Закат Луизианы - Шепард Люциус - Страница 5

– Садись за руль, Уоллес. – Потом указал на футляры. – Закройте. Можете затолкать их в патрульную машину.

Застегивая футляры, перенося их к полицейской машине и укладывая на заднее сиденье, Мустейн вяло размышлял, не дать ли деру. Положим, надежды смыться мало, но в свете сложившихся обстоятельств ему терять нечего. Они забрали у него машину и гитары. Все стоит немалых денег. Что мешает им утопить его в болоте и разобрать «БМВ» на запчасти? А инструменты продать или подарить братьям и племянникам. Мустейн стоял у открытой задней дверцы, начиная дрожать от возбуждения, приготавливаясь рвануть с места.

– Давайте… залезайте, – сказал полицейский. Рядом притормозил автомобиль, двигавшийся в западном направлении. Черный «корвет» возвращался в город; глухо урчал мотор, зажженные фары отбрасывали длинные дрожащие блики на капот. Он остановился у обочины за «БМВ», высветив фарами глубокие выбоины на земле. «Черт побери!» – сказал полицейский, когда черноволосый мужчина в джинсах и синей рабочей рубашке вылез из машины и направился к ним. Женщина-азиатка в красном кимоно, с бутылкой водки в руке вышла следом со стороны пассажирского сиденья и прислонилась к «БМВ». Мужчина дружелюбно кивнул Мустейну и спросил полицейского:

– В чем дело, Рэнди? Опять взялись с Уоллесом лохов динамить?

Его голос – баритон – казался слишком громким для человека такого невысокого роста, но не особенно глубоким и выразительным; просто громкий повелительный голос, с фальшивыми театральными интонациями, как у начинающего актера.

– Нечего совать нос не в свое дело, – сказал полицейский.

– Я ждал эвакуатор, – сказал Мустейн, понадеявшись на незнакомца. – Я не понимаю, что за чертовщина здесь происходит.

Мужчина заложил большие пальцы рук в задние карманы джинсов и неприязненно уставился на полицейского. Он был невысоким и мускулистым, с копной курчавых волос. Загорелое лицо было изборождено глубокими морщинами, но они не свидетельствовали ни о мрачном настроении, ни о добродушии; казались несущественной деталью. У него были крупные, но невыразительные черты. Он напоминал, подумалось Мустейну, фоторобот итальянца, передающий внешнее сходство, но не характер.

– У него с собой ценные музыкальные инструменты, – сказал полицейский, указывая на футляры. – И ни одной бумажки, подтверждающей, что они принадлежат ему.

– Я правильно понял? – спросил мужчина. – Ты задерживаешь парня потому, что нашел у него пару гитар?

Азиатка рассмеялась и глотнула водки из бутылки. У нее было чувственное кошачье лицо с полными губами и миндалевидными глазами. Острые соски отчетливо вырисовывались под шелковой тканью кимоно; черные волосы в беспорядке падали на плечи. Она заметила, что Мустейн пялится на нее, и снова рассмеялась.

– Ну что мне с тобой делать, Рэнди? – спросил мужчина тоном человека, чье терпение подвергается жестокому испытанию. – Я предупреждал, что не потерплю таких безобразий. – Он взглянул на водителя эвакуатора. – Перенеси вещи этого человека обратно в его машину, Уоллес. И пришли мне счет за ремонт.

Водитель эвакуатора кивнул и принялся перетаскивать гитары в «БМВ»; полицейский нахмурился и положил ладонь на кобуру.

– Послушай, Джо, – сказал он. – Я знаю, что ты в каждом встречном-поперечном видишь невинную жертву, когда заложишь за воротник, но ты не вправе вмешиваться в дела полиции.

– Довольно безрассудно с моей стороны, верно? – сказал мужчина.

Мустейну показалось, что дело запахло дракой. В бесстрастном взгляде мужчины читалась своего рода пассивная угроза, не явная угроза, которая пугала больше, чем открытая ярость.

– Не знаю, безрассудно или нет. – Полицейский заговорил примирительным тоном теперь, когда решил, что доказал свою правоту. – Я первый готов признать, что ты очень много сделал для города. Видит Бог, ты имеешь право высказывать свое мнение. Но есть вещи…

Мужчина положил ладонь полицейскому на грудь. Мустейн подумал, что сейчас он толкнет парня, но он просто держал ладонь у него на груди, словно не давая упасть вперед. У полицейского запрыгал кадык; он медленно опустил взгляд. От его былого задора и следа не осталось. Мустейн понимал реакцию парня; он хорошо представлял, как под этой твердой, каменной рукой бешено колотится слабое сердце, начиная мучительно ныть, как кожа становится болезненно чувствительной.

– Вали отсюда, – спокойно сказал мужчина. – И не попадайся мне на глаза в ближайшее время.

Полицейский смотрел немигающим взглядом в одну точку над головой мужчины с таким озадаченным видом, словно пытался вспомнить нечто чрезвычайно важное.

– Даже не думай, – сказал мужчина. Мгновение спустя полицейский резко повернулся и стремительно зашагал к патрульной машине. Через несколько секунд он круто развернул автомобиль и поехал в город.

– Тупой ублюдок! – Мужчина выдохнул и потряс головой.

Мустейн почувствовал, что у него самого ноет в груди. Он глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от болезненного ощущения. Мужчина с еле заметной усмешкой наблюдал за ним.

– Спасибо, – пробормотал Мустейн. – Я… э-э…

– Не стоит благодарности, – сказал мужчина. – Ситуация требовала вмешательства. – Он протянул руку и обменялся легким, коротким рукопожатием с Мустейном. – Меня зовут Джо Дилл.

– Джек Мустейн.

– Вы из французов, да? – спросил Джо Дилл.

– Вроде бы.

– А я… – Джо Дилл похлопал себя по груди. – Я сицилиец. Наша настоящая фамилия Дилагрима, но мой дед сократил ее.

– Гм… – сказал Мустейн.

– Ну что? – Джо Дилл деловито потер руки. – Не пропустить ли нам по рюмашке? Позвольте мне оказать достойный прием гостю Грааля.

Такое великодушие насторожило Мустейна, но Джо Дилл уже вел его к «корвету».

– Я не могу допустить, чтобы у приезжих складывалось неблагоприятное впечатление о моем городе, – сказал он. – Для меня это вопрос чести.

– Я вам очень признателен. – Мустейн скользнул на переднее пассажирское сиденье. – Но я валюсь с ног от усталости. Может, как-нибудь в другой раз?

– По одной рюмашке, – сказал Джо Дилл. – А потом найдем вам комнату.

К великому удивлению Мустейна, женщина забралась в машину за ним следом и уселась к нему на колени, обдав ароматом жасмина. Она улыбнулась через плечо, а потом слегка поерзала, отчего в паху у Мустейна растеклось тепло.

– Рад с вами познакомиться, – сказал он, стараясь сохранять невозмутимый вид; ему показалось, что она хочет возбудить его.

– Привет, пехота. – Женщина захихикала.

– У вас есть знакомые вьетнамцы? – спросил Джо Дилл, усаживаясь за руль и хлопая женщину по ляжке.

– Доводилось общаться с двумя-тремя.

– Они исключительные люди. Просто исключительные.

– Вы были во Вьетнаме? – спросил Мустейн. По лицу Джо Дилла пробежала тень раздражения.

– Нет, не пришлось. – Он задумчиво кивнул, словно соглашаясь с самим собой, а потом подмигнул Мустейну. – Но сейчас я наверстываю упущенное.

Странная живость, с какой он выдал последнее заявление, насторожила Мустейна, и он решил закрыть тему.

– Вам надо заглянуть ко мне в гости, – сказал Джо Дилл. – Вы поймете, о чем я говорю. – Он бросил взгляд на Мустейна. – Я серьезно. Бьюсь об заклад, вы останетесь в восторге. Может завтра, а? Только утром. После полудня я буду занят подготовкой к ночи накануне Иоаннова Дня. – Очевидно, он заметил недоумение Мустейна и добавил: – Вернее, ночи. Важное событие для нас. Настоящий праздник. Вы выбрали удачное время для поломки машины.

Мустейн сказал, что завтра должен будет проследить за ходом ремонтных работ, но возможно, зайдет. В обществе Джо Дилла, по непонятной причине лезущего к нему со своей дружбой, и женщины у него на коленях, стесняющей движения и загораживающей обзор, он начинал чувствовать себя в большей опасности, чем недавно наедине с полицейским.

– Тайет – вьетнамка, – сказал Джо Дилл.

– Я так и понял.

– Да… – Джо Дилл прибавил газу. – Лет десять назад одни мерзавцы доставали ее семью в Солт-Харвест. Я их выручил. Теперь она выручает меня.