Вино богов - Барнс Джон Аллен - Страница 56

— Если уж что-то происходит из-за меня, то пусть так и будет, — заявила она. — А если мы погибнем, Вальдо прикончит и меня, невзирая на то, кто я такая.

Но все эти новости меркли в сравнении с удивительным открытием: дьякон Дик Громила оказался тем самым женихом, которому не хватило храбрости вызволить Сильвию из Царства Гоблинов, как о том пелось столько лет в балладе «Пенна Панк».

— Но я думала, что «Пенна Панк» — такая старая песня! — воскликнула Каллиопа. — Ведь ей несколько сотен лет!

— Чем песня старее, тем правдивее, — пояснила Психея. — А уж «Пенна Пайк» — такая древняя, что в ней не может быть ни слова вымысла.

Каллиопа всегда относилась к Психее немного подозрительно, но промолчала, больше выспрашивать не стала.

— Что ж, по правде говоря, на скользкий путь преступлений меня толкнула трусость, — признался Громила Сильвии. — Ты же знаешь, я всегда мечтал про героические поступки и про всякое такое, а тут ведь такая возможность представилась, да и в песне все пелось так просто и ясно… и ведь не сказать, чтобы дело такое уж трудное было, понимаешь? Ну а я просто развернулся и дал деру. Не было во мне чего-то такого, из чего герои сделаны, вот и весь сказ. Короче, я рванул на север.

Ты же знаешь, как это бывает: решишь, что ты разбойник из разбойников, ну и, стало быть, раз ты такой, то и принимаешься за разбой. Вот и начал я грабить лавки, потом по карманам шарить принялся, потом — кур воровать, потом на овец переключился, потом — на коров и лошадей, словом… очень скоро я стал заправским грабителем.

Ну а грабителей кто любит? Никто их не любит, никто не уважает, ничего им в жизни не светит — и что мне оставалось? Конечно, я размечтался о том, чтобы стать настоящим разбойником или пиратом. Как я качку переношу, Сильвия, это не мне тебе рассказывать, так что оставалось одно: в разбойники податься.

Поначалу у меня просто поджилки тряслись, я ведь думал, что храбрости у меня ну ни капельки нету. Но потом оказалось, что из мушкета я палю довольно-таки метко да и с мечом неплохо управляюсь. А когда кого-то грабишь, люди попадаются чаще всего безоружные или такие, кого припугнешь как следует — и бери голыми руками. Словом, научился я и оружие в ход пускать, и орудовать им со временем выучился неплохо… короче, вот он я. Самый страшный разбойник во всем Королевстве. Но все это — расплата, честное слово. У меня советник имеется, много песен знает, так он мне то и дело твердит про эту самую расплату. В одной песне про меня поется, какой я удачливый, а в другой поется про то, как меня побили, а я уж привык и к тому, и к другому.

Да и все привыкли. Кстати сказать, зовут-то меня по-настоящему Браун. Старина Ричард Браун. Конечно, такое имечко для предводителя шайки разбойников никуда не годилось, вот я и взял себе прозвище — Дик Громила. Ну а когда я завел такой порядок, чтобы бедных не грабить, а часть награбленного раздавать сиротам да вдовам, это, конечно, нам здорово по карману ударило, сама понимаешь, но зато народ нашу шайку зауважал и ни в жизнь бы нас никому не выдал… словом, вот за все эти глупости меня и прозвали Дьяконом.

Но кое-что хорошее все-таки из этого вышло, ты сама признай. Уж как ни крути, а шайка дьякона Дика Громилы все-таки получше звучит, нежели «карманники и курокрады Ричарда Брауна».

Разбойники одобрительно загомонили.

Рассказ Сильвии, конечно, оказался куда короче. Ведь для нее время, проведенное в Царстве Гоблинов, пролетело, как один долгий сон. А потом она нанялась в подавальщицы в одну маленькую таверну, а потом ей сказали, что вульгарианцы платят получше, и она перебралась в их квартал и стала работать в одном из «ступоров».

Наконец, когда все истории были рассказаны, а время уже было позднее, Громила — Брауном его назвать как-то даже язык не поворачивался, да и люди его об этом и слышать не желали — предложил отправиться в один из тайных лагерей его шайки, расположенный в густом лесу, дабы там как следует закусить, пораньше лечь спать, основательно выспаться, а потом уж обмозговать, как быть дальше. Мысль эта показалась Аматусу настолько гениальной, что он шепнул сэру Джону:

— Знаешь, а я понимаю, как он стал предводителем шайки.

— Вот-вот, — согласно кивнул сэр Джон и прошептал на ухо принцу:

— Только, ваше высочество, всеми богами заклинаю вас, не вздумайте сказать об этом вслух. Ему ненавистна мысль о том, что главарем разбойником он стал вследствие административных талантов и здравого смысла. Он по-прежнему жаждет верить, что главарем стал исключительно из-за того, что он — самый отчаянный, самый дерзкий разбойник от Озера Зимы до Горькой реки. Не стоит задевать его чувства — он страшно обидчив.

Когда друзья в сопровождении разбойников приблизились к лагерю, их встретила радостная толпа женщин и ребятишек. Похоже, у каждой из женщин среди разбойников был муж или отец. Вскоре друзья почувствовали себя присутствующими на некоем подобии военного парада. Дети сторонились Аматуса из-за его странной внешности, а Каллиопу и сэра Джона обступили и просто прохода им не давали — ведь они ни разу в жизни не видели настоящей принцессы и настоящего рыцаря.

Дик Громила отстал от отряда, чтобы переговорить с Аматусом.

— Надеюсь, — сказал он, — нам удастся сделать так, чтобы война не докатилась до северных границ. Наши лагеря за много лет стали почти что городками. Мои люди грабят теперь так — время от времени. А большей частью трудятся, как крестьяне. Некоторые уже и приличными домами обзавелись, так что терять эти дома им ох как не захочется.

Аматус улыбнулся:

— Такое впечатление, что территории Королевства, помеченные на карте как «незаселенные», очень даже заселены.

— Ну, они же ничьи…

— Это мы уладим. Уладим, если Королевство возродится. Как его можно сейчас назвать? «Узурпация»? Или «Узурпия» — на манер графства или провинции? Я не согласен. Я вижу, что у тебя тут множество отчаянных храбрецов и им определенно есть за что сражаться.

— Потому они такие отчаянные, — кивнул Громила. — От холостых разбойников толку чуть. Во-первых, они женщин не уважают, а из-за этого женатые ребята страшно бесятся. Тут глазом моргнуть не успеешь, как они за оружие похватаются, и такое начнется, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Хуже того… Вы как думаете, ежели холостой разбойник награбит добра, он что — в шайке задержится или работать будет? Да ни за какие коврижки! Он тут же рванет в город, чтобы денежки спустить, ну а там его, как пить дать, изловят, и он, ясное дело, чтобы шкуру свою спасти, всех нас заложит. А вот семейный разбойник, а еще лучше — целая шайка семейных разбойников — это, я вам доложу, из разбойников разбойники. Этот на шлюху и не покосится. Он ведь понимает, что, закрути он со шлюхой, другие ребята женушкам своим проболтаются и рано или поздно и его благоверная про это дело узнает. Ну а что касательно того, чтобы денежки в городе промотать, — это навряд ли. Надо же что-то иметь на черный день, да детишкам башмаки купить, да крышу перекрыть… А когда поселение большое, тут еще и в складчину много чего покупать приходится.

Кстати говоря, так оно и самому разбойничку лучше. Холостой разбойник за собой не следит. Когда ему за собой следить? Он ведь или по веревке к какой-нибудь бабе в окно лезет, или напивается в стельку и песни горланит ночь напролет, а то еще примется перед женщинами хорохориться, натворит чего-нибудь. Еду он себе приготовить не умеет, вот и лопает что попало в каких-нибудь грязных харчевнях, и какое тут, спрашивается, у него будет здоровье? Никакого, а без здоровья на большой дороге и делать нечего.

Ну а семейный разбойник… этот пару-тройку дней пограбит, постреляет, поспит на холодной земле, а потом домой возвращается, а там чисто прибрано и обед готов, он и вымоется, и выспится, и с детишками поиграет, так что через недельку уже опять свеженький, бодренький, готов к новым, как говорится, подвигам.

Аматус даже не нашелся, что на это ответить. Он только сказал Громиле, что кому, как не ему, знать, как управлять шайкой разбойников.