Она Он - Леви Марк - Страница 47

Спустя два месяца поздним вечером, когда Пол правил последние строчки своей книги, позвонила Дейзи и настойчиво попросила встретиться как можно скорее.

Пол уловил в ее голосе возбуждение и намек на то, что она получила весточку от Миа.

Чтобы не застрять в пробке, Пол поехал на метро, а на улице Лепик не вытерпел и перешел на бег. Он промчался мимо Мулен-де-Ла-Галет, задыхаясь, весь в поту, ощущая зверский голод и еле дыша истерзанными легкими. Влетая в «Кламаду», он был уверен, что увидит Миа.

Но за стойкой его дожидалась одна Дейзи.

– Что стряслось? – выпалил он, падая на табурет.

Дейзи продолжила протирать бокалы.

– Не собираюсь тебе рассказывать, что недавно с ней говорила, потому что это была бы неправда.

– Не понимаю…

– Если помолчишь, то я поделюсь с тобой тем, что знаю. Но сперва угощу тебя коктейлем, восстанавливающим силы.

Дейзи не торопилась. Сначала она подождала, пока он выпьет коктейль до дна. Напиток оказался крепким, Пол мигом захмелел.

– Серьезная штука! – похвалил он, откашливаясь.

– Этим отпаивали заблудившихся в Альпах горцев, отыскав их после наступления темноты. Так их вырывали из лап смерти и возвращали к жизни.

– Выкладывай все, что знаешь, Дейзи!

– Знаю я немного, но все-таки…

Она подошла к выдвижному ящику-кассе и достала из него конверт из крафт-бумаги. Пол хотел было схватить его со стойки, но она не позволила.

– Подожди, сначала я должна с тобой поговорить. Знаешь, кто такой Крестон?

Пол припомнил, что Миа называла это имя в Сеуле. Речь шла как будто о близком друге, хотя его подлинная роль так и осталась для Пола непонятной. Тогда он даже почувствовал укол ревности.

– Он ее агент, то есть был им, – продолжала Дейзи. – У нас с ним есть что-то общее, только это должно остаться тайной на случай, если все рано или поздно устроится…

– Не пойму, что должно устроиться…

– Помолчи, дай договорить. Понимаешь, мы с ним оба страдаем от пустоты, возникшей после ее исчезновения. Сначала я думала, что он беспокоится о ее финансовых делах, но это было раньше…

– Раньше чего?

– Он объявился вчера вечером. Всегда странно, когда имя обретает облик. Я представляла его совершенно другим, думала, он типичный англичанин в котелке и с зонтиком. Клише нас погубят! Короче, Крестон оказался красавчиком лет пятидесяти, и рукопожатие у него такое крепкое, что пальцы хрустят. Я люблю, когда мужчины энергично жмут руку, это многое о них говорит. Ты тоже из таких, мне это сразу понравилось. В общем, вчера вечером он ужинал один за столиком. Прежде чем заплатить по счету, он дождался, пока опустеет зал. Он правильно поступил: если бы я знала, то отказалась бы принять у него деньги. Я сама к нему подошла, иначе он, быть может, ушел бы, так и не представившись. А поскольку он оказался последним клиентом, я спросила, понравилась ли ему еда. Он помолчал и говорит: «Ваши гребешки великолепны, не зря мне их расхваливали, теперь я понимаю, почему она так любила это место». И протягивает мне этот конверт. Открыв его, я поняла, кто он. Он тоже уже много месяцев не получает от Миа никаких вестей. Она звонила ему всего раз с просьбой продать ее квартиру со всем содержимым. Так и не сказала, куда подевалась. Крестон дождался, пока машины увезут ее скарб, и, по его признанию, сам отправился на аукцион, чтобы все это выкупить. Каждое падение молотка аукциониста превращало его в хозяина какого-нибудь предмета, раньше принадлежавшего Миа. Она была его любимицей. Ему была невыносима мысль, что чужой человек будет сидеть за ее письменным столом, спать на ее кровати. Сейчас мебель и безделушки Миа хранятся на мебельном складе в пригороде Лондона.

– А что в этом конверте? – спросил Пол, дрожа от нетерпения.

– Подожди. Он приехал в Париж, чтобы провести вечер в ее любимом месте. Я не могу его за это упрекать: знал бы ты, сколько раз я смотрела на столик, за которым мы с ней ужинали, на ее скамейку на площади Тертр… Признаться, я сажаю клиентов за ее столик только тогда, когда в зале не остается других свободных мест. Бывает, я даже заставляю людей ждать, а этот столик оставляю незанятым, потому что после ее отъезда ни одного вечера не проходит, чтобы я не мечтала о том, как она войдет в эту дверь и спросит, есть ли в моем сегодняшнем меню гребешки…

Пол не выдержал и без спросу вскрыл конверт. В нем лежали три фотографии.

Снимали издали, скорее всего, с террасы ресторана у Карусель дю Лувр. Видна была очередь посетителей музея у Пирамиды. Дейзи указала пальцем на одно лицо.

– Она умеет становиться неузнаваемой, не тебе об этом напоминать, но Крестон не сомневается, что это она.

Пол с замиранием сердца наклонился над фотографией. Дейзи была права: никто ее не узнал бы, но оба они были уверены, что это Миа.

Пол испытал громадное облегчение. Миа выдали ямочки на щеках. В Сеуле он заметил, что они появляются у нее всякий раз, когда ей становится весело. Он спросил Дейзи, как эти снимки попали к Крестону.

– У Крестона есть знакомые папарацци, иногда он выкупает у них негативы, платя больше, чем им предложили бы газеты. В Сеуле он ничего не успел проконтролировать. Словом, он предупредил всех своих знакомых – а их у него полно, – что хорошо заплатит за любую свежую фотографию Миа. Эти тем не менее ему прислали бесплатно.

Пол уже собирался попросить у Дейзи хотя бы одну, но она сама предложила ему взять понравившуюся.

– Наверное, она зажила новой жизнью, – простонал Пол.

– Разве на этой фотографии она не одна? Так зачем заранее опускать руки?

– Потому что надежда причиняет больше всего страданий.

– Болван, крушение всех надежд – вот истинное несчастье! Она была в Париже и не заглянула ко мне. Поверь, у нее никого нет, пока что она работает над собой. Я знаю, она же мне как сестра. Крестон получил эти снимки неделю назад. Это заставило его пойти по ее следу. Прежде чем оказаться у меня, он два дня бродил по Парижу в безумной надежде, что случай ему улыбнется и он столкнется с ней в двухмиллионной толпе… Нет, англичане точно психи! Но мы-то здесь живем, и кто знает, вдруг нам повезет, и…

– Где доказательства, что она еще здесь?

– Положись на свой инстинкт. Если ты по-настоящему ее любишь, то догадаешься, где ее искать.

Дейзи не ошиблась. То ли дело было в воображении Пола, то ли в надежде, которую он гнал от себя подальше, но в последующие недели ему не раз случалось почуять на углу улицы аромат духов Дейзи, такой явственный, будто она только что здесь прошла, и поверить, что они только что разминулись. Бывало, он даже ускорял шаг, рассчитывая догнать ее на следующем перекрестке. Порой он окликал напоминавших Миа прохожих, порой бродил по ночам, задирая голову к освещенным окнам и представляя, что за ними живет она.

Его роман напечатали. В сущности, это была подробно изложенная история Кионг. Впервые он вышел за пределы традиционной прозы. Не проходило вечера, чтобы он, сидя за письменным столом, не мучился вопросом: не испортил ли он историю, включив воображение? Не приукрасил ли, не слишком ли драматизировал? Персонажи Юн Хонг под его пером обрели плоть и кровь. Она только описывала их муки во всем трагизме, а Пол повествовал об их жизни, вглядываясь в их внутренний мир. Он сделал то, что обязан сделать писатель, взявшийся за невыдуманную историю.

Пресса не обошла вниманием его книгу. Сразу после публикации романа поднялась настоящая буря, Пол, правда, не понял почему. Возможно, он просто уловил дух времени.

В эпоху, когда, еще веря в преимущества личной свободы, все делали вид, будто не замечают, как за восточными границами сжимаются тиски, как усиливается власть диктатур, коих защищает их экономическая мощь, его рассказ, изобличавший неприкрытую тиранию, било точно в цель, пробуждая совесть. Но Пол не видел оснований для гордости, потому что не приписывал себе никаких заслуг. Он считал, что все лавры должны принадлежать отважной Юн Хонг.