Глаз бури - Мурашова Екатерина Вадимовна - Страница 44

– Я тебя одну к нему не отпущу! – быстро сказал Гриша.

– Тебе, Гриша, на занятия давно пора, – отпарировала Софи. – А Иннокентий Порфирьевич – мой лучший защитник, и делом это доказал превосходно, – в этом месте Софи ласково улыбнулась лисичке-управляющему, а тот – смущенно потупился. – Так что ж – Туманов?

– Хочет, чтоб вы с Нелетягой поговорили, а тот после – своей методой обещал злодея вычислить, – вполне внятно сообщил Иннокентий Порфирьевич. – По мне же – каждому свое, и надобно было бы в полицию обратиться, а Нелетяга этот – охальник, только языком работать хорош.

– Что ж за Нелетяга? Не знаю такого… Впрочем, ведите! – вздохнула Софи.

Трудно сказать, каких именно действий и намерений ожидала она от Туманова, но его желание немедленно начать собственное следствие и использовать ее в его интересах почему-то разочаровало девушку. Вчерашняя сцена безумного, публичного объяснения вновь показалась ей дикой, наигранной и нелепой.

При всей своей наблюдательности Софи затруднилась бы сказать, кто и как обыкновенно использовал комнату, в которую теперь привел ее Иннокентий Порфирьевич. Помещение казалось удивительно безликим. Даже казенный дух в нем отсутствовал. Единственным примечательным моментом был вид из окна. Высокое, стрельчатое, ничем не занавешенное окно выходило в темный облетевший сад, за которым густые осенне-зимние невские воды делились на Большую и Малую Невки, а за ними, в свою очередь, виднелись парки и дворцы Каменного острова.

Туманов сидел у окна на стуле, который казался ему мал, напротив же, в кожаном кресле развалился небрежно одетый, худощавый человек с жидкой остроконечной бородкой и темными кустистыми бровями. Полуприкрытые глаза человека внимательно изучали вошедших.

Софи сразу догадалась, что человек в кресле и есть Нелетяга, впрочем, она больше глядела на Туманова. Хозяин клуба, напротив, на нее не смотрел вовсе. Был он землисто бледен, помят, тусклоглаз, в углу губ присох струп, при взгляде на который сердце Софи тоскливо и болезненно сжалось.

– Вот, – безжизненным голосом сказал Туманов. – Позвольте представить. Софья Павловна Домогатская. Иосиф… Нелетяга… Извини, Иосиф, отчества твоего сроду не знал.

– Димитриевич, но можно и просто «Иосиф». Исключительно приятно, – сказал Нелетяга, поднимаясь с кресла и медленно и церемонно целуя руку Софи.

Туманов искоса, с каким-то сложным чувством, отразившемся на лице, проследил за этой процедурой. Управляющий бросил на хозяина комично-выразительный взгляд (Туманов лишь досадливо сморщился в ответ) и откланялся, отговорившись спешными делами.

– Может ты, Софья, хочешь поесть чего или выпить? – хмуро предложил Туманов, явно стараясь быть светским.

– Нет, нет! Спасибо! – почти с испугом отвечала Софи, физически ощутив недавний завтрак, который плотным, увесистым комом покоился в желудке.

– Ну тогда я позволю себе завладеть вашим вниманием, милейшая Софья Павловна, – заявил Нелетяга, перехватывая инициативу и усаживая Софи в другое кресло – точную копию того, в котором недавно сидел он сам.

– Можно «Софи», – сказала девушка и, снова привстав, развернула свое кресло так, чтобы иметь возможность любоваться заоконным видом (и видеть лицо Туманова – но в этом намерении Софи себе не призналась).

– Ну зачем вам беспокоиться, милая Софи, я бы сделал. Или вон Михаил, – сокрушенно взмахнул рукой Нелетяга. – Впрочем, картина действительно того стоит… Однако, к нашим делам, – здесь глаза его снова стали внимательными, а взгляд расчетливым и острым. – Расскажите мне сейчас, как можно более подробно все, что вы запомнили касательно обстоятельств вашего похищения и пленения.

Софи не видела причин скрывать и рассказала Иосифу все, опуская лишь незначительные пикантные подробности, вроде мытья в ванной, просьбы потереть спинку и побега голышом через сады и поля неведомой усадьбы. По ее теперешнему рассказу получалось, что незнакомец в маске получил кувшином по голове прямо на пороге темницы, в которой томилась Софи. Девушке казалось, что это не слишком искажает общую картину.

Иосиф выслушал все внимательно, ни разу не перебив, потом стал задавать вопросы.

– Что ж, вы, убегая, не полюбопытствовали снять с него маску?

– Я испугалась и торопилась очень, – неуверенно объяснила Софи. Теперь ей и впрямь было невдомек: отчего же было не решить одним движением все загадки? – И к тому же: вдруг я бы его тронула, а он очнулся и схватил меня?

– Логично, – согласился Иосиф. – А попытайтесь вспомнить, было ли в убранстве усадьбы, комнат, в которых вы побывали, что-то такое, что могло бы изобличить владельца? Может быть, какая-то особенная мебель, утварь, может быть, монограмма на скатерти, салфетках…

«Простынях, полотенце… – едва не продолжила Софи и очередной раз выругала себя. – Разумеется, и на простынях и на полотенце была вышитая монограмма! Она даже видела ее, но не удосужилась запомнить! Кажется, там была буква «Р»…»

– Была монограмма на… на скатерти! – сказала Софи. – Одна из букв, кажется, «Р», другую я не запомнила.

– Ну что ж, и это хорошо. Значит, буква «Р». Как называлась деревня, вблизи которой располагался дом, вы, конечно, не спросили…

– А вот и спросила! – с вызовом заявила Софи, вспоминая бормотание деревенской бабы и ее грязные корявые пальцы, мнущие тонкое полотно простыни. – Только ответ не точно разобрала. То ли Тюрино, то ли Дурино. А может – Дюрьево…

– Отлично! – Иосиф оживился. – Я думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы отыскать… Только вот в своей ли усадьбе они хозяйничали?… Если по приятельству или вообще дом заброшен, тогда, конечно, сложнее… А что ж, наша маска, он все время так шепотом и говорил, ни разу не сбился?

– Нет, ни разу. Только смеялся… я бы узнала… Смех на молочный кисель похож.

– На молочный кисель? – усмехнулся Нелетяга. – Ловко! Вы, однако, мастер. Я вообще-то романы за пустое держу, предпочитаю философские сочинения, но ваш опус надобно будет прочесть обязательно. Если уж Михаил прочел… Впрочем, он, конечно, пристрастен… Однако, опишите мне его…

– Кого, Михаила? – удивилась Софи и не без интереса приготовилась выполнять просьбу Иосифа. Несмотря на несерьезную внешность Нелетяги, она уже успела отчего-то проникнуться доверием к его умопостроениям и мыслительным возможностям.

– Да нет, зачем мне Михаила описывать? Вот он сидит. Вы незнакомца в маске опишите, при вашей образности мышления я, может, смогу за что-то ухватиться.

– Увы! – вздохнула Софи. – Это уж и я искала. Совершенно не за что… Роста он высокого, может, чуть пониже Михаила, сложен правильно, поплотнее вашего и уж, конечно, постройнее Михаила будет… – в этом месте Нелетяга фыркнул и иронически блеснул глазами в сторону Туманова. – Волосы мне в темноте черными казались, после на свету – вроде, каштановые, но я точно не рассмотрела. Говорит правильно, может, излишне. Вежлив и сдержан, хотя я все время напряжение его чувствовала…

– Напряжение или страх? – перебил Нелетяга. – Это разные вещи, вы понимаете?

– Понимаю, конечно. Нет, страхом от него не пахло. Страх – он ведь пахнет, вы знаете? – оба мужчины кивнули, Туманов равнодушно, Иосиф – слегка смущенно. – Да, вот еще. Почему-то он все время называл меня царевной. Я велела ему перестать, но он не послушался…

– Может быть, он имел в виду царевну Софью Алексеевну? – спросил Нелетяга.

– Кто такая? – поднял голову Туманов.

– Я тебе после объясню… Продолжайте, Софи, продолжайте…

– Да больше и нечего говорить…

– Скажите, Софи, у вас ни разу не возникло ощущения, что этот человек… ну, не говорит от себя, а как бы играет какую-то отведенную ему роль…

– Да, было! – тут же откликнулась Софи. – Я даже сказала ему об этом. Что-то в том духе, что он – дешевый балаганный шут, нанятый Тумановым для своих идиотских штучек… Простите, Михаил, в тот момент я полагала, что все это организовали вы…

Туманов зажмурился, но ничего не сказал. Софи вздохнула.