Непримкнувший - Шепилов Дмитрий - Страница 37

«Я приехал к вам потому, что в вашем весьма лаконичном заявлении по прибытии в Лондон я нашел одно слово, одно, но которое дает надежду, что мы с вами можем попытаться найти общую почву для разумного подхода к решению суэцкой проблемы. Это было бы весьма затруднительно с господином Вышинским, который, само собой разумеется, заслуживал высокого уважения. Но мне трудно представить себе человека, который мог бы доплыть до конца, читая блистательные речи и заявления господина Вышинского».

И действительно, Вышинский упивался своим красноречием настолько, что ради красивой или хлесткой фразы готов был потопить существо дела.

Таков был один из самых, пожалуй, ярких представителей сталинской бюрократии. И чтобы закончить с ним, расскажу такой эпизод. Мне нужно было переделать мое выступление на сессии ООН — кажется, было это осенью 1956 года. Я прошел в кабинет нашего представителя при ООН и попросил вызвать стенографистку. Диктовал, расхаживая по кабинету, потом задумался… сел за стол… закрыл глаза рукой…

Вдруг стенографистка бросается ко мне с диким криком:

— Дмитрий Трофимович, что с вами?

С минуту мы смотрим друг на друга. Потом она приходит в себя и начинает извиняться:

— Вы знаете, ведь с Вышинским всё было именно так. Он диктовал мне именно здесь. Сначала ходил. Потом присел вот за этот же стол. Закрыл глаза рукой. Сидел минуту, две, три… Я сразу не сообразила, что произошло. Пока вызвали доктора, было уже поздно.

Да, Андрей Януарьевич умер очень легкой смертью.

…Эволюция в сторону усиления недемократических методов руководства и управления сказывалась во всех звеньях партийного и советского механизмов. Не составлял исключения и, казалось бы, демократический по самой своей природе орган — Верховный Совет СССР.

12 марта 1950 г. состоялись очередные выборы в Верховный Совет СССР. Перед этим я денно и нощно был в разъездах и выступал перед рабочими, колхозниками, интеллигенцией Каменск-Уральского избирательного округа: Уральского алюминиевого завода, Синарского трубного, авиационных заводов, Каменск-Уральской ТЭЦ, Березовского рудника по добыче золота, пригородных колхозов и совхозов.

Всюду, начиная с прославленного Свердловского Уралмаша, меня поражали могучая, первоклассная техника заводов-гигантов, напряженный труд и огромный производственный подъем среди массы строителей социализма. Всюду трогали теплота и сердечность, с которыми принимали избиратели меня — простого смертного.

И вот я впервые депутат советского парламента. Я был счастлив и горд этим. Во-первых, потому, что оказался в числе той тысячи «лучших из лучших», как именовала печать нас, которых великий двухсотмиллионный народ удостоил своим избранием. Во-вторых, потому, что я получил депутатский мандат в Совет Союза от рабочих Урала — индустриального хребта социалистической державы.

12 июня открылась первая сессия вновь избранного Верховного Совета. Зал заседаний Большого Кремлевского дворца. Я бывал здесь в прежние годы, до реконструкции, когда он именовался Андреевским залом. Места для делегации Свердловской области. Рядом со мной в креслах также избранные от Свердловской области депутаты: маршал Советского Союза Г.К. Жуков, знаменитый физик-атомщик И.В. Курчатов, уральский писатель-сказочник П.Т. Бажов и другие.

…С маршалом Жуковым я впервые встретился на фронте в 1941 году, в самые напряженные дни битвы за Москву, когда над столицей нависла смертельная опасность. Г. Жуков командовал Западным фронтом. Я только что был назначен начальником политотдела 173-й стрелковой дивизии (бывшей 21-й дивизии народного ополчения Киевского района Москвы). Дивизия состояла исключительно из москвичей-добровольцев. Вооружена она была очень плохо, стареньким оружием времен Первой мировой войны, но по духу своему и стойкости она показывала чудеса.

Дивизия приняла первый бой на Десне западнее города Кирова. В течение октября-ноября 1941 года она вела тяжелые кровопролитные сражения с ударной танковой группировкой генерала Гудериана, которая имела задачу, захватив Тулу и Каширу, ворваться в Москву через её южные подступы.

Нет таких слов и нет таких красок, чтобы описать, сколько мужества, героизма, самоотверженности проявляли воины дивизии; чтобы защитить свою белокаменную. В дивизионном боевом марше были такие слова:

В те дни враг пытался расширить

Стремительный танков прорыв,

Но встали полки у Каширы,

Сердцами столицу прикрыв.

Дивизия несла огромные потери, как и другие соединения, оборонявшие Москву, но танковые полчища врага к Москве не прорвались.

Стояли небывалые для ноября лютые морозы. Командир дивизии полковник Александр Богданов и я отправились из-под Каширы в штаб Западного фронта просить пополнения дивизии москвичей людьми и оружием. Штаб помещался в подмосковном Перхушково. На всем протяжении пути мы видели, как ощерилась Москва и её подступы окопами, завалами, противотанковыми рвами, ежами, надолбами, артиллерийскими орудиями, зенитками, проволочными заграждениями, баррикадами, аэростатами — в готовности умереть, но не сдаться.

Часов в 11 вечера я был в Перхушкове в домике у члена Военного совета фронта Н.А. Булганина. За время пути мои ноги в сапогах и всё тело в солдатской шинелишке превратились в сосульки. Я не чувствовал пальцев, а губы одеревенели. После чада артиллерийского огня дивизии, окровавленных бинтов тысяч раненых, вспоротой воронками земли, окаменевших на жгучем морозе трупов людей и лошадей меня поразила обстановка тишины и даже какого-то уюта в Военном совете фронта. В приемной Н. Булганина было чисто и тепло. За отдернутой занавеской напевал убаюкивающую песенку пузатый тульский самовар.

Н. Булганин с явным доброжелательством выслушал мой краткий доклад о боевых действиях дивизии. Похвалил дивизию и москвичей. Распорядился о награждениях отличившихся воинов боевыми орденами и медалями.

Обещал срочно пополнить дивизию боевой техникой и людьми.

Часов около трех ночи мы с комдивом вошли в кабинет командующего фронтом Г. Жукова. С первой же встречи маршал Жуков оставлял неизгладимое впечатление. Умное благородное лицо, высокий светлый лоб, серые проницательные глаза, крепко сбитая фигура, чеканный шаг по комнате, ясные и точные формулировки мыслей и требований — всё свидетельствовало о большой внутренней силе, уверенности в себе, несгибаемой воле, великолепной вымуштрованной организованности.

Мы с комдивом доложили кратко о боевых действиях дивизии, её нынешнем состоянии и наших просьбах о доукомплектовании. Маршал сказал, отчеканивая каждое слово:

— Дралась дивизия неплохо. Отличившихся наградим. Людским составом пополним. Оружие дадим. Не теряя ни минуты готовьтесь к вводу дивизии в бой в самое ближайшее время. Сохранять полную боевую готовность непрерывно.

Комдив доложил Жукову, что в первом же бою с танками противника дивизию самовольно покинул командир артиллерийского полка Глотов. Жуков нажал кнопку звонка. Вошел генерал.

Жуков:

— Комдив 173-й докладывает, что в разгар боя дивизию покинул командир артполка полковник Глотов. Полковника Глотова разыскать и расстрелять.

…Через 25 лет, в дни празднования годовщины разгрома немцев под Москвой, маршалу Жукову на собрании ученых был, в числе других, задан вопрос:

— Верно ли, что Сталин был очень жесток?

— Верно. Я сам был очень жесток. Обстановка требовала.

…Сделав несколько энергичных шагов по комнате, Жуков сказал:

— Для некоторых командиров понятия чести, должно быть, не существует. Маршал одевается в крестьянскую дерюгу и в лаптях выходит из окружения. Какой позор. Запугали себя окружением. Так будем воевать — государство потеряем. Да, государство потеряем. Всего хорошего. Приказываю: при любых работах по доукомплектованию сохранять исправно полную боевую готовность дивизии.

Позже я, уже в качестве начальника политотдела 4-й Гвардейской армии, ещё раз встречался на фронте с маршалом Жуковым далеко от Москвы.

После окончания тяжелых, но победоносных сражений за Сталинград моя армия была помыта, обмундирована, доукомплектована. Теперь мы имели первоклассное стрелковое оружие и мощную артиллерию. Боевые действия армии поддерживали крупные танковые и авиационные соединения.