Я числюсь по России. Анекдоты об А. С. Пушкине - Автор неизвестен - Страница 4

был туда приехать»—продолжал Пушкин

в том-же письме.—«Балованные ребятиш­

ки хотели непременно туда-же ехать. Мать

принесла им изюму и черносливу и дума­

ла потихоньку от них убраться. Но Петр

Маркович Полторацкий, гостивший в это

время у нее в доме, неподалеку от Ма­

линников, взбудоражил детей словами:

«Дети, дети! Мать вас обманывает — не

ешьте черносливу, поезжайте с нею. Там

будет Пушкин—он весь сахарный, а зад

его яблочный; его разрежут, и всем вам

будет по кусочку.“ Дети разревелись: «Не

хотим черносливу,, хотим Пушкина!» Не­

чего делать—их повезли к соседям, куда

приехал и Пушкин. «И они сбежались ко

мне, облизываясь»,—писал Пушкин,—-«но

увидев, что я не сахарный, а кожаный,—

совсем опешили»,

Прошло более ста лет. Времена пе­

ременились. Россия стала Совдепией. Но

большевики сочинили тысячу легенд, что

23

Пушкин—«их поэт». Забыли, что он дво­

рянин, помещик и аристократ. Раз ге-

НИЙ...О, конечно,—их. Но как отпраздновать,

чем ознаменовать? Покуда-же делали весь

1936 год в память Пушкина пряники,“«Мя­

со с огурцом—Пушкин» и другие кули­

нарные блюда. История же с черносливом

теперь повторилась... Но совершенно наиз­

нанку. Мальчик в лавке на предложение

взять «пряник Пушкин», громко заявил:

«Мама, не хочу Пушкина, а хочу черно­

слива. Чернослив вкусный, он в шоколаде,

а в Пушкине вкуса никакого, нет».

Жизнь в столице Пушкина не удо­

влетворяла, и его тянуло в деревню к при­

роде, к уединению и покою. Осенью 1826

года Пушкин поехал к Вульфам в Малин­

ники. Здесь он много работал, закончил

седьмую главу «Евгения Онегина», но w

много развлекался и ухаживал за барыш­

нями. Письма его из Малинников полны

беззаботной веселости, одно свое письмо

он подписывает: „Тверской Ловелас“.

„Здесь очень много хорошеньких дев-

ченок, и я вожусь с ними платонически,

и оттого толстею и поправляюсь в моем

здоровьи... Здесь мне очень весело, ибо я

деревенскую жизнь очень люблю. Здесь

думают, что я приехал набирать строфу

24

в Онегина, а я езжу на пароме, играю в

вист по восьми гривен роббрр и таким об­

разом прилепляюсь к прелестям доброде­

тели и гнушаюсь сетей порока“...

Его веселый припев в то время:

Хоть малиной не корми,

Да в Малинники возьми.

Жизнь в деревне среди друзей под­

бодрила поэта, но не надолг^: Бенкендорф

не прекращал своих придирок.

26.

В 1833 году »приятель поэта П. Н. На­

щокин приехал в -Петербург и остановил­

ся в гостинице.

Это было 29 июня, в день Петра и

Павла. Съехалось несколько знакомых, в

том числе и Пушкин. Общая радость, ве­

селый говор,|шутки, воспоминания о прош­

лом, хохот. Между тем, со двора, куда

номер выходил окнами, раздавался еще

более громкий хохот и крик. Это шумели

каменщики, которые сидели на кирпичах

около ведра'водкиг и деревянной чашки с

закускою. Больше всех горланил какой-то

мужик с рыжими волосами,

Пушкин подошел к окну,

прилег

грудью на подоконник, сразу.заметил кри­

куна и сказал приятелям: «Тот, рыжий,

25

должно-быть именинник*1, и крикнул, об­

ращаясь к недау:

— Петр!

— Что, барин?

— С Ангелом!

— Спасибо, господин.

— Павел!—крикнул Пушкин опять, и,

обернувшись в комнату, прибавил:—В та­

кой куче и Павел найдется.

— Павел ушел.

— Куда? Зачем?

— В кабак... Все выпили. Да, постой,

барин, скажи: почем ты меня знаешь?

— Я и старушку—матушку твою знаю.

— Ой?

— А батько-то помер?

— Давно, царство ему небесное!...

Братцы, выпьемте за покойного родителя!

В это время входит на двор мужик

со штофом водки. Пушкин, увидав его

раньше, закричал:

— Павел, с Ангелом! Да неси ско­

рее!...Павел, влезая на камни, не сводил

глаз'с человека, назвавшего его по имени.

Другие, объясняя ему, пьют, а рыжий не

отстает от словоохотливого барина:

— Так, стало, и деревню нашу знаешь?

— Еще б не знать: Ведь она близ

реки?

26

— Так, у самой речки.

— Ваша изба, почитай, крайняя?

— Третья от края... А чудной ты,

барин! Уж поясни, сделай милость, не свя­

тым же духом всю подноготную знаешь?

— Очень просто: мы с вашим бари­

ном на лодке уток стреляли, вдруг гроза,

дождь, мы и зашли в избу к твоей старухе.

— Так..,. Теперь смекаю.

- — А вот жаловалась на тебя: мало

денег посылаешь!

— Грешен, грешен!..—Да вот все на

проклятое выходит,—сказал мужик, ука­

зывая на стакан, из которого выпил зал­

пом и прокричал: „Здравствуй, добрый ба­

рин!“...И... закусил.

27.

„Моя эпитафия“ .

•

Здесь Пушкин погребен: он с музой молодою,

С любовью, леностью провел веселый век;

Не делал доброго, однако ж был душою

Ей-Ббгу, добрый человек.

' 28.

Однажды Пушкин сидел в -опере. Го­

сподин, рядом с ним сидящий, все .время

подпевал артисту Петрову. Раздосадован*

ный Пушкин громко сказал: „Что за идиот,

мешает слушать!“—„Позвольте, сударь, это

27

кого вы так изволили назвать?“—„Ну, ко­

нечно, Петрова, который мне мешает на­

слаждаться вашим пением“,—ответил Пуш­

кин.

29.

Всем известна замечательная поэма

Пушкина „Цыгане“, начинающаяся:

Цыгане шумною толпой

По Бессарабии кочуют...

Эта поэма была написана под впечат­

лением встреч с вольными детьми степей

и постоянного наблюдения над их жизнью.

Все население в ту пору относилось

к цыганам благосклонно. Для мужчин по­

следние были постоянными поставщиками

лощадей и ветеринарами, а черноглазые

гадальщицы всегда умели развеселить и

заинтересовать скучающею публику.

В то далекое время цыгане распола­

гались по берегам реки Бычка и по горе

Инзова. На этой же горе находился и дом,

в котором жил Пушкин.

Поэт любил в хорошее летнее утро

любоваться с этой горы восходом солнца.

Здесь-же он увидел в первый раз цыган­

ку Стешу, игравшую впоследствии такую

большую роль в кишеневской жизни поэта.

По всей вероятности, на Инзовой горе

28

расположился кочующий цыганский табор,

и Стеша, увидев прогуливающегося здесь

молодого барина, подошла к нему с пред­

ложением погадать. Красота Стеши пора­

зила Пушкина, и он до того увлекся ею,

что начал довольно часто посещать табор,

где его любили за веселый нрав и щед­

рость. Следует добавить, что к этому же

времени относится и другой роман Пуш­

кина, бывщего или воображавшего* себя

страстно влюбленным в молдаванскую ари­

стократку Людмилу И-за. В то время, как

с последнею Пушкин встречался по вече­

рам, на гуляниях,'пикниках и т. п., Стеше

он посвящал каждое утро и добрую поло- •

вину дня. .

Пока дело ограничивалось посещени­

ями Пушкиным табора, подарками, песня­

ми и пляскою, табор смотрел на поэта

дружелюбно и даже любил его, но вскоре