Портрет семьи (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна - Страница 3

Профланируем на медленном полете, зато у нас маленький будет!

А теперь? Из-за беременной невестки я должна собственным ребенком жертвовать. Боливар двоих не выдержит. А Лешка даже не Боливар. Он, считай, четверых нахлебников не выдержит. Лешка хоть и молодой крепкий мужчина, муж и будущий отец, но без моего финансового подспорья жилы надорвет. Бросит науку, уйдет в бизнес. Бизнес ему противопоказан, как слону балет. Слон, конечно, может выступать в цирке, ноги задирать. Но то бедный слон. А в науке, в своей квантовой физике, Лешка многое может сделать. Недаром научный руководитель подбивает вместе книгу написать. Где видано, чтобы научный руководитель едва не каждый вечер своему аспиранту названивал? Интерес к маме аспиранта не учитываем. Интерес мы прихлопнули, когда Лешка еще диплом защищал.

Стоп! Назад! С чего мы начали? С того, что я Лику захотела со свету сжить. Временно? Это у меня пройдет? Вот извлекут зародыш, и пройдет?

— Кира Анатольевна! — Лика оказалась тихо под боком. — Давайте я помогу. Вы все переворачиваете и переворачиваете рыбу. Она уже готова, и овощи поспели. Вы садитесь, я накрою.

— Тебе было велено лежать! — говорю я строго, отдавая Лике поварскую лопаточку. — Ты витамины сегодня пила?

— Пила, пила, пила! — нараспев произносит Лика и усаживает меня в кресло.

— Я пью! Все мне мало! — дурным голосом орет Лешка, помогая жене. — Уж пья-я-яною стала!

— У тебя прекрасный голос! — щедро улыбается Лика. — Настолько прекрасный…

— Что отсутствие слуха, — подхватываю я, — почти незаметно.

— Медведь только на одно ухо наступил, — соглашается Лика, — второе…

— Не додавил, — подсказываю.

Все в порядке: я встала на привычные рельсы, запрыгнула в поезд — на два голоса мы незлобиво перемываем Лешке косточки. Это наше любимое занятие по вечерам за ужином. У нас отличная семья, веселая. Если шутим над кем-то, то по-честному — двое против одного.

— Вы курите, — предлагает Лика, когда мы пьем чай. — Мне правда не мешает.

— Бросила курить, — вырывается у меня.

— Час назад? — усмехается сын.

Но Лика не поддерживает его и спрашивает серьезно:

— Почему? Что случилось?

Дети знают, что от безуспешных попыток бросить курить я отказалась. Поставила на них крест и нашла оправдание: «Я исключительно волевая и сильная женщина. Но для гармонии и равновесия у меня имеется один недостаток — табакозависимость. Если брошу курить, для той же гармонии может обнаружиться другая слабость. И неизвестно, какая лучше».

— Ты ведь у врача была? — спрашивает сын, озабоченно напрягаясь. — Что нашли?

Тут бы мне все и рассказать. Сложить руки на груди и признаться:

— Дорогие детки! Ваша мама немножко беременная, то есть не немножко, а очень основательно.

Лица у них вытянутся, и в первые секунды они не смогут скрыть растерянное отвращение.

— А папа знает? — спросит после молчания Лешка.

— Папа тут ни при чем, — вынуждена буду сказать я.

— А кто «при чем»? — с вызовом спросит Лешка.

— Дед Пихто! — огрызнусь я.

Но потом возьму себя в руки и начну лебезить перед ними:

— Дети! Не судите меня строго, так получилось. Давайте вместе подумаем над решением проблемы.

Есть два выхода. Первый: оставить все как есть, и через полгода, взявшись за руки, мы с Ликой дружно пойдем в роддом рожать. Выход второй: ребеночка внутриутробно прикончить, извлечь, выбросить и навсегда об этом забыть.

Лика, добрая душа, конечно, скажет вслух:

— Я за то, чтобы «взявшись за руки».

Но внутренне меня возненавидит как соперницу. Как человека, на которого рассчитывали, а он свинью, то бишь собственного ребенка, подсунул.

Лешка, сдерживая возмущение, процедит:

— Почему ты взваливаешь на нас ответственность и решение собственных проблем? У нас своих недостаточно?

И он, мой сыночек, будет совершенно прав! Сама садик насадила, самой надо поливать.

— Кира Анатольевна? — Голос Лики вибрирует от волнения. — Почему вы молчите? Что у вас обнаружили?

— Золото и бриллианты, — усмехаюсь. — Ничего у меня не обнаружили! Я совершенно здорова.

Здорова как корова, ведь не сказать «как бык». А курить я бросаю, потому что готовлюсь стать… бабушкой. Да! Прежде всего — бабушкой! Эдакая бабушка на сносях…

— Кормящая бабушка? — подхватывает сын.

Он даже не догадывается, насколько прав. Чтобы не догадался, перевожу разговор на другую тему:

— Вы над именем для ребенка думаете?

Вопрос не праздный. Дело в том, что в роду Ликиного отца принято чудить с именами. Лику полностью зовут… держитесь! Гликерия Митрофановна! Как купчиху! Имя настолько ей не подходит, что каждый, кто услышит, начинает смеяться. Отца Лики соответственно зовут Митрофан Порфирьевич. Вот я и боюсь, что моего внука назовут Нестором или Калистратом, а внучку окрестят Глафирой или Ефросиньей.

— Девочку я хочу назвать Варей, — говорит Лика. — Варварой.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — не соглашается Лешка. — Мальчика мы назовем Тимур.

Они смотрят друг на друга с вызовом. Незамеченная, я удаляюсь с кухни. Пусть сами посуду моют. И я знаю, что дальше последует. Они повздорят, Лика даже всплакнуть может. Потом бурно помирятся. Циклический процесс может повторяться по три раза на день. Милые бранятся…

Ночью мне снились кошмары. Мы с Ликой неутомимо рожали детей. Уже вся квартира была ими забита, шагу не ступить — кругом младенцы. А нас все тянет и тянет, как при поносе. Лика отлучится на минутку в комнату — возвращается с дитем.

Потом я, почувствовав настоятельную потребность, убегаю, прихожу с ребенком.

Мама Лики, Ирина Васильевна, с квадратными глазами то одного плачущего младенца схватит, потрясет, то другому соску в рот сунет, то третьему пеленки меняет. Дети почему-то разновозрастные — от месяца до полугода. В основном ведут себя смирно, лежат, почти не дрыгают ножками-ручками. И смотрят виновато-виновато, как бы прощения просят, что на свет появились.

— Дочь! — заходится в крике Ирина Васильевна. — Прекрати это безобразие!

Ирине Васильевне хочется и на меня заорать, но она не смеет, на Лике отыгрывается.

А у нас с Ликой совпадают позывы, мы хватаемся за руки, уносимся в темную комнату и возвращаемся с парочкой новых младенцев.

— Мамочка! — плачет Лика. — Я не виновата! Кира Анатольевна первая начала!

— Что вы, собственно, имеете против? — говорю я торопливо, чтобы успеть оправдаться до следующего позыва. — Это природный жизненный процесс, он естествен и неостановим! Дети — цветы жизни!

— Да тут уже целая клумба, — поводит руками Ирина Васильевна. — Кто их кормить будет? Они же в гербарий превратятся!

Я не успеваю ответить, потому что снова убегаю метать икру…

Первой мыслью утром было: куда мы денем эту прорву детей? Потом я окончательно проснулась, вытерла пот со лба и сообразила, что рекордного приплода не будет. Родится двое детей, и только.

Наверное, решение оставить ребенка я приняла давно или сразу, как узнала о беременности. Но решение было крошечным и не очень твердым.

Пройдя через ночной кошмар, оно укрупнилось и отвердело. И я чувствовала, что дальше решение будет расти и каменеть, пока я не окажусь замурованная в нем, как в саркофаге.

Хотя внутренние монологи продолжались, та сторона меня, которая была за, явно побеждала.

Мое тело? Мое! Что хочу, то с ним и делаю! Никто мне не указ! Почему я должна оглядываться на других? До седых волос дожила и все оглядываюсь.

Вы, Ирина Васильевна, шокированы, что я в положении? Вот и живите в шоке! А я буду пребывать в радостном ожидании маленького человечка. Конечно, он может родиться дебилом-олигофреном. Но это будет мой дебил! Личный! Зато внук наверняка получится умственно здоровенький. Их обоих я и буду воспитывать. Дебил потянется за здоровеньким и поумнеет, а внук потянется… Ладно, когда они начнут мозгами обмениваться, я их разлучу. А Лика продолжит учебу, выйдет на работу. Пока же… Пока же я с двумя младенцами могу на паперти посидеть?