История мира в 10 1/2 главах - Барнс Джулиан Патрик - Страница 23

— Но я не могу пошевелить пальцами.

— Это нормально.

— Нормально? — сказала я. — А что вообще теперь нормально? — Он не нашелся с ответом, и я заговорила опять: — На какой руке капельница?

— На левой. Вы же сами видите.

Тогда почему на правой тоже бандаж? Прежде чем ответить, он надолго задумался. Наконец сказал:

— Потому что вы пытались сорвать капельницу свободной рукой.

— Зачем?

— На это, по-моему, могли бы ответить только вы. Я покачала головой. Он ушел, посрамленный. Что ж, сам напросился, разве не так? Но следующей ночью меня снова вынудили принять вызов. Видимо, мое сознание решило, что я чересчур легко спровадила этого искусителя, и изобрело другого, который все время называл меня по имени.

— Как вы сегодня себя чувствуете, Кэт?

— Я думала, вы всегда говорите «мы». Если, конечно, вы те, за кого себя выдаете.

Зачем мне говорить «мы», Кэт? Я знаю, как я себя чувствую. Я спрашиваю у вас.

У нас, — саркастически усмехнулась я. — У нас в зоопарке все о'кей, премного благодарны.

Почему в зоопарке?

— Решетки же, глупый. — На самом деле я не думала, что это зоопарк; я хотела узнать, что об этом думают они. Сражаться с собственным сознанием бывает временами не так уж легко.

— Решетки? А, ну это просто часть вашей кровати.

— Моей кровати? Извините, но это же не детская кроватка, а я не ребенок?

— Это специальная кровать. Смотрите. — Он щелкнул фиксатором и увел прутья с одной стороны вниз, так что я потеряла их из виду. Потом поднял снова и защелкнул.

— Ага, понятно, — это чтобы меня запирать, да?

— Нет, нет, вовсе нет. Мы просто не хотим, чтобы вы во сне выпали из кровати, Кэт. Если, скажем, у вас будет кошмар.

Это была ловкая тактика. Если у вас будет кошмар… Но такой малости, конечно, не хватит, чтобы меня перехитрить. По-моему, я знаю, что вытворяет мое сознание. Я и правда воображаю себе что-то вроде зоопарка, потому что только в зоопарке я видела северных оленей. То есть живых. Поэтому они ассоциируются у меня с решетками. Мое сознание помнит, что для меня все это началось с северных оленей; вот оно и придумало такой обман. Оно очень коварно, сознание.

— У меня не бывает кошмаров, — ответила я, словно мы говорили о прыщах или о чем-нибудь в этом роде. Я подумала, полезно будет сказать ему, что его не существует.

— Ну, тогда, если вы вдруг захотите погулять во сне, да мало ли.

— Разве я гуляла во сне?

— Мы не можем следить за всеми, Кэт. В одной лодке с вами очень много народу.

— Я знаю! — выкрикнула я. — Знаю! — Я закричала, потому что меня охватила радость победы. Он был умен, этот мой противник, но он выдал себя. В одной лодке. Конечно, он хотел сказать в других лодках, но мое сознание на миг потеряло контроль над ситуацией, и произошла осечка.

Этой ночью я спала хорошо.

x x x

Ее поразила ужасная мысль. А если с котятами что-нибудь не в порядке? А если Линда родит уродцев, чудовищ? Может ли это случиться так скоро? Что за ветры пригнали их сюда, какую заразу они принесли с собой?

Кажется, она много спала. Ровная жара продолжалась. Почти все время ее мучила жажда; она пила из ручья, но это не помогало. Может, вода была какая-нибудь плохая. У нее слезала кожа. Она поднимала руки перед собой, и ее пальцы были как рога оленя после драки. Подавленность не проходила. Она пыталась подбодрить себя мыслью, что у нее, по крайней мере, нет на этом острове дружка. Что сказал бы Грег, увидь он ее такой?

x x x

Это все разум виноват, решила она; разум всему причиной. Он просто чересчур разогнался, на свою беду, вот его и занесло не туда. Это ведь благодаря разуму изобрели такое страшное оружие, разве нет? Нельзя же представить себе животное, которое готовит свою собственную погибель?

Она придумала такую историю. Жил-был в лесу медведь, умный медведь, находчивый — нормальный, одним словом. И вот он как-то начал рыть огромную яму. Когда она была готова, он выломал в чаще сук, очистил его от веток и листьев, обглодал один конец, так что он стал острым, и воткнул этот кол в дно ямы, острием вверх. Потом медведь прикрыл вырытую яму ветвями и всяким лесным мусором, чтобы это место не отличалось от любого другого места в лесу, и ушел восвояси. А теперь угадайте, где медведь вырыл эту западню? Аккурат посередине одной из своих любимых тропок, там, где он всегда ходил, направляясь за дупляным медом или по каким-нибудь там еще медвежьим делам. Так что на следующий день он брел себе по тропинке, свалился в западню и напоролся на кол. Умирая, он подумал, ай-яй-яй, ну и чудеса, вот ведь как все обернулось. Наверно, не стоило рыть ловушку в этом месте. Наверно, вообще не стоило рыть ловушку.

Вы не можете представить себе такого медведя, правда? Но с нами-то произошло то же самое, думала она. Наш разум занесло не туда. Надо было вовремя остановиться. Но именно этого-то разум и не умеет. Интересно, были ли кошмары у первобытных людей? Она могла бы поклясться, что нет. А если и были, то не такие, как у нас.

Она не верила в Бога, но теперь ей хотелось поверить. Не потому, что она боялась смерти. Тут было другое. Она хотела поверить в кого-нибудь, кто смотрел бы на все со стороны, кто видел бы, как медведь вырыл себе западню, а потом упал туда. Это не было бы такой хорошей историей, если бы не нашлось никого, кто мог бы ее рассказать. Послушайте-ка, что они натворили — взяли да и взорвали сами себя. Курицы безмозглые.

x x x

Тот, с кем я спорила про перчатки, пришел опять. Я уличила его во лжи.

— Перчатки до сих пор у меня на руках, — сказала я.

— Да, — ответил он, думая потрафить мне, но просчитался.

— А капельницы-то нет.

К этому он был явно не готов.

— Ну да.

— Так зачем же на мне мои белые перчатки?

— А. — Он помолчал, соображая, что бы соврать. И неплохо придумал: — Вы рвали на себе волосы.

— Чушь. Они выпадают. Выпадают каждый день.

— Нет, боюсь, это вы их рвали.

— Чушь. Мне стоит только дотронуться до них, и они выпадают большими клочьями.

Боюсь, что нет, — покровительственно сказал он.

— Уйдите! — крикнула я. — Уйдите, уйдите!

— Конечно.

И он ушел. Эта ложь насчет моих волос была самой хитрой, самой близкой к правде. Потому что я действительно трогала свои волосы. Что ж, ничего удивительного в этом нет, верно?

Однако то, что я велела ему уйти и он ушел, было добрым знаком. Я чувствую, что беру верх, начинаю контролировать свои кошмары. Это просто такой этап, и я его почти прошла. Я буду рада, когда он кончится. Следующий, конечно, может оказаться и хуже, но, во всяком случае, он будет другим. Любопытно, как сильно я уже отравлена? Еще не пора рисовать на моей спине синюю полосу и скармливать меня норкам?

x x x

Разум занесло не туда; она ловила себя на том, что повторяет это. Все связано, оружие и кошмары. Вот почему пришлось разорвать круг. Снова учиться смотреть на вещи просто. Начинать сначала. Говорят, время нельзя повернуть вспять, но это неправда. Будущее там, в прошлом.

Она хотела бы положить конец приходам этих людей и их искушениям. Она думала, они отстанут, когда нашла остров. Думала, отстанут, когда перебралась спать под навес. Но они только сделались еще настойчивей и хитрее. Из-за этих кошмаров она боялась засыпать вечерами; но ей так нужен был отдых, и каждое утро она просыпалась все позже и позже. По-прежнему стояла ровная жара; было душно, как в больничной палате, где кругом горячие батареи. Кончится это когда-нибудь? Наверно, случившееся уничтожило времена года или, по крайней мере, сделало из четырех времен года два — ту особую зиму, о которой всех их предупреждали, и это кошмарное лето.

x x x

Не знаю, который из них это был. Я стала закрывать глаза. Это труднее, чем вы думаете. Когда вы уже спите с закрытыми глазами, попробуйте закрыть их снова, чтобы избавиться от кошмара. Это нелегко. Но если я научусь этому, то смогу, может быть, сделать и следующий шаг — научиться зажимать уши. Это должно помочь.