Непримкнувший - Шепилов Дмитрий - Страница 7

Вот ваш учебник надо так сделать, чтобы это не шпаргалка была, не цитатничество. Он должен хорошо разъяснять все экономические законы, все понятия, категории, которые есть в «Капитале», у Маркса и у Ленина.

После такого учебника человек должен переходить к трудам Маркса и Ленина. Тогда образованные марксисты будут; хозяйство грамотно на научной основе вести будут. Без этого люди выродятся; пропадем. Поэтому учебник политической экономии нужен нам как воздух.

Сталин несколько раз в очень энергичных выражениях говорил, что вопрос стоит именно так: «либо-либо». Либо наши люди овладеют марксистской экономической теорией, и тогда мы выйдем победителями в великой битве за новую жизнь. Либо мы не сумеем решить этой задачи, и тогда — смерть!

Он вынул изо рта трубку и несколько раз сделал резкие движения у горла, словно перерезая его.

— Конечно, — продолжал Сталин, — для этого нужно, чтобы в учебнике всё было ювелирно отточено, взвешено каждое слово. А что сейчас? Вот я прочитал, что сделала группа Леонтьева, Сколько болтовни! Сколько чепухи всякой! То вдруг империалистов ругать начинают: вы такие-сякие; то вдруг всякие комсомольские штучки начинаются, агитка базарная. Учебник должен на сознание воздействовать, помогать законы общества познавать. А тут не поймешь, на что он воздействует — на желудок, что ли?

Возьмите за образец, как писал Маркс «Капитал», как писал Ленин «Развитие капитализма». Имейте в виду, налегке у вас это дело не пройдет. Мы к каждому слову у вас придираться будем.

Воспользовавшись паузой, я спросил:

— Можно ли рассчитывать, что вы будете редактировать то, что мы подготовим?

Сталин:

— Посмотрим, как напишете. Но от моего редактирования вам легче не будет, я вам спуску не дам.

В процессе беседы Сталин вдруг спросил меня:

— Когда вы пишете свои статьи, научные работы, вы пользуетесь стенографисткой?

Я ответил отрицательно.

— А почему?

— Я пишу медленно. Многократно возвращаюсь к написанному тексту. Делаю вставки, перестановки фраз и целых абзацев. Словом, всё время, пока идет работа, шлифую написанное. Я не могу этого делать, если перед глазами нет текста.

Сталин:

— Я тоже никогда не пользуюсь стенографисткой. Не могу работать, когда она тут торчит.

Беседуя, вышли в вестибюль. Раскуривая очередную трубку, Сталин спросил:

— А вы бываете в магазинах, на рынке?

Я сказал, что очень редко.

— А почему?

— Да как-то всё недосуг.

Сталин:

— Напрасно, Экономисту нужно там бывать. В конечном счете там отражаются все результаты нашей хозяйственной работы.

Сталин подал руку, и я направился к двери. В вестибюле не было ни души. Сталин:

— Да, я ведь забыл вызвать вам машину!

Он отошел в глубь вестибюля и что-то сказал в телефонную трубку.

Я вышел к подъезду. Словно часовые на посту, застыли огромные ели. Стояла абсолютная тишина. Невесть откуда у дверей появился полковник охраны. Послышалось шуршанье подходящей машины…

Эта встреча со Сталиным оставила во мне глубокий след: наверное, поэтому я и вспомнил о ней в эти печальные дни прощания с вождем. Что касается истории с учебником политэкономии, то я расскажу о ней позже.

…6 марта состоялся Пленум ЦК.

Впервые я попал в этот зал в марте 1943 года: здесь всесоюзный староста М.И. Калинин вручил мне боевой орден Красного Знамени за Сталинградскую битву. Впоследствии я бывал в Свердловском зале многократно и всякий раз любовался этим великим творением Казакова.

Все организационные вопросы решены были без обсуждения и, как всегда, единогласно. Пост Председателя Совета Министров занял Г. Маленков. Его первыми заместителями стали члены Президиума ЦК Л. Берия, В. Молотов, Н. Булганин и Л. Каганович.

К. Ворошилов рекомендован был главой государства — Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Кроме перечисленных лиц в состав Президиума ЦК вошли А. Микоян, М. Сабуров и М. Первухин.

В области государственного управления и экономики взят был курс на сверхцентрализацию: гигантские по объему и значению отрасли экономики или государственного управления объединялись в одном центре, во главе которого ставился член Президиума ЦК.

Так осуществился замысел Л. Берии. Он оказался во главе огромного Министерства внутренних дел, которое объединило и бывшее Министерство государственной безопасности. Многочисленные внешние признаки свидетельствовали о том, что Л. Берия будет занимать второе место в высших органах государственного и партийного руководства. Учитывая же мягкость и податливость Г. Маленкова, роль Берии могла оказаться доминирующей в обеих сферах.

Все понимали необходимость извлечь определенные уроки из положения, сложившегося при Сталине, когда Генеральный секретарь ЦК превратился в единоличного управителя в партии и государстве, обладая колоссальной властью и фактически никому не отчитываясь. Это навлекло на партию и страну величайшие беды.

Вот почему для предотвращения образования вновь системы единоличного диктаторства решено было не иметь в партии поста Генерального секретаря ЦК.

А как же быть тогда с председательствованием на заседаниях Президиума ЦК, где решались по существу и окончательно все важнейшие вопросы жизни страны — политические, международные, экономические, идеологические? Сходились на том, что нужно восстановить ленинскую традицию: при Ленине на заседаниях Политбюро председательствовал, глава Совнаркома, т.е. Ленин, а не Генеральный секретарь ЦК Сталин.

При таком порядке на заседаниях Президиума ЦК теперь, после смерти Сталина, должен будет председательствовать Г. Маленков, Что касается Секретариата ЦК, руководящего текущей работой, главным образом по организации проверки исполнения решений партии и подбору кадров, то предполагалось, что здесь по очереди будут председательствовать несколько секретарей ЦК.

Как показали события самого ближайшего будущего, Н. Хрущев, конечно, внутренне не был согласен с такой системой. Он никак не собирался поддерживать укрепление руководящего положения Г. Маленкова в партии и стране и вынашивал совершенно другие, честолюбивые планы. Но на данном этапе он не возражал против предлагаемой реформы. Он лишь предложил освободить его от обязанностей первого секретаря Московского комитета партии с тем, чтобы сосредоточиться полностью на работе в ЦК. Это и было принято на Пленуме 6 марта,

Назначение Хрущева на пост Секретаря ЦК соответствовало его самым сокровенным желаниям. Оно знаменовало собой первый акт той трагедии, которая скоро начала развертываться на глазах всего мира и, подобно пробуждающемуся вулкану, наращивать свои разрушительные последствия. То, что был упразднен пост Генерального (или Первого) секретаря ЦК партии, было лишь формальным моментом, фактически же Хрущев с этого дня ставился в положение руководителя партии. И он очень скоро потребовал и юридического оформления своего первенства.

Но в эти дни, у гроба умершего вождя, все, кроме Л. Берии и Н. Хрущева, которые разыгрывали свои карты, понимали, что нужно предотвратить образование вновь в партии и государстве системы единоличной власти. Понимать-то, конечно, понимали. Но, как показал опыт, не было ни готовности, ни решимости пойти на радикальные меры, чтобы не на словах, а на деле восстановить ленинские нормы партийной, государственной и общественной жизни.

Были ли реальные пути и возможности для решения этой задачи, от которой зависели дальнейшие судьбы великого народа? И какие? Да, были — это широчайшая демократизация партийной, государственной и общественной жизни.

Однако так не произошло: и партия, и народ снова оказались перед лицом единоличной власти. Причем новая система единовластия — хрущевщина — оказалась неизмеримо более худшей и отталкивающей, чем это было при Сталине.

Итак, мартовский Пленум ЦК взял курс на сверхцентрализацию. В результате А. Микоян стал возглавлять объединенное Министерство внутренней и внешней торговли. М. Сабуров был поставлен во главе гигантской машиностроительной «империи», которая объединила четыре бывших машиностроительных министерства. Такое же колоссальное объединенное министерство в области электростанций и электропромышленности возглавил М. Первухин.