В сердце и в памяти - Воробьев Михаил Данилович - Страница 23

Настоящий героизм проявил санитар Ростовцев. Ему оторвало руку, однако он не бросил раненых, которых собрал на поле боя. Погрузил всех на повозку и доставил в полковой медпункт.

У реки Вытебеть, в первых числах сентября, враг вклинился в боевые порядки 437-го стрелкового полка. Командир полка М. М. Данилов, комиссар А. И. Долматов и заместитель начальника политотдела дивизии по комсомолу П. Я. Объедков подняли подразделения в контратаку. Все перемешалось в жаркой рукопашной. Враг дрогнул, откатился. Из 437-го полка передали: погибли комбат капитан Белов, батальонный комиссар Долматов и младший политрук Объедков. В дивизии это сообщение принял инструктор политотдела Г. И. Кондратенко.

А через 27 лет, 8 мая 1969 года, на Красной площади в Москве Григорий Иванович Кондратенко встретился с давно оплаканным своим другом, Петром Яковлевичем Объедковым! К сожалению, не у всех фронтовых историй счастливый конец.

В те дни в дивизии героями были все — и погибшие, и оставшиеся в живых. Отлично бились с врагом и другие советские части. Гитлеровская операция «Смерч» натолкнулась на непреодолимую преграду.

После Козельской операции нас вывели в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Стояли в Плавском районе Тульской области. Дивизия пополнилась личным составом, техникой. Приехал командующий 5-й танковой армией генерал-лейтенант П. Л. Романенко, собрал офицерский состав и сказал:

— Вашу дивизию забирают из армии, а куда направят — не знаю. Завтра будете грузиться в эшелоны. Пожелаю успехов на новых рубежах, бить фашистов так же, как били вы их здесь.

Эшелоны уходили ночью, по разным направлениям, строго соблюдалась светомаскировка. Запрещалось вести переписку в штабах, телефонные и радиопереговоры. Через несколько дней, на рассвете, прибыли на станцию Панфилово. И каково было наше удивление, когда на перроне увидели генерала П. Л. Романенко. Прокофий Логвинович улыбается, говорит:

— Ну, вот и встретились опять…

Итак, мы на Сталинградском фронте.

Готовились основательно. Ежедневно проводились занятия по боевой и тактической подготовке, изучению оружия и боевой техники — с пополнением, а со всем составом — всесторонняя партийно-политическая работа.

В нашем стрелковом полку была создана специальная группа из младших командиров и рядовых, участвовавших в боях под Козельском. С ними провели учебные сборы, а затем распределили средь вновь прибывшего и необстрелянного пополнения — передавать свои фронтовые «секреты».

18 ноября нашему полку поручили провести разведку боем к юго-западу от хутора Чеботаревского. Эту задачу возложили на первый батальон капитана Юдаева и четвертую роту второго батальона лейтенанта Казакова. Они с честью выполнили ее, отбив у противника очень важную, господствовавшую над местностью высотку. Досталась она дорогой ценой — почти целиком полегла рота Казакова вместе со своим бесстрашным командиром.

Какую же добрую службу сослужила высота, когда на следующий день началось генеральное наступление! Отсюда дивизия пошла на прорыв, а за ней устремились другие — танковые и кавалерийские соединения.

После войны, изучая в стенах академии опыт ведения боевых действий войсковыми соединениями, я познакомился с данными по обеспечению наступательных боев под Сталинградом.

Оказывается, к началу операции предстояло подвезти три боевых комплекта боеприпасов (для артиллерии трех наших фронтов — Юго-Западного, Донского и Сталинградского), что составляло более 7 миллионов снарядов и мин всех калибров. На это требовалось около 50 тысяч полуторатонных автомашин. А ведь кроме боеприпасов надо было доставить войскам огромное количество и других грузов — продовольствия, фуража, горючего. Только горючего три фронта получили 30 881 тонну. И хотя все это прошло через наши руки, даже мы, участники тех боев, удивлялись: «Как только сумели?»

Сумели. И во многом благодаря той громадной работе, которую провели перед грандиозным сражением политработники. В 47-й гвардейской дивизии ответственным за обеспечение боеприпасами был назначен заместитель начальника политотдела Б. С. Народецкий. Коммунист ленинского призыва, Борис Семенович блестяще справился с поставленной перед ним задачей. А сколько работники политотдела только в нашем полку провели бесед и собраний! Перед самым наступлением в партию было принято 150 бойцов и командиров.

К исходу 23 ноября 47-я гвардейская дивизия вклинилась в расположение противника на 70 километров, освободив 22 населенных пункта. Строем, большими колоннами, а то толпами и в одиночку, шли и шли в наш тыл пленные румыны из пехотной и кавалерийской дивизий.

— Папа, а почему у немцев так много полковников? — удивился Сережа.

Объясняю, что это румыны, а у них солдаты носят высокие шапки, похожие на наши папахи. Сережа слушает с каким-то недоверием: странные у неприятеля порядки.

Метели, метели… Нелетная погода. Наша авиация не действует и не помогает давить огневые точки врага. Противник часто переходит в контратаки.

Плохо и без воздушной разведки. Сплошного фронта нет, фланги нередко открыты.

…137-й полк полковника Ф. В. Фесенко взял станицу Чернышевскую и ушел вперед, оставив тыловые подразделения, раненых и противотанковый дивизион. 25 ноября, к вечеру, 35 танков противника при поддержке пехоты внезапно атакуют и врываются в станицу. Отчаянный неравный бой. Попавших в плен фашисты вывели на лед реки Чир.

По рации в наш полк был передан приказ срочно спешить на помощь. Передовые подразделения вел начальник штаба старший лейтенант коммунист Амамбаев. В ночном бою он и погиб, храбрый сын казахского народа.

Станица была освобождена. Мы стояли на льду Чира, и сердце разрывала боль. Бойцы и командиры, многие в окровавленных бинтах, лежали ровными шеренгами, скошенные пулеметными и автоматными очередями. Простите, товарищи. Мы очень спешили к вам, но опоздали.

Погибла и фельдшер Маруся Севостьянова, тулячка. За мужество и бесстрашие, неоднократно проявленные в боях, была она награждена двумя орденами. Раненые предлагали девушке бежать огородами, но она отказалась бросить их.

Со зверствами фашистов приходилось сталкиваться постоянно. У хутора Пронин наш второй батальон отбил лагерь военнопленных. Я был в этом лагере.

В степи ровная площадка обнесена колючей проволокой. Несколько навесов ниже человеческого роста. А над ними — крыша из жердей, слегка присыпанных просяной соломой. Узники лагеря были настолько истощены, что не могли передвигаться.

На следующий день освобождаем Демино. Снова лагерь военнопленных, и снова страшная картина. Темный закут из плетня, кирпичная печь, дырявая крыша. Более десяти трупов — не убираются уже около месяца, замерзли. Рядом с мертвыми — полуживые люди с открытыми ранами.

В небольшом сарайчике лежал человек: ввалившиеся глаза, обмороженные ноги. Возле него — кости с остатками сырого мяса. Первыми его словами, обращенными к нам, были: «Помогите мне встать на ноги. Я своими руками буду душить этих гадов!»

Я не относил себя к людям со слабыми нервами. Но, признаться, в тот день пожалел, что согласился с предложением работников политотдела дивизии поехать в освобожденный лагерь военнопленных составлять акт о зверствах фашистских варваров.

Сталинградская группировка немецко-фашистских войск попадала в жесткие клещи и предпринимала отчаянные попытки, чтобы не допустить котла.

28 ноября противник силою до батальона пехоты при поддержке авиации и танков атаковал хутор Леонтьевский, в котором находились командный пункт нашей дивизии и штабы 137-го и 99-го полков. Сведения о местонахождении КП дивизии и полковых штабов немцы получили от лазутчика, укрывшегося на чердаке домика, стоявшего почти над берегом Чира. Лазутчика этого наши потом взяли. Но положение тогда создалось отчаянное. И если удалось быстро организовать оборону и выбить врага из хутора, то во многом благодаря смелости и находчивости комдива. Генерал Я. С. Фоканов сам не раз ходил в атаку с автоматом и гранатами.