Белая масаи - Хофманн Коринна - Страница 37

В маньятте я улеглась между другими женщинами. Я долго не могла уснуть, потому что отовсюду доносились голоса. Где-то вдали рычали львы, в краале блеяли козы. Я молилась, чтобы ко мне поскорее вернулись силы.

Все проснулись в шесть утра. Такое количество животных, собранных в одном месте, производило много шума. Мама вышла подоить наших коров и коз. Мы приготовили чай. Я сидела, завернувшись в одеяло, потому что было прохладно. Мне уже давно хотелось в туалет, и я с нетерпением ждала Лкетингу. Выходить из крааля на глазах у стольких людей я не решалась. Каждый бы смотрел мне вслед, особенно дети, которые бегали за мной по пятам, стоило мне сделать несколько шагов без Лкетинги.

Наконец он пришел. Просунув в хижину сияющее лицо, он сказал: «Привет, Коринна, как ты?» Он распахнул свою вторую кангу и протянул мне завернутую в листья жареную овечью ногу. «Коринна, ешь медленно, после малярии это очень полезно». Как же было приятно, что он подумал обо мне! Здесь совсем не было принято, чтобы воин приносил невесте жареное мясо. Увидев, как неловко я держу в руках ногу, он сел рядом и своим огромным ножом стал отрезать от ноги мелкие кусочки. Мяса мне совсем не хотелось, но ничего другого не было. Чтобы набраться сил, я должна была есть. Переборов себя, я проглотила несколько кусочков, и Лкетинга остался доволен. Я спросила, где можно помыться. Он рассмеялся и ответил, что река слишком далеко, а на машине до нее не добраться. Женщины приносят воду только для чая, на большее ее не хватает. Так что с мытьем придется подождать еще несколько дней. Эта новость меня очень расстроила. Комаров в маньятте почти не было, зато целая уйма мух. Я вышла почистить зубы, и все посмотрели на меня с любопытством. Когда я выплюнула пену, зрители пришли в крайнее возбуждение. Видя их восторг, рассмеялась и я.

В тот день в центре площади убили быка. Это было жуткое зрелище. Шесть мужчин пытались завалить животное на бок. Сделать это очень трудно, потому что охваченное страхом животное бешено мотает головой. Лишь после многочисленных попыток двоим воинам удалось схватить быка за рога и повернуть его голову в сторону. Бык медленно опустился на землю. Его ноги тут же связали. Трое мужчин душили его, а другие держали за ноги. Это было ужасно, но масаи разрешено убивать животных только так. Когда бык перестал дергаться, ему перерезали артерию, и все стоявшие вокруг мужчины захотели выпить крови. Должно быть, бычья кровь считалась деликатесом, потому что возникла жуткая давка. Затем началась разделка туши. Старики, женщины и дети встали в очередь за своими порциями. Лучшие куски достались пожилым мужчинам, и лишь потом мясо стали раздавать женщинам и детям. Через четыре часа о быке напоминали лишь лужа крови и растянутая шкура. Женщины разбрелись по хижинам, чтобы приготовить мясо. В ожидании ужина пожилые мужчины расселись в тени деревьев и стали пить пиво.

Ближе к вечеру я услышала звук мотора и вскоре увидела Джулиани на мотоцикле. Я радостно с ним поздоровалась. Он слышал, что я здесь, что у меня малярия, и заехал меня проведать. Он привез хлеб, который испек сам, и бананы. Я обрадовалась этой еде так, как дети радуются подарку от Деда Мороза. Я рассказала ему ужасную историю о том, как отменили свадьбу и как я заболела малярией. Он настоятельно посоветовал мне поехать в Вамбу или вернуться в Швейцарию и пробыть там до тех пор, пока полностью не выздоровею. С малярией шутки плохи. При этом он так пристально на меня смотрел, что я поняла, что до выздоровления мне еще далеко. Затем он сел на мотоцикл и угнал прочь.

Мне вспомнились мамин дом и горячая ванна. Да, сейчас она оказалась бы очень кстати. Я недавно была в Швейцарии, но мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Однако при взгляде на любимого все мысли о Швейцарии вылетели из головы. Он спросил, как я себя чувствую, и я рассказала ему о приезде пастора. От него я узнала, что сегодня школьники должны приехать из Маралала домой. Некоторых пастор Роберто привезет на собственном автомобиле. Мама, узнав об этом, очень обрадовалась. Она надеялась, что среди них будет Джеймс.

Я тоже очень радовалась возможности две недели поговорить по-английски.

Постепенно, по кусочку, я съедала мясо. Перед этим мне приходилось очищать его от полчища мух. Вода больше походила на какао, но, чтобы не умереть от жажды, приходилось ее пить. Молока мне не давали, потому что мама считала, что после малярии оно опасно.

Вскоре в крааль прибыли первые школьники. Джеймс приехал с двумя друзьями. Они были одеты одинаково: короткие серые брюки, голубая рубаха и темно-синий пуловер. Джеймс поздоровался со мной радостно, а с мамой скорее почтительно. Во время совместного чаепития я наблюдала за представителями юного поколения и заметила, как сильно они отличаются от Лкетинги и его сверстников. Эти юноши очень странно смотрелись в маньятте. Джеймс сказал, что еще в Маралале услышал о моей болезни. Он удивлялся, как я, белая, могу жить в хижине его мамы. Даже он, самбуру, возвращаясь домой на каникулы, каждый раз привыкает к такой жизни с трудом, ведь здесь так грязно и тесно.

Юноши привнесли в нашу жизнь разнообразие, и день пролетел незаметно. Коровы и козы вернулись домой. Вечером состоялся большой праздник с танцами. В тот день танцевали даже старые женщины, хотя и в отдельном кругу. Юноши танцевали за пределами крааля, некоторые прямо в школьной форме. Это выглядело очень забавно. Поздно ночью снова собрались короли праздника, воины. Джеймс стоял рядом и записывал их песни на магнитофон. Такая идея мне и в голову не пришла! Через два часа свободное место на кассете закончилось.

Танцы воинов становились все более неистовыми. Вдруг один из моранов задрожал всем телом и, упав на землю, стал громко реветь и размахивать руками. Два воина отделились от группы танцующих и крепко прижали его к земле. Взволнованная, я подошла к Джеймсу и спросила, что произошло. Наверное, этот моран выпил слишком много пива и, танцуя, впал в транс. Теперь ему кажется, что он борется со львами. Ничего страшного, за ним присмотрят, и он скоро придет в себя. Мужчина с громкими воплями катался по земле. Неподвижные глаза были устремлены в небо, губы покрылись пеной. Выглядел он ужасно. Я от всей души надеялась, что с Лкетингой ничего подобного не произойдет. Кроме двух воинов никто на упавшего внимания не обращал, и праздник продолжался. Вскоре я тоже отвела от него взгляд и залюбовалась прыжками Лкетинги. Мне выпало счастье еще раз насладиться этим зрелищем, ведь официально праздник завершился прошлой ночью.

Подвыпившая мама сидела в маньятте. Юноши включили магнитофон, что вызвало сильнейший переполох. Сгоравшие от любопытства воины столпились вокруг аппарата. Лкетинга первый схватил его и, распознав голоса некоторых моранов, просиял. Одни воины сидели неподвижно и смотрели на магнитофон, вытаращив глаза, другим не терпелось до него дотронуться. Лкетинга гордо положил магнитофон себе на плечо, и мораны снова пустились в пляс.

На улице стало прохладно, и я вернулась в маньятту. Мне сказали, что Джеймс будет спать у друга, а мой любимый уходит с другими воинами в лес. И снова со всех сторон до меня стали доноситься шорохи. Вход в хижину оставался открыт, и время от времени в нем мелькали чьи-то ноги. Я с нетерпением ждала возвращения в Барсалой. Моя одежда испачкалась и пропахла дымом. Моему телу следовало как можно скорее найти воду, я уж не говорю о волосах.

Утром юноши пришли в нашу маньятту раньше Лкетинги. Когда Лкетинга просунул голову в хижину, мама как раз готовила чай. Увидев юношей, он что-то гневно им сказал. Мама что-то ответила, и юноши вышли из маньятты, так и не попив чаю. На их место уселся Лкетинга с еще одним воином. «В чем дело, дорогой?» – спросила я. Помолчав, он объяснил, что это хижина воина и необрезанным мальчишкам здесь делать нечего. Джеймс должен есть и пить в другой хижине, у мамы, у которой нет сына в возрасте морана, зато есть сын возраста Джеймса. Мама воинственно молчала. Я расстроилась, что меня лишили общения, и мне было жаль ребят. Но мне не оставалось ничего другого, как примириться с этими законами.