Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла. - Шелест Игорь Иванович - Страница 18

Веселов появился в комнате методического совета через несколько минут, подсел к Стремнину, взял со стола полётный лист.

— Куда ты запропастился? — спросил Сергей.

— Ты не сказал, что будешь здесь, — я и обегал все кругом!.. Так что там стряслось на «Омеге»?

— А вот что…

И Сергей рассказал Евграфу, как, выполняя высший пилотаж на И-21, опытный инструктор-лётчик капитан Казаков попал в какое-то быстрое самовращение, происходившее при больших отрицательных перегрузках. Сперва на «Омеге» подумали, что Казаков просто-напросто угодил в перевёрнутый штопор, но Казаков категорически отверг этот, как он выразился, «поклёп на него» и очень горячо доказывал, что столкнулся с совершенно новым явлением динамики полёта, ранее ему незнакомым…

— Вот товарищи с «Омеги» и обратились в институт с просьбой, чтобы мы провели на этом самолёте эксперимент, добившись воспроизведения такого же самовращения, что было у Казакова, и дали разъяснения и рекомендации по пилотированию.

Евграф некоторое время молчал, потом спросил:

— А ты говорил с Казаковым?

— Ещё на прошлой неделе.

— И?..

— Он попал в это самовращение после «горки», переведя энергично машину на снижение и креня её. По его словам, самолёт будто только и ждал этого — так яростно завертелся вокруг продольной оси. Казакова вырывало из кабины более чем двухкратной отрицательной перегрузкой. Ему удалось прекратить вращение только лишь торможением самолёта, убрав полностью тягу двигателя.

— А «наука» как квалифицирует казаковскую «круть-верть»?

— Кулебякин, например, убеждён, что это было так называемое аэроинерционное самовращение. Явление редкое, но в авиации все же известное. О нём есть кое-что в учебниках по практической динамике полёта.

— Читал я… И понял, что ничего хорошего в инерционном самовращении нет! — Евграф заглянул Сергею в глаза.

— Что делать?.. Попробовать нужно.

— Будь аккуратен.

— Буду.

— Ты все продумал и готов?

— Само собой.

— Чем могу быть тебе полезен?

— Вот что… Встретимся в нашей испытательной зоне. Перед вылетом с «Омеги» я вызову тебя на связь — будь ко времени в самолёте. Взлетев, выходи к пункту В на высоте 8 тысяч метров, скорость дозвуковая… Как бы меня ни вертело, постарайся заснять — это очень важно!

— Постараюсь. — Евграф выразительно взглянул на часы. — Однако где же представитель с «Омеги»?.. Пора бы ему и быть.

— Сейчас прилетит. Пошли одеваться. Кстати, ты просмотришь на мне противоперегрузочный костюм.

Уже когда они поднимались по лестнице на второй этаж, Евграф вдруг оживился и озорно пропел:

— И кое-что ещё, о чём сказать не надо, и кое-что ещё, о чём сказать нельзя!..

Но тут щёлкнул динамик на стене, и диспетчер известил:

«Товарищ Стремнин, за вами прилетел самолёт с „Омеги“.

Через два часа Стремнин на том самом И-21, на котором попал в инерционное самовращение Казаков, взлетел с аэродрома «Омеги» и, идя в крутом подъёме, направился к испытательной зоне. Он издали приметил тончайший белый росчерк в синеве, оставляемый самолётом Веселова. А немного погодя Евграф известил, что его видит и идёт на сближение, чтобы пристроиться для киносъёмки.

Сергей давно научился отсекать от восприятия монотонные звуки, характерные для установившегося режима полёта. Но как чутко воспринимал его слух вторжение в мешанину шумов летящей машины нового звука!.. Весь грохот самолёта врывался тогда в уши, как в распахнутые окна, и в этом грохоте Сергею ясно слышался встревоживший его новый звук. Но в данном случае все шумы-звуки были монотонны и казались ему тишиной. Сергею даже представилось, что самолёт застыл в стекловидной массе — так плотно он «сидел» в воздухе, не вздрагивая, не шелохнувшись. Сергею захотелось тронуть рули. Вроде бы нехотя, самолёт качнулся и снова застыл.

«Как, однако, на высоте не воспринимается скорость! А ведь мы делаем с тобой, дружок, девятьсот километров в час!»

Потом Сергей подумал, что на таком самолёте он входил в строй лётчиков-испытателей. «Уже более восьми лет прошло!.. А сколько лётчиков на таких самолётах летало до меня?!»

Сергей знал историю И-21. Он знал, что создан самолёт был ещё в конце пятидесятых годов, знал и нескольких ветеранов-лётчиков, которым довелось участвовать в испытаниях ряда прототипов этой машины, пока она выкристаллизовывалась в современную свою форму. В течение пяти лет, пока интенсивно совершенствовалась опытная партия таких машин, сколько было сменено крыльев, рулей, двигателей, воздухозаборников, всевозможных устройств системы управления!.. Кто теперь в состоянии вспомнить весь этот труд?.. А сколько озарений талантливых людей — конструкторов, учёных, инженеров — вобрала в себя эта машина!.. Всё строили её и перестраивали руки многих рабочих, механиков, техников и всевозможных специалистов, пока она не залетала, как надо. И, став серийной, летает прекрасно не один десяток лет.

Поначалу всякое бывало с этим самолётом. Первым его испытателям приходилось садиться с отказавшим двигателем и с опасными неполадками в системе управления… Кому-то из них пришлось прибегнуть и к катапультированию… Вспомнились Сергею и портреты в траурной рамке тех, кто ради совершенствования её отдал жизнь…

Но сколько лет прошло!.. Что же теперь ещё затаилось в этом самолёте-ветеране!

Сергей обвёл глазами приборы: стрелки «дышали» в секторах шкал, говорящих, что все на борту исправно. Самолёт, набрав высоту 8 тысяч метров, входил в испытательную зону. Сейчас Евграф подойдёт, и можно будет начинать эксперимент. Сергей ещё раз представил, что станет делать.

Капитан Казаков, с которым Сергей обстоятельно переговорил на «Омеге», настаивал на том, что в его вращении педали руля направления стремились уйти от нейтрального положения, то есть руль сам, помимо казаковской воли, стремился отклониться. Лётчику удалось удержать педали, уперевшись изо всех сил ногами. «Но каково будет, если кто-то из лётчиков, попав в такое же вращение, — подумал Сергей, — не сумеет удержать их?.. Скажем, я сейчас повторю все, как было у Казакова, и удержу педали, не дам им вырваться из-под ног… Пусть даже покрутит меня лихо… А что я напишу в рекомендациях лётчикам?.. „Держать педали“?.. А если не удержит кто-то, что будет тогда с самолётом, да и с самим лётчиком?.. Как ответить?.. Нет, раскрутившись, мне, очевидно, придётся все же педали отпустить…» — и тут Сергей вздрогнул от неожиданности: