Юлий Цезарь - Шекспир Уильям - Страница 7

Улица. Гром и молния.

Входят с противоположных сторон Каска с обнаженным мечом и Цицерон .

Привет, о Каска. Цезаря домой

Ты проводил? Но чем ты так взволнован?

А ты спокоен, если вся земля

Заколебалась вдруг? О Цицерон,

Я видел, как от бури расщеплялись

Дубы ветвистые, как океан

Вздымался гордо, пенясь и бушуя,

До угрожающих туч достигая;

Но никогда до нынешнего дня

Я бури огненной такой не видел.

Иль там, на небесах, междоусобье,

Иль мир наш, слишком надерзив богам,

Побудил их на разрушенье.

Что ж более чудесного ты видел?

Какой-то раб — его в лицо ты знаешь —

Вверх поднял руку левую, и вдруг

Она, как двадцать факелов, зажглась,

Не тлея и не чувствуя огня.

Затем — мой меч еще в ножны не вложен —

У Капитолия я встретил льва.

Взглянув свирепо, мимо он прошел,

Меня не тронув; там же я столкнулся

С толпой напуганных и бледных женщин.

Они клялись, что видели, как люди

Все в пламени по улицам бродили.

Вчера ж ночная птица в полдень села

Над рыночною площадью, крича

И ухая. Все эти чудеса

Совпали так, что и сказать нельзя:

«Они естественны, они обычны».

Я думаю, что зло они вещают

Для той страны, в которой появились.

Да, наше время странно, необычно:

Но ведь по-своему толкуют люди

Явленья, смысла их не понимая.

Придет ли Цезарь в Капитолий завтра?

Да, и Антонию он поручил

Сказать тебе, что завтра он придет.

Прощай же, Каска; грозовое небо

Не для гуляний.

Цицерон, прощай.

Цицерон уходит.

Входит Кассий .

Кто это?

Римлянин.

То голос Каски.

Твой слух хорош. Ну, Кассий, что за ночь!

Ночь добрая для доблестных людей.

Кто знал, что будет небо так грозить?

Все знавшие, что мир несчастьем полон.

Я, например, по улицам бродил,

Предав себя зловещей этой ночи.

И, распахнувшись, Каска, как ты видишь,

Открыл я грудь свою ударам молний;

Когда ж твердь неба голубой зигзаг

Раскалывал, я выставлял себя

Как цель под ослепительную вспышку.

Зачем же так ты небо испытуешь?

Удел людской наш — в страхе трепетать,

Когда нам боги в знамениях шлют

Ужасных вестников для устрашенья.

Ты, Каска, туп. В тебе нет искры жизни,

Что в каждом римлянине есть, иль ты

Ее не чувствуешь совсем. Ты бледен,

И перепуган, и дивишься в страхе

При виде гнева странного небес;

Но если поразмыслишь над причиной

Того, что духи и огни блуждают,

Что звери неверны своим повадкам,

Что старцев превзошли умом младенцы,

Что все они, внезапно изменив

Своей природе и предначертанью,

Чудовищами стали, — ты поймешь,

Что небо в них вселило этот дух,

Их сделав знаменьем предупрежденья

О бедствии всеобщем.

Тебе могу назвать я человека,

Он, с этой ночью схож,

Гремит огнем, могилы разверзает

И в Капитолии, как лев, рычит.

Не выше он тебя или меня

По личным качествам, но стал зловещ

И страшен, как все эти изверженья.

На Цезаря ты намекаешь, Кассий?

Кто б ни был он. Ведь и сейчас у римлян

Тела и мышцы те же, что у предков.

Но — жалкий век! В нас дух отцов угас,

И нами правит материнский дух,

Ярму мы подчиняемся по-женски.

Сенаторы вновь завтра соберутся,

Чтоб Цезаря провозгласить царем;

И будет он везде — на суше, в море,

Но не в Италии — носить корону.

Я знаю, где носить кинжал я буду:

От рабства Кассий Кассия избавит.

Так, боги, вы даете слабым силу

И учите тиранов побеждать:

Ни камни башен, ни литые стены,

Ни подземелья душные, ни цепи

Не могут силу духа удержать;

Жизнь, если ей тесны затворы мира,

Всегда себя освободить сумеет.

Я это знаю, пусть весь мир узнает,

Что по желанью я могу с себя

Стряхнуть гнет тирании.

Снова гром.

Как и я!

У каждого раба в руках есть средство

Освободиться от своих оков.

Так почему же Цезарь стал тираном?

Несчастный! Разве мог бы стать он волком,

Когда б не знал, что римляне — бараны;

Пред римлянами-ланями он лев.

Кто хочет развести скорей огонь,

Тот жжет солому. Римляне, вы щепки,

Вы мусор, коль годитесь лишь на то,

Чтоб освещать ничтожество такое,

Как Цезарь. Но куда меня, о скорбь,

Ты завлекла? Быть может, я открылся

Рабу угодливому; что ж, готов

К ответу я. Ведь я вооружен,

И все опасности я презираю.

Ты с Каской говоришь; он не болтун,

Не зубоскал. И вот моя рука:

Сплоти людей, чтоб зло предотвратить,

И ни на шаг тогда я не отстану

От вожака.

Союз наш заключен.

Узнай же, Каска, я уже склонил