Золотой ключик, или Приключения Буратино - Толстой Алексей Николаевич - Страница 4

– Это Буратино! Это Буратино! К нам, к нам, весёлый плутишка Буратино!

Тогда он с лавки прыгнул на суфлёрскую будку, а с неё на сцену.

Куклы схватили его, начали обнимать, целовать, щипать… Потом все куклы запели «Польку Птичку»:

Зрители были растроганы. Одна кормилица даже прослезилась. Один пожарный плакал навзрыд.

Только мальчишки на задних скамейках сердились и топали ногами:

– Довольно лизаться, не маленькие, продолжайте представление!

Услышав весь этот шум, из-за сцены высунулся человек, такой страшный с виду, что можно было окоченеть от ужаса при одном взгляде на него.

Густая нечёсаная борода его волочилась по полу, выпученные глаза вращались, огромный рот лязгал зубами, будто это был не человек, а крокодил. В руке он держал семихвостую плётку.

Это был хозяин кукольного театра, доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас.

– Га-га-га, гу-гу-гу! – заревел он на Буратино. – Так это ты помешал представлению моей прекрасной комедии?

Он схватил Буратино, отнёс в кладовую театра и повесил на гвоздь. Вернувшись, погрозил куклам семихвостой плёткой, чтобы они продолжали представление.

Куклы кое-как закончили комедию, занавес закрылся, зрители разошлись.

Доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас пошёл на кухню ужинать.

Сунув нижнюю часть бороды в карман, чтобы не мешала, он сел перед очагом, где на вертеле жарились целый кролик и два цыплёнка.

Помуслив пальцы, он потрогал жаркое, и оно показалось ему сырым.

В очаге было мало дров. Тогда он три раза хлопнул в ладоши. Вбежали Арлекин и Пьеро.

– Принесите-ка мне этого бездельника Буратино, – сказал синьор Карабас Барабас. – Он сделан из сухого дерева, я его подкину в огонь, моё жаркое живо зажарится.

Арлекин и Пьеро упали на колени, умоляли пощадить несчастного Буратино.

– А где моя плётка? – закричал Карабас Барабас.

Тогда они, рыдая, пошли в кладовую, сняли с гвоздя Буратино и приволокли на кухню.

Синьор Карабас Барабас вместо того, чтобы сжечь Буратино, даёт ему пять золотых монет и отпускает домой

Когда куклы приволокли Буратино и бросили на пол у решётки очага, синьор Карабас Барабас, страшно сопя носом, мешал кочергой угли.

Вдруг глаза его налились кровью, всё лицо сморщилось. Должно быть, ему в ноздри попал кусочек угля.

– Аап… аап… аап… – завыл Карабас Барабас, закатывая глаза, – аап-чхи!..

И он чихнул так, что пепел поднялся столбом в очаге.

Когда доктор кукольных наук начинал чихать, то уже не мог остановиться и чихал пятьдесят, а иногда и сто раз подряд.

От такого необыкновенного чихания он обессилевал и становился добрее.

Пьеро украдкой шепнул Буратино:

– Попробуй с ним заговорить между чиханьями…

– Аап-чхи! Аап-чхи! – Карабас Барабас забирал разинутым ртом воздух и с треском чихал, тряся башкой и топая ногами.

На кухне всё тряслось, дребезжали стёкла, качались сковороды и кастрюли на гвоздях.

Между этими чиханьями Буратино начал подвывать жалобным тоненьким голоском:

– Бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко!

– Перестань реветь! – крикнул Карабас Барабас. – Ты мне мешаешь… Аап-чхи!

– Будьте здоровы, синьор, – всхлипнул Буратино.

– Спасибо… А что – родители у тебя живы? Аап-чхи!

– У меня никогда, никогда не было мамы, синьор. Ах я, несчастный! – И Буратино закричал так пронзительно, что в ушах Карабаса Барабаса стало колоть, как иголкой.

Он затопал ногами.

– Перестань визжать, говорю тебе!.. Аап-чхи! А что – отец у тебя жив?

– Мой бедный отец ещё жив, синьор.

– Воображаю, каково будет узнать твоему отцу, что я на тебе изжарил кролика и двух цыплят… Аап-чхи!

– Мой бедный отец всё равно скоро умрёт от голода и холода. Я его единственная опора в старости. Пожалейте, отпустите меня, синьор.

– Десять тысяч чертей! – заорал Карабас Барабас. – Ни о какой жалости не может быть и речи. Кролик и цыплята должны быть зажарены. Полезай в очаг.

– Синьор, я не могу этого сделать.

– Почему? – спросил Карабас Барабас только для того, чтобы Буратино продолжал разговаривать, а не визжал в уши.

– Синьор, я уже пробовал однажды сунуть нос в очаг и только проткнул дырку.

– Что за вздор! – удивился Карабас Барабас. – Как ты мог носом проткнуть в очаге дырку?

– Потому, синьор, что очаг и котелок над огнём были нарисованы на куске старого холста.

– Аап-чхи! – чихнул Карабас Барабас с таким шумом, что Пьеро отлетел налево, Арлекин – направо, а Буратино завертелся волчком.

– Где ты видел очаг, и огонь, и котелок нарисованными на куске холста?

– В каморке моего папы Карло.

– Твой отец – Карло! – Карабас Барабас вскочил со стула, взмахнул руками, борода его разлетелась. – Так, значит, это в каморке старого Карло находится потайная…

Но тут Карабас Барабас, видимо, не желая проговориться о какой-то тайне, обоими кулаками заткнул себе рот. И так сидел некоторое время, глядя выпученными глазами на угасающий огонь.

– Хорошо, – сказал он наконец, – я поужинаю недожаренным кроликом и сырыми цыплятами. Я тебе дарю жизнь, Буратино. Мало того… – Он залез под бороду в жилетный карман, вытащил пять золотых монет и протянул их Буратино. – Мало того… Возьми эти деньги и отнеси их Карло. Кланяйся и скажи, что я прошу его ни в коем случае не умирать от голода и холода и самое главное – не уезжать из его каморки, где находится очаг, нарисованный на куске старого холста. Ступай, выспись и утром пораньше беги домой.

Буратино положил пять золотых монет в карман и ответил с вежливым поклоном:

– Благодарю вас, синьор. Вы не могли доверить деньги в более надёжные руки…

Арлекин и Пьеро отвели Буратино в кукольную спальню, где куклы опять начали обнимать, целовать, толкать, щипать и опять обнимать Буратино, так непонятно избежавшего страшной гибели в очаге.

Он шёпотом говорил куклам:

– Здесь какая-то тайна.

По дороге домой Буратино встречает двух нищих – кота Базилио и лису Алису

Рано утром Буратино пересчитал деньги – золотых монет было столько, сколько пальцев на руке, – пять.

Зажав золотые в кулаке, он вприпрыжку побежал домой и напевал:

– Куплю папе Карло новую куртку, куплю много маковых треугольничков, леденцовых петухов на палочках.

Когда из глаз скрылся балаган кукольного театра и развевающиеся флаги, он увидел двух нищих, уныло бредущих по пыльной дороге: лису Алису, ковыляющую на трёх лапах, и слепого кота Базилио.

Это был не тот кот, которого Буратино встретил вчера на улице, но другой – тоже Базилио и тоже полосатый. Буратино хотел пройти мимо, но лиса Алиса сказала ему умильно:

– Здравствуй, добренький Буратино! Куда так спешишь?

– Домой, к папе Карло.