Вино богов - Барнс Джон Аллен - Страница 29

— Ваше высочество, — спросила Каллиопа, — можно мне взять один мушкет?

— Возьми, если хочешь. Тогда я смогу поработать мечом.

Она покачала головой:

— Нет, ваше высочество. Я не могу выбирать за вас, но могу сама сделать выбор. Я была вампиршей и еще могу стать ею вновь. Еще один укус настоящего вампира нынче ночью — и мне конец. Тогда я сама начну собирать жертвы в городе. Но я не хочу превратиться в вампиршу. Мушкет для меня, если вы погибнете.

Аматус посмотрел девушке в глаза — удивительные глаза цвета серой морской волны, но не увидел там ничего, кроме отваги и решимости.

— Я верю, что ты права, — сказал он. — Бери же мушкет, и если случится так, как ты сказала, воспользуйся им. Я постараюсь поступить так же.

Тень уже добралась до балкона и на глазах у Аматуса и Каллиопы поднималась все выше. Солнце еще светило, но не грело. Принц пожалел о том, что его плащ недостаточно широк и тепл для Каллиопы. Девушку знобило.

— Теперь скоро, — прошептал он.

— Спасибо за то, что ты спас меня.

— Но я не…

— Ты спас меня от самого страшного.

Стук, грохот и жуткие вопли слышались уже совсем рядом… а потом раздались чьи-то сердитые выкрики за дверью. Аматус положил меч поближе — так, чтобы схватить его, когда разрядит мушкет, и, взяв мушкет, прицелился из него в то место, где, по его соображениям, могла находиться грудь человека, который бы первым оказался на балконе.

И как только погасли последние лучи заходящего солнца, дверь с шумом распахнулась.

В дверях стоял герцог Вассант, окровавленный, с ног до головы усыпанный штукатуркой, но при этом улыбающийся от уха до уха, большой и добрый, как сама жизнь.

— Заклинаю вас всеми богами на свете, ваше высочество, не стреляйте, а не то про нас с вами до скончания веков будут сочинять баллады!

Аматус осторожно поднял мушкет дулом вверх и прикрыл спусковой крючок предохранителем.

— Вассант… так, стало быть, весь этот грохот…

— Был произведен мной и моими людьми. Ну и конечно же, Кособокий понял, что вы в опасности, и подключился к нам, а с ним явился старина Слитгиз-зард. Сэр Джон только загнал последнюю полудюжину этих тварей на чердак, ваше высочество. Мы захватили как можно больше живых и повсюду распахнули окна настежь, чтобы бессмертные вампиры подохли, а остальные отступили. Некоторые нуждаются в исцелении, но с этим лучше подождать до утра, когда взойдет солнце, чтобы вы смогли отдыхать и приходить в себя после исцелений.

— Ты славно потрудился, — облегченно вздохнул Аматус. — Пожалуй, я прощаю тебя за неприятность со штырем.

Герцог побагровел от стыда, румянец проступил сквозь его густую черную бороду. В конце концов и он, и принц громко расхохотались.

Но тут герцог опомнился и сказал:

— Вы тут небось перемерзли. Наверняка в этом доме уже много дней не разводили огня. Сейчас распоряжусь. Добро пожаловать домой, леди Каллиопа, и прошу прощения за тот беспорядок, что мы у вас устроили.

— Вы будете прощены за все, милейший герцог, если придумаете, как бы даме принять горячую ванну, — улыбнулась Каллиопа, — Надеюсь, среди моих слуг…

— Некоторые мертвы, сударыня, но таких немного, я нижайше прошу у вас прощения, но поймите, времени у нас было мало…

Каллиопа милостиво кивнула, и герцог умолк.

— Я не стану с вами спорить и укорять вас, мой добрый старый друг. Я только хочу попросить вас о том, чтобы те, что остались в живых из моих слуг, не слишком страдали до утра. Ведь вы их наверное, связали? А утром наш принц сумеет исцелить их. Но как вы, наверное, догадались, этот дом вампир каждую ночь посещает в первую очередь, и он будет здесь через пару часов. Поэтому вам надо приготовиться к встрече с ним. А я до этого времени хотела бы принять ванну и перекусить.

Каллиопа прошла мимо герцога Вассанта в дом с изяществом и достоинством, которого трудно было ожидать от молодой женщины в разорванной ночной сорочке и полуплаще с чужого плеча. Аматус последовал за ней, и вскоре все собрались у камина в парадной столовой Каллиопы. Явился запыхавшийся повар герцога Вассанта — талантливейший кулинар, искусству которого, как поговаривали, герцог и обязан особенностями своей фигуры. Он прихватил с собой в спешке собранные съестные припасы и быстро приготовил на редкость вкусные блюда. Еда была готова к тому мгновению, как Каллиопа вымылась и спешно переоделась.

С ней произошли разительные перемены. Она, правда, осталась бледна, но, видимо, так сильно терла себя губкой, что кожа хоть немного, но порозовела. Зубы девушки побелели, а когда аматус поцеловал ее в щеку, он почувствовал, как свежо ее дыхание. От чисто вымытых волос Каллиопы, пусть и не таких пышных, как прежде, пахло цветами.

Довольно долго друзья ничего делали — только ели да облегченно вздыхали. Очистив от нечисти чердак, к ним присоединился сэр Джон, а за ним и Кособокий. Кособокий, правда, ел мало, но все же сел за стол и отведал немного супа, хлеба и вина. Такого славного вечера давно не выдавалось.

Аматус решил не переедать. Он помнил о том, что ночью еще предстоит тяжелая работа, а ведь Каллиопа предупредила его о том, что разоблачение вампира принесет ему горе. Принц переводил взгляд с одного своего друга на другого, и ему нестерпимо хотелось броситься к кому-нибудь из них на грудь, заплакать и попросить утешения. Но вновь и вновь он мысленно возвращался на балкон, куда, как сказала Каллиопа, каждую ночь прилетает вампир.

— Не тревожьтесь понапрасну, ваше величество, — проговорил сидевший рядом с принцем сэр Джон. — Я на свой страх и риск тут послал кое за чем, и раз уж вы ничего не едите, так хоть развлеките нас.

И он подал Аматусу футляр с девятиструнной лютней. Принц открыл футляр, вынул лютню, настроил ее, отметил, что инструмент звучит превосходно, и рассеянно взял несколько аккордов.

— До прилета вампира еще есть немного времени, — улыбнулась Каллиопа. — Если можно попросить…

— Да?

— Не сыграете ли «Пенна Пайк»?

В камине вдруг громко затрещали дрова, ярче полыхнуло пламя, колыхнулись язычки горящих свечей, будто по комнате пронесся порыв ветра. Все присутствующие — похоже, даже Кособокий — затаили дыхание.

«Они волнуются, — понял Аматус. — Хотят узнать, миновала ли моя тоска по Голиасу. Они тоже его очень любили, но не хотят, чтобы я оплакивал его вечно. Более того — сейчас самое время спеть эту песню».

Принц не забыл о том, какова сила старинных баллад, и знал, что теперь песня заканчивается иначе — рассказом о его деяниях, о путешествии в царство гоблинов, о спасении Сильвии и о смерти Голиаса. Принцу такое окончание баллады не очень нравилось, потому что теперь в ней не пелось о других Спутниках, о Каллиопе и сэре Джоне. «Что ж, — решил Аматус, — попробую сымпровизировать куплет-другой, ведь раньше у меня это ловко получалось».

Он ударил по струнам, и лютня словно ожила под его рукой. Он запел и сам не понял, почему — таковы уж они, эти старые песни, — «Пенна Пайк» вдруг захватила его. Он прибавил к балладе недостающие куплеты, изменил по ходу действия кое-что, что ему всегда не нравилось в словах, и остался очень доволен новой версией.

А пока он пел, ему вдруг показалось, что рядом с ним стоит Голиас, а еще ему припомнилось, что как-то раз, когда он был маленьким, он страшно разозлился и стал кричать, что так больше не может, что ничему никогда не выучится… а на следующий день ему пришлось тысячу раз переписать фразу «superabo ob conabor» — «я сумею победить, потому что постараюсь», каллиграфическим почерком на пергаменте, и только тогда придворный алхимик снова стал с ним разговаривать. Где-то в глубине души принца открылась дверца, и рана зарубцевалась, и прозвучала верная нота. А когда он допел балладу до конца, он увидел, что у всех его друзей на глазах слезы.

— Про меня вы уж там слишком наговорили, ваше высочество, — проворчал сэр Джон Слитгиз-зард.

— И про меня, ваше высочество, — сказала Каллиопа. — Можно считать, я в том путешествии была всего лишь пассажиркой.