Танец с огнем - Мурашова Екатерина Вадимовна - Страница 51

Достаточно ли их, чтобы удовлетворить выношенное и явно непустячное желание этой странной девочки? Екатерина… звучит это, во всяком случае, хорошо…

Лука Евгеньевич Камарич, в расстегнутом пальто с рыжим воротником, неторопливо фланировал по Старой Басманной по направлению к вокзалу. Резкое весеннее солнце грело ему щеку, а пронзительный ветерок, задувавший исподтишка, морозил бок. Вокруг стремительно оседали и чернели сугробы. У церкви Никиты Мученика баба в трех платках и необъятном тулупе продавала мохнатые первоцветы.

Камарич остановился и купил букетик.

– Сопреешь, матушка, – заметил между прочим.

– Сам вперед не подохни, – не глядя, буркнула баба. И, тем же тоном:

– За гимназией, на скамейке.

Погрузив нос в цветы, Лука отправился дальше и скоро обнаружил искомую скамейку – и пухлого господина средних лет, который, сидя на ней, грелся на солнышке. Спросив позволения, Камарич сел с другого конца, и некоторое время молча слушал вокзальные гудки и жужжанье ранней весенней мухи, которая летала вокруг, примериваясь к первоцветам. Наконец к гудкам и жужжанью добавился сухой недовольный голос, никаким образом неподходящий к уютной внешности отдыхающего господина:

– Излагай свою авантюру.

Лука тихо свистнул.

– Да ты, братец, серьезно думаешь, что я за этим пришел? Вот так тут на скамейке и начну излагать?

– А что мешает?

– Стало быть, это и меня уже доверия лишили? Заодно с…

Не договорив, он бросил быстрый взгляд из-за букета – пухлый уже не наслаждался солнышком, а сидел сгорбившись, надвинув шляпу на нос.

– По-хорошему, – донеслось из-под шляпы, – доверия стоит лишить всех нас. Но я действительно не понимаю, что тебе мешает сейчас поговорить со мной.

– То, что прием новых товарищей не в нашей компетенции, уж извини. Мне от тебя, как ты понимаешь, потребен только адрес… чистый… и время.

Господин взглянул почти жалобно и кивнул.

– Понятно. Своей тени боишься. И я. Все мы. После того, что произошло… Как лягушка под колесом, вздохнуть не могу…

Голос говорившего оставался так же сух и монотонен, он будто читал заученный текст, глядя при этом живыми, страдальчески моргающими глазами. Камаричу, в общем-то человеку легкому и мало склонному закольцовываться на каких-либо чувствах, стало слегка не по себе. Он даже сделал движение – швырнуть букетик подальше, – да пожалел мохнатые лиловые колокольцы, которые на ветру уже привяли.

И в самом деле, многие из партии социалистов-революционеров ощущали себя в эти дни лягушкой под колесом. Или червем под стеклом микроскопа – это уж у кого как фантазия разыграется, Камаричу второй образ был ближе. После предательства Азефа и выявления множества двойных агентов, плодившихся дружно, как сморчки в апреле, партия пребывала в шоке – без дыхания; и без уверенности, что снова задышит.

Впрочем, Лука Евгеньевич не сомневался: задышит, и еще как. Эта уверенность только укрепилась, когда он пришел наконец на конспиративную квартиру и увидел взволнованно порхающую по ней Таисию Артемовну. На самом деле эту даму звали, конечно, иначе (Лука даже знал – как, но свое знание держал при себе). Очень худая, с шапкой мелко вьющихся, рано седеющих волос, в мешковатом одеянии, которое было бы строго-изящным, если б ушить его хоть вполовину, она обладала пластикой летучей мыши, нервическим темпераментом и отточенным умом, для которого все прочие ее особенности служили дымовой завесой.

Она много говорила и курила, разливала чай, грызла сухарики с маком, бралась переставлять мебель и прислушиваться к происходящему за окном (квартира находилась в полуподвале, и, если приподнять штору, можно было видеть ноги прохожих), – крылатая тень металась за нею по стенам, оттесняя в углы душноватой, в мещанском вкусе заставленной комнаты других собравшихся. Из этих других, надо сказать, большинство относилось к Камаричу, слава Богу, с симпатией, отнюдь не собираясь лишать его доверия. Да и вообще в комнате витал, против ожидания, дух едва ли не братской любви.

– И впрямь надоело, – немолодой уже человек с актерским львиным ликом грел руки о стенки стакана, мрачно глядя перед собой. – Эдак и ангелов Божьих начнешь подозревать. Ежели так, я своей волей по этапу пойду.

– Избавьте, избавьте от религии, право слово, – прервала его, трепеща ладонями, Таисия Артемовна. – К дискуссии на эту тему не готова, голова болит… По сути вы правы, разумеется…

– Да ты сядь, Тая, выпей чаю, и давай вот послушаем Луку… – из дальнего угла, из-под зеленых облаков аспарагуса, протянул простоватый на вид мастеровой или коробейник, которому для полноты образа не хватало только лотка с товаром.

– Луку мы послушаем, разумеется-разумеется. Но сначала надо бы принять решение по первому вопросу.

– Да чего тут принимать-то… Прожекты, одни прожекты. Вспомните…

В комнате повисло молчание. Все вспомнили, как с подачи все того же Азефа готовили покушение на Николая II и ЦК ПСР выделял деньги на проектирование и строительство специальной подводной лодки, дирижабля, а потом и самолёта для совершения теракта…

– Все, – Таисия Артемовна вскинула руки. – Подумаем об этом позже. Я буду писать в… – осеклась, тряхнула головой. – Все не так плохо, господа, как вам кажется.

– Да что там! Теряем позиции по всем фронтам. А эсдеки шустрят, у них вон уже какие ячейки по заводам…

– Все их ячейки против хорошего террора тьфу! – мастеровой стукнул кулаком по столу, едва не опрокинув стакан.

– И как прикажете осуществлять этот террор? – Камарич вздохнул. – Силами любительской труппы? А у эсдеков, кстати, есть специалисты… очень и очень…

– Так говорите уже, – Таисия Артемовна устремилась к нему, легкая шаль всколыхнулась вокруг нее мышиными крыльями. – Вы ведь, кажется, и намерены были представить нам… специалиста?

– Да уж, намерен, – Камарич усмехнулся. – Только вот теперь засомневался.

– Отчего так?

– Прежде прочего потому, что специалисту шестнадцать лет. А на деле и того меньше. Врет хорошо… Только по вопросу о возрасте или и по другим тоже, уж не знаю.

Таисия Артемовна крепко зажмурилась.

– Главный вопрос, – выговорила полушепотом, – может ли человек в таком возрасте быть провокатором… Это девушка, вы сказали?

– Девочка, – поправил Лука.

– Эко диво, – уважительно покачал головой мастеровой. – Откуда ж оно выползло-то?

– Из-под пальмы в трактире, – кратко пояснил Камарич. Как раз этого вопроса ему очень не хотелось касаться. Ведь как ни крути, а получалось, что девица его, тертого конспиратора, без проблем выследила.

Однако пришлось коснуться – и объяснить все как есть. Как ни странно, никто не стал ни упрекать его, ни насмешничать. Желтолицый, похожий на китайца, а на самом деле венгр Иллеш, два месяца назад бежавший с каторги и с тех пор обретавшийся в строгой конспирации, – встрепенулся и приподнялся с дивана, где до сих пор мирно дремал:

– А ведь это кстати, а? Как кстати, Тая!

– Слишком кстати, – выдохнула Таисия Артемовна, стискивая руки. – Я боюсь… Но акция нам необходима! Как воздух… Я уже вижу, как это может выглядеть, с каким головокружительным резонансом…

– Юная героиня, идущая на заклание, – хмыкнул мастеровой, который, как любой зрелый мужчина, не доверял девчонкам.

– Да! Да, а что? Мы поставлены в такое положение – вынуждены смывать грязь… и кто это сделает лучше? Но прежде всего, конечно, я должна… мы должны познакомиться как следует с этой девочкой… проверить… Лука, как вы с ней договорились?

Она снова начала стремительно перемещаться по комнате, подхватывая шаль, чтобы бахрома не вспыхнула от керосиновой лампы. Мужчины следили за ней заворожено; впрочем, соображения на их лицах читались самые разные. Камарич налил себе чаю. Пить горячее совершенно не хотелось, в комнате и так было слишком душно. Однако надо было куда-то девать руки.

Лука Евгеньевич любил иногда, в минуты душевного расслабления, обозначить себя сентиментальным человеком. На самом деле таковым, безусловно, не являлся. И в терроре состоял уже довольно давно, чтобы не утруждаться всякий раз вопросами вселенской морали. Но сейчас… сейчас он на какую-то минуту вдруг почувствовал себя так, будто впервые попал в это общество – и заново впечатлился тому, что вот ведь, все эти люди знают, о чем говорят. А говорят они, что какая-то незнакомая пока им девочка… эта носатая девочка с нечистой кожей и тараканами в голове… пойдет, убьет живого покуда человека и умрет за то, чтобы им смыть с себя грязь. И это, по их мнению, нормально и правильно.