два огрызка карандаша, несколько смятых чистых листков бумаги и прихватил с полки флакончик красного реактива. По пути «домой» заскочил к Квинту и вымазал его подошвы этим реактивом. Следующие две ночи я разрабатывал рецепт препарата, который вернул бы Квинту память. Работа днем на строительстве пирамиды стала невыносимо муторной. Я уставал и изматывал себя, стараясь не допустить оплошности и не вызвать подозрения. Когда рецепт был готов, я снова пробрался в лабораторию и приготовил препарат. Готовую темно-синюю жидкость я набрал в тонкий шприц и собрался было уходить, как увидел на краешке стола за пустой мензуркой белый цилиндрик, поставленный на «попа». Я взял его. На торце глянцем переливалось мелкозернистое стекло, а на боку виднелась кнопка. Я поводил цилиндриком перед глазами и вспомнил: этой штукой усыпили нас с Квинтом. Это было оружие, я не мог пренебречь им и, сунув цилиндрик под комбинезон за пазуху, поспешил в комнату Квинта.

Хорошо, что я догадался вымазать его подошвы реактивом, потому что Квинта успели уже обработать, и он стал непохож на себя. Приплюснутый нос, корявые плоские щеки, белесые брови. А под ухом красовалась сочная бородавка. Я впрыснул ему приготовленный препарат и прилег рядом. Выждал часа полтора и начал тормошить.

— Проснись, Квинт.

Он потянулся, что-то пробурчал и, открыв глаза, радостно завопил:

— Ф-и-ил!

— Тише, Квинт. Вставай и ни о чем не спрашивай меня. Не время сейчас. Следуй за мной.