Плюс на минус - Громыко Ольга Николаевна - Страница 2

Я почесала его за ухом, под подбородком. Урчание стало громче и басистей: «Хор-р-рошего, кр-р-расивого…»

— Мор-р-рдатого, — передразнила я. — Да ну их всех, Федька! Давай лучше какую-нибудь фантастику по видику посмотрим, посмеемся…

— Кстати, тебе Серафим звонил, — огорошил меня домовой. — Всего полчаса назад.

— Чего хотел? — осторожно поинтересовалась я.

Ответить Федька не успел — телефон снова запиликал.

— Алло?

— Это квартира Коробковой Елены Викторовны? — официально прорычала трубка.

— Вы не туда попали, — обреченно соврала я.

— Леночка, как тебе не стыдно обманывать начальство! — Голос Серафима Петровича загремел, кажется, из обеих мембран. — Я же тебя сразу узнал! Ты почему мобилку не берешь?

Потому что нарочно дома ее оставила, чтобы никто меня достать не мог.

— А если узнали — зачем спрашивали?

Шеф предпочел проигнорировать провокационный вопрос.

— Елена Викторовна, я хочу вас видеть!

Я злобно воткнула вилку обратно в гусиную ногу.

— Возьмите в третьем слева ящике мое личное дело. Там на первой странице большая цветная фотография.

— Леночка, не дури. Приезжай на работу.

— Но я же с нее только что вернулась! — возмутилась я. — Отчет у вас на столе, ведомость в бухгалтерии, кофе может сварить и Софья Павловна.

— Она сегодня пораньше отпросилась, — машинально возразил шеф. Пожилая секретарша обычно сидела в учреждении до последнего, каковым неизменно оказывался Серафим Петрович. — Стоп, стоп, не морочь мне голову! Какой кофе?! Леночка, у меня к тебе дело. Важное и серьезное.

— Ну? — Мало того, что на субботнее дежурство уговорили, так еще норовят вместо сокращенного дня удлиненный подсунуть!

— Я же сказал: важное, — многозначительно повторил шеф. — Надо поговорить с глазу на глаз.

— А может, все-таки с уха на ухо? — взмолилась я. — У меня тут стиральная машина работает, суп варится (наглая ложь, я терпеть не могу готовить; если бы не Федька, так бы на одних сосисках и сидела. В грязных джинсах)… И вообще, у меня сейчас ПМС, меня нельзя трогать!

Шеф замолчал, посопел и неуверенно (видно, слышал что-то такое от жены) поинтересовался:

— Это как?

— Паршивое Мужененавистническое Состояние! — Я щелкнула пультом, выключая телевизор. И так уже ясно, что придется ехать. Только и остается поворчать для самоутверждения.

— Леночка, — голос шефа стал вкрадчив и тих, что удивительным образом прибавило ему если не обаяния, то убедительности, — если через полча… нет, через двадцать минут ты не будешь у меня в кабинете, то твой ПМС будет расшифровываться иначе!

— Это как? — помимо воли заинтересовалась я.

— Последствия Мучительной Смерти! Живо!!!

Я ждал ее у подъезда.

Эту песню часто играл Коля-контрактник из Забайкалья.

Чипсы кончились уж полчаса как. Наверное. Я покупал их в киоске — сто метров до угла дома и сразу за ним. Дощатая будка, где на одной стене в правом нижнем углу среди прочих «математических формул» из икс, игрек и йот наличествовало также одно коряво вырезанное уравнение: «С» плюс «Л» равно «груша на палочке». «С» означало Саня, «Л» — Люба, ну а груша по замыслу художника должна была являть сердце, пронзенное стрелой.

Надпись по-прежнему имелась — за два года киоск так и не удосужились подкрасить. И Саня был… как-то сумев не заполучить в сердце свинцовый подарок… и Люба была… только вот с любовью вышла осечка. Или, говоря иначе, сдохла любовь. Как дешевая батарейка. Видимо, такая же хреновая была…

Ну и плевать. Главное — водка в бутылке пока еще оставалась. И песня… что рефреном звучала в ушах без всякого плеера.

Песня… Коля говорил, что ей уже больше тридцати лет…

Темно-красный «бумер» остановился точно напротив подъезда. Дверца открылась не сразу — ну как же, поцелуй на прощанье — эт почти святое. Лишь полминуты спустя мимо меня процокали каблучки.

Разумеется, она и не подумала вглядеться чуть повнимательнее в разлегшегося на траве алкаша в мятой камуфле. Больно надо…

Зато я смотрел — как она напоследок оборачивается, машет тому, в машине, и наконец исчезает за глухо лязгнувшей дверью. Потом неторопливо встал, подхватил бутылку, покачиваясь, обошел «бумер» спереди. Наклонился к щели между стеклом и крышей, из которой поднималась тонкая сизая полоска дыма, и старательно дыхнул. Увы — сидевший за рулем бугай не полыхнул синим спиртовым пламенем, а всего лишь брезгливо скривился. И чего, спрашивается? Ведь я не какую-то там бормотуху пил, а вполне себе «Кристалл»…

— Чё надо?!

— Братан… угости сигареткой, а!

«Братан» перекривился еще больше, однако все же опустил стекло и протянул мне даже не пачку, а — ух ты! — раскрытый портсигар.

— О, спасибо! — Я попытался сграбастать сразу три сигареты, но промахнулся и цапнул всего две, после чего сделал два шага назад, под фонарь, и, поднеся ладонь поближе, принялся внимательно разглядывать трофеи. Тонкие, светло-коричневые, с золотым ободком… да уж, это вам не «Прима». Небось, «Данхилл» какой-нибудь. Наверняка дорогие как сволочи, рассеянно подумал я, а затем уронил сигаретины и старательно растер их каблуком по асфальту.

— Эй, ты чё?!

Вне машины «братан» выглядел еще бугаистее — на полголовы выше меня, на полплеча шире, а видневшейся в складках шеи золотой цепью можно было бы слона к конуре приковать.

— Х… делаешь?!

— Так я эта… не курю, — соврал я, смахивая жухлый лист с рукава насквозь провонявшей табаком камуфляжки.

— Чё-о-о?! — От удивления у «братана» вывалилась изо рта его собственная недокуренная сигарета. — А х… просил?

— Просто так, — ухмыльнулся я.

— Ну б… ты чё, больной?!

— Ага. Контуженный. Могу справку из госпиталя показать.

— А справку про инвалидность не хошь зара…

И в этот момент нашу так увлекательно складывающуюся беседу прервало мерзкое пиликанье. Раздавалось оно из моего кармана — теткин, блин, подарочек, еще вчера хотел о стену раскокать, да так и забыл.

— Обожди! — буркнул я, пытаясь выудить чертов мобильник из-под заполнившего карман хлама. Получалось неважно, так что пришлось вначале доставать все, что лежало сверху, а затем и телефон. — Контроль на связи!

— Александр, ты где шляешься?! — Голос в трубке прямо-таки кипел праведным возмущением, так что я на всякий случай отодвинул телефон подальше от уха: ну его, техника нынче продвинутая, вдруг и в самом деле обожжет.

— Почему «шляюсь»? Тут я.

— Тут? Где еще «тут»? Ты что делаешь?!

— Стою, — сообщил я и, чуть подумав, добавил: — Здесь. Эй, ты куда?!

Последняя фраза предназначалась «братану», который с неожиданным для его габаритов проворством нырнул в машину, и, прежде чем до конца захлопнулась дверца, «бумер», яростно газанув, сорвался с места.

В первый момент я даже и не сообразил, чем вызвана эта стремительная ретирада.

— Александр!

— Это я не вам, теть Маш, — сказал я. — Это тут… был… один.

И снова привычно подкинул вверх ребристую округлую штуковину — ту самую, мешавшую мне вытащить мобильник… Ручная, оборонительная… в общем, самая абнакновенная, как говорится, граната.

— Лови такси, и чтоб через десять минут стоял перед кабинетом Серафим Петровича! — неожиданно спокойно приказала трубка. — Понял?