Бессонница (др.перевод) - Кинг Стивен - Страница 33

А во-вторых, серые ауры были вовсе не страшными, они были… интересными. Да, интересными.

– Люди каждый день умирают от недостатка сна, – продолжал Вайзер, – хотя в графе «причина смерти» обычно пишут самоубийство, а не бессонница. У бессонницы и алкоголизма есть много общего, но самое главное – это заболевания сердца и помутнение разума, и если позволить им развиваться, они разрушают мозг раньше, чем тело. Поэтому, да: люди все-таки умирают от недостатка сна. У вас сейчас очень опасный период в жизни, и вы должны позаботиться о себе, а если станет уж совсем плохо, позвоните Литчфилду, слышите? Отбросьте все церемонии и позвоните.

Ральф скривился.

– Знаете, я скорее позвоню вам.

Вайзер кивнул, как будто бы ожидал именно такого ответа.

– Нижний телефон на визитке Хонга – мой, – сказал он.

Ральф удивленно взглянул на визитку: там действительно был второй номер и буквы Д.В.

– В любое время, хоть посреди ночи, – сказал Вайзер. – Серьезно. Вы не побеспокоите мою жену, потому что мы с ней развелись еще в восемьдесят третьем году.

Ральф попытался заговорить и понял, что не может. Он выдавил из себя только какой-то бессмысленный звук и судорожно сглотнул, пытаясь прочистить горло.

Вайзер увидел, что с ним происходит, и похлопал его по спине.

– Не надо истерик в аптеке, Ральф, это отпугивает покупателей. Вам дать салфетку?

– Нет, все в порядке. – Его голос слегка дрожал, но в принципе звучал даже тверже, чем можно было ожидать.

Вайзер окинул его критическим взглядом.

– Пока еще нет, но обязательно будет в порядке. – Он еще раз пожал Ральфу руку. – А пока попытайтесь расслабиться и, как говорится, получить удовольствие. И не забывайте: вам надо быть благодарным хотя бы за тот краткий сон, который у вас все еще есть.

– Ладно, я постараюсь. Еще раз спасибо.

Вайзер кивнул и вернулся обратно к прилавку.

4

Ральф прошел по третьему проходу, свернул налево за стойкой с немыслимым выбором презервативов и вышел на улицу через дверь с надписью СПАСИБО ЗА ПОКУПКУ. Сначала ему показалось, что свет не такой уж и яркий, по крайней мере не ярче обычного – хотя он невольно зажмурился, сейчас все-таки был полдень, и, возможно, в аптеке было темнее, чем казалось, – но потом, когда он открыл глаза, у него перехватило дыхание.

Он замер на месте, как громом пораженный. Сейчас он был похож на путешественника, который, продравшись сквозь непроходимые заросли, вдруг наткнулся на затерянный город или на какое-то чудо природы: бриллиантовую скалу или спиральный водопад.

Ральф прислонился спиной к синему почтовому ящику у входа в аптеку. Ему все еще было трудно дышать; как зачарованный, он смотрел по сторонам и пытался свыкнуться с тем, что видит. Это было прекрасно и в то же время – кошмарно.

Ауры вновь появились, но сказать это было бы все равно что назвать Гавайи таким местом, где не носят пальто. На этот раз свет был везде – яркий и одновременно рассеянно-мягкий, странный и очень красивый.

Нечто похожее было с Ральфом только однажды. Летом 1941 года, когда ему было восемнадцать, он ехал автостопом из Дерри к своему дяде в Покепси, штат Нью-Йорк. Ехать было неблизко – около четырехсот миль. На второй день пути, ближе к вечеру гроза заставила его спрятаться в первом попавшемся укрытии: в старой конюшне на краю большого поля. День выдался неудачным: почти все время Ральф шел пешком и только изредка ехал с попутными – умотался он страшно и заснул в стойле еще до того, как небо озарилось первыми вспышками молний. Он проснулся на следующий день, в полдень, проспав четырнадцать часов кряду, и растерянно огляделся, не понимая, где он находится. Он понял только, что это было какое-то темное место, где пахнет сеном, и весь мир вокруг казался составленным из ярких полос света. Потом он вспомнил, как укрылся в конюшне, и понял, что эти странные видения – всего-навсего яркое летнее солнце, проглядывающее сквозь трещины в стенах и крыше… и ничего сверхъестественного в этом нет. Тем не менее он еще долго сидел, не двигаясь с места – минут пять, не меньше. Молоденький мальчик с широко распахнутыми глазами, с соломой в волосах и с грязными руками; он сидел и смотрел на маленькие золотые пылинки. Что-то похожее он видел однажды в церкви.

На этот раз это ощущение было раз в десять сильнее. И все дело в том, что он не мог точно определить, что именно произошло, как изменился мир, как он стал таким удивительным. У предметов и у людей – особенно у людей – были ауры, да; но это было еще не все. Никогда прежде предметный мир не казался ему таким ярким, таким настоящим. Автомобили, телефонные будки, тележки перед супермаркетом, дома на улице – все проступило так четко, словно это были трехмерные картинки, как в старых фильмах. В один миг узенькая захолустная улочка превратилась в страну чудес, и хотя Ральф смотрел и видел, он так и не мог понять, на что именно он смотрит и что именно видит. Он знал только одно: это «что-то» было предельно ярким, насыщенным цветами и невероятно странным.

Единственное, что он мог вычленить из этого многоцветья, – ауры, окружавшие людей, которые входили в магазины и выходили наружу, клали покупки в багажники, садились в свои машины и уезжали. Некоторые ауры были более яркими, но даже самые тусклые казались в сотни раз ярче тех, что он видел раньше.

Так вот о чем говорил Вайзер, теперь ты понимаешь. И то, что ты сейчас видишь, это гиперреальность, обычная галлюцинация, какие бывают у тех, кто принимает ЛСД. То, что ты видишь, это просто еще один из симптомов твоей бессонницы. Смотри, Ральф, и удивляйся себе на здоровье – тут есть чему удивиться, – но не верь своим глазам.

Ему не понадобилось уговаривать себя удивляться – чудеса были повсюду. Со стоянки перед кафе выезжал грузовик со свежей выпечкой, и из выхлопной трубы вырывался не дым, а какая-то бордовая субстанция, цвета высохшей крови. Действительно, это был не дым и не пар, но в этой непонятной субстанции было что-то от того и от другого. Она состояла из постепенно бледнеющих тонких линий, напоминающих по форме кардиограмму. Ральф взглянул на проезжую часть и увидел, что следы от фургона на асфальте были того же багрового оттенка. Выехав с парковки, машина увеличила скорость, и призрачный график стал ярко-красным, цвета артериальной крови.

Похожие странности были везде. Все было как бы поделено на сектора, и Ральф снова вспомнил о том, как яркий солнечный свет проникал сквозь щели в крыше и стенах той заброшенной конюшни, много-много лет назад. Но удивительнее всего были люди; вокруг них светящиеся ауры были наиболее четкими и плотными.

Из супермаркета вышел носильщик, толкая перед собой тележку. Он был окружен таким ослепительно белым светом, что напоминал движущийся прожектор. Аура женщины, которая шла за ним, казалась тусклой по сравнению с его белым сиянием – серо-зеленый цвет сыра, который уже плесневеет.

Какая-то девушка высунулась из открытого окна «субару», окликнула носильщика и помахала ему рукой. В воздухе остались яркие полосы, розовые, как сладкая вата. Они начали таять почти сразу же, как появились. Носильщик улыбнулся и помахал в ответ. Его рука оставила за собой яркий изжелта-белый след, Ральфу он напомнил плавник тропической рыбы. Он тоже таял, но медленнее.

На самом деле это было страшно, но страх все-таки уступил место благоговейному удивлению и обычному любопытству. Это действительно было самым прекрасным из всего, что Ральф видел в жизни. Но это все ненастоящее, сказал он себе. Помни об этом, Ральф. Он обещал себе, что попробует помнить, но в данный момент даже этот взволнованный голос казался ему очень далеким.

Он заметил кое-что еще: от головы каждого человека поднималась полоска света. Она уходила вверх, как лента флага или яркая оберточная бумага, а потом бледнела и исчезала. У одних это свечение исчезало в пяти футах над головой, у других – в десяти или даже в пятнадцати. В большинстве случаев цвет этой сияющей полоски совпадал с цветом остальной ауры: ярко-белый – у носильщика, серо-зеленый – у женщины-покупательницы, идущей за ним, – но были и исключения. Ральф заметил ржаво-красную полоску, поднимавшуюся от головы мужчины средних лет, который был окружен темно-синей аурой, и женщину со светло-серой аурой, чья полоска была удивительного (и слегка настораживающего) лилового оттенка. В редких случаях – их было всего два-три – эти линии над головой у людей были почти что черными. Ральфу это не нравилось, и он заметил, что люди с такими черными «веревочками от воздушного шарика» (так он назвал их про себя) выглядели нездоровыми.