Вино богов - Барнс Джон Аллен - Страница 37

Гектарианский посол, чья гениальность была изумительной даже для гектарианца, в тот вечер особенно радовался гостям — ведь его совершенно неожиданно навестил не кто-нибудь, а принц Аматус собственной персоной в сопровождении очаровательной леди Каллиопы. Поскольку чай в гектарианском посольстве подавали а-ля фуршет, дабы гости могли общаться более свободно, прибытие принца и его спутницы не вызвало особых сложностей. Принц Аматус, поглотив порцию протонов и симиле и запив ее бокалом гравамена, выразил желание потолковать с послом с глазу на глаз.

На самом деле беседу принц завел самую что ни на есть невинную — о погоде, о семейных делах и тому подобной ерунде, но посол был готов болтать с Аматусом о чем угодно, поскольку главное направление гектарианской внешней политики состояло в том, чтобы выдать замуж за Аматуса одну из тамошних принцесс. Кроме того, посла несказанно порадовало то, что некоего довольно грубого молодого человека, всеми силами старавшегося подобраться к ним с принцем — наверняка для того, чтобы подсунуть послу какую-то петицию, — остановила леди Каллиопа. То есть она буквально загородила молодому человеку дорогу, да так, что он не смог бы при всем желании обойти ее, не применив грубой силы. Так вряд ли стоило вести себя даме, мечтавшей стать королевой, а потому посол сделал для себя кое-какие выводы относительно цели визита Аматуса в гектарианское посольство.

Но даже если посол не ошибался на этот счет, то принц Аматус с изложением цели своего визита не поторопился — не поторопился настолько, что, так и не посвятив посла в свои планы относительно потенциальной женитьбы, вскоре покинул вечеринку, не забыв прихватить с собой леди Каллиопу.

А когда они, рука об руку, миновали ворота и покинули пределы слышимости гектарианских стражников, Каллиопа произнесла, ни к кому не обращаясь, следующее:

— Молодой, светловолосый, ростом выше Аматуса, в синем плаще и красных сапогах, на плаще вышита желтая звезда, представляется как Михарри.

Она проговорила это еле слышно, нежно — так, как и положено говорить влюбленной женщине, и Аматус поцеловал ее, так что если бы гектарианские стражники что и услышали (а они ничего не услышали), то решили бы, что прозвучало не слишком внятное признание в любви.

Затем парочка уселась в королевскую карету и отправилась на вечерний прием в вульгарианское посольство. Эхо топота копыт коней, увозящих карету прочь от гектарианского посольства, еще не успело стихнуть, когда из ворот, с подчеркнуто невинным видом человека, решившего погулять ради собственного удовольствия, появился Михарри.

Он повернул налево, то есть не в ту сторону, куда уехала карета, и, оказавшись за углом, ускорил шаг. Он то и дело оглядывался, затравленно озирался по сторонам, путал следы, но «хвоста» за собой не приметил. Но если бы он оглядывался именно в те мгновения, когда он этого не делал, он бы почти наверняка заметил тень тучного мужчины, передвигавшегося с быстротой и ловкостью, нехарактерной для человека такой внушительной комплекции — так грациозно и легко, как те девушки, что танцуют за деньги в тавернах.

Михарри свернул в переулок и пошел дальше. Вдруг он вздрогнул, остановился и стал испуганно вертеть головой. Никого и ничего. Михарри немного постоял в темном переулке, переминаясь с ноги на ногу, и вздохнул.

А потом получил сильнейший удар в нижнюю челюсть, и кто-то здоровенный приставил к горлу острие кинжала.

— Где назначена ваша встреча? — негромко прозвучал голос за спиной Михарри. Михарри молчал.

— Вообще-то мне это безразлично, — сказал незнакомец и тихо добавил:

— Можешь сразиться со мной и погибнуть прямо здесь, можешь не сражаться, и тогда тебя станут пытать до тех пор, пока ты не заговоришь, — а можешь заговорить. Выбор за тобой, и советую поторопиться.

Михарри с трудом сглотнул и прохрипел:

— Я клятву дал…

— Смерть освобождает тебя от любых клятв, — оповестил несчастного герцог Вассант, нажал на рукоять кинжала, провел им из стороны в сторону и отпустил Михарри. Тот ничком повалился на мостовую, а герцог вытер кинжал о его камзол. Пытки Вассант всегда терпеть не мог, и ему непосильно было видеть, как честный человек нарушает клятву. Наверняка у Михарри имелись какие-то понятия о чести. Это, как правило, принято в среде лазутчиков.

Удостоверившись в том, что лазутчик мертв, Вассант медленно пошел дальше по переулку. Дойдя до ближайшего угла, он безо всякого удивления обнаружил в стене дома расшатанный камень, за которым лежал клочок бумаги. Герцог убрал бумагу в карман, спрятался неподалеку и стал ждать. Оттуда, где он засел, ему был бы отлично виден силуэт человека, который должен был явиться к тайнику.

Затем герцог погрузился в легкую дремоту — чтобы научиться этому, он немало часов посвятил упорным тренировкам. Нижнюю челюсть Вассанта крепко держала лента его широкополой шляпы. К этой предусмотрительности он прибег, зная, что тучные мужчины во сне храпят. Правда, сам герцог пока вроде в храпе замечен не был, но кто знает, когда это могло начаться? В переулке послышались шаги, и Вассант, вздрогнув, проснулся.

Вассант сразу узнал, кто перед ним. Дабы не стать жертвой случайного выстрела, герцог негромко окликнул:

— Сэр Джон?

Человек не пошевелился — только навел мушкет туда, откуда донесся голос.

— Герцог?

— Да.

— Дай какой-нибудь знак.

«Будь проклят сэр Джон за эту его всегдашнюю сверхпредосторожность», — мысленно выругался Вассант, и сказал:

— Нет, это ты дай мне знак. Какое родимое пятно у леди Каллиопы в паху?

Сэр Джон вытянулся как по струнке.

— Откуда мне знать?

— Ну, тогда ты точно сэр Джон Слитгиз-зард. Любой другой на твоем месте что-нибудь измыслил бы, думая, что тебе это известно.

Сэр Джон, хмыкнув, сунул мушкет в кобуру и неожиданно спросил:

— Пока что мы установили, что я — это я, а как насчет тебя, герцог?

— А кто бы еще задал тебе такой вопрос? — буркнул герцог и вышел из укрытия. — Ну, как поохотился? — поинтересовался он.

— Двое моих лежат поверх одного твоего. Я впереди. Наверное, мои спешили за весточкой от твоего?

— Весьма вероятно. Где ты их перехватил?

— Первого — около Вульгарианского посольства, он тащился за принцем, а второй присоединился к нему в таверне. А в таверне у меня человечек есть, парень по имени Гарк…

— Помню-помню, опытный парень, всегда начеку. И сведения полезные поставляет. — Герцог и его старый товарищ пошли дальше по переулку, готовые к любым неожиданностям. — Ты догадываешься, который час? — спросил Вассант.

— Судя по бою курантов, поздний вечер, — отозвался сэр Джон.

— В таком случае можно заглянуть в театр. Вот-вот должно начаться представление. Аматус собирался его посетить.

— Решено, — кивнул сэр Джон. — Давай найдем извозчика… так мы избежим лишних подозрений, да и разговоров меньше будет, чем если бы мы шатались с тобой вдвоем по ночным улицам.

Герцог согласно кивнул. На ближайшем перекрестке они наткнулись на старую карету — изрядно потрепанную, но чистую, и велели кучеру отвезти их к заведению под вывеской «Пестрый газебо».

— Сегодня там выступает королевская труппа, а некоторые из любимых актеров принца играют главные роли, — сообщил другу сэр Джон Слитгиз-зард.

Театром герцог Вассант никогда особенно не увлекался, почитая это искусство вульгарным. Вдобавок в тех заведениях, где разыгрывались спектакли, запросто могли вычистить карманы или срезать кошелек. Кроме того, герцог был ценителем хорошей музыки, а театральные оркестрики чаще всего безбожно врали. Он обожал грациозные танцы, а в театре танцевали как угодно, только не грациозно. Он любил честность и прямоту, а актеры только тем и занимались, что притворялись другими людьми. А вот сэр Джон, напротив, был заядлым театралом и поэтому все время, пока они ехали, распинался о том, каких замечательных артистов им предстоит увидеть.

— Видишь ли, — вещал сэр Джон, — это, безусловно, величайший сюрприз для всех, кроме Седрика, — то, что Родерик оказался драматургом. Но, судя по всему, он тайком занимался сочинительством много лет, и говорят, многого достиг. Пьеса, которую дают сегодня, если верить слухам, просто шедевр. Называется она «Маска убийства», и в ней рассказывается о том, как…