Сон в летнюю ночь - Шекспир Уильям - Страница 26

Я никогда ничего глупее не слыхала!

Лучшие пьесы такого рода — и то только тени; а худшие не будут слишком плохи, если воображение поможет им.

Но это должно сделать наше воображение, а не их.

Если мы будем воображать о них не меньше того, что они сами о себе воображают, они могут представиться отличными людьми. А вот идут два благородных зверя: Луна и Лев.

Входят Лев и Лунный Свет .

"Сударыни, в ком нежных чувств излишек

Пугается при виде малых мышек,

Боюсь, чтоб вы не начали кричать,

Коль будет грозный лев при вас рычать.

Но я не лев и не его подруга;

Я лишь столяр; не надобно испуга.

Когда б, как лев, забрался я сюда,

Ведь мне была бы самому беда".

Какое кроткое животное и какое рассудительное!

Самое милое животное, государь, какое я видел.

Этот лев по храбрости — настоящая лисица.

Верно, а по благоразумию — настоящий гусь.

Не совсем так, государь, потому что его храбрость не пересиливает его благоразумия, а лисица всегда пересилит гуся.

Во всяком случае, его благоразумие не пересилит его храбрости, потому что гусь никогда не пересилит лисицы. Однако предоставим его собственному его благоразумию и послушаем, что скажет Луна.

"Двурогую луну фонарь являет сей,

А я — тот человек, что обитает в ней"54 .

Вот тут самая большая ошибка: человека надо было поместить в фонаре; какой же он иначе человек на луне?

Он не решился туда влезть из-за свечки: смотрите, как она нагорела.

Мне надоела эта луна; пора бы ей перемениться!

Судя по слабому пламени ее разума, она уже на ущербе; но из любезности нам надо дождаться.

Продолжай, Луна.

Все, что я должен сказать, это вот что только объяснить вам, что фонарь — это луна, а я — человек на луне; этот терновый куст — мой терновый куст, а эта собака — моя собака.

Собственно, все это должно бы было находиться в фонаре: ведь это все на луне. Но тише: вот идет Фисба.

Входит Фисба .

«Вот Нина старого гробница. Где ж мой милый?…»

(рычит)

«У-у-у!…»

Фисба убегает.

Отлично рычишь, Лев!

Отлично светишь, Луна! Право, Луна светит очень мило!

Лев разрывает плащ Фисбы и убегает.

Отлично разодрал, Лев!

Тут является Пирам…

И Лев исчезает.

Входит Пирам .

"Благодарю, Луна, за солнечны лучи,

За то, что ярко так сияешь ты в ночи.

Твой свет мерцающий, златой, лазурно-ясный

Поможет Фисбы мне увидеть лик прекрасный.

Но страх какой!

О рыцарь, стой!

Разит судьбина злая.

Темно в очах…

Возможно ль? Ах!

Друг, дева дорогая!

Твой плащ в крови! Беда!

О фурии, сюда!

Вы, парки, приходите

Разрезать жизни нити,

Ты, злобный рок, спеши:

Рази, грози, убей, добей,

Кончай и сокруши!"

Такое отчаяние и смерть милого друга, право, могут опечалить.

Клянусь душой, мне жаль этого человека.

"Зачем, Природа, жизнь даруешь львам,

Чтоб красоту твою они губили?

Увы, она была милей всех дам,

Что на земле росли, цвели, любили.

О, лейтесь, токи слезны!

Сюда, мой меч любезный!

Рази меня, клинок,

В тот самый левый бок,

Где слышен сердца стук.

Избавь меня от мук!

(Закалывается.)

И вот я мертв, ах, ах!

Мой дух уж в небесах!

На небо улетаю,

Лишь кости здесь слагаю.

Язык, свой свет сокрой!…

Луна, лети долой!

Лунный Свет уходит.

Несчастный, умирай!

Ай-ай-ай-ай-ай-ай!"

(Умирает.)

Какие же он кости слагает?55 Всего одно очко: ведь он один.

Меньше, чем одно очко, приятель: он умер — значит, он пустышка.

С помощью хорошего хирурга он мог бы исцелиться и оказаться ослом.

Как же это Лунный Свет ушел раньше, чем Фисба вернулась? Ведь ей надо отыскать своего любовника.

Она его отыщет при свете звезд. Вот и она: ее отчаянием заканчивается пьеса.

Входит Фисба .