Мальчики Из Бразилии - Левин Айра - Страница 43

- Он имел отношение к этим Менгеле? - спросил Клаус.

Либерман кивнул.

Нюренбергер, положив себе на тарелку еще порцию салата, сказал:

- В таком случае нет ничего удивительного, что он смог обзавестись оборудованием. Но в таком случае он не может быть донором, если у детей другой цвет глаз.

- А вы знаете, кто глава Объединения Друзей? - Лена спросила у Либермана.

- Полковник по фамилии Рудель. Ганс Ульрих Ру­дель.

- С голубыми глазами? - спросил Клаус.

- Не знаю. Придется проверить. И данные о его семье, - Либерман смотрел на вилку, аккуратно подби­рая с тарелки кусочки моркови.

- Во всяком случае, - сказал Нюренбергер, - сей­час вы знаете, по какой причине были убиты все эти люди. Что вы теперь предполагаете делать?

Несколько мгновений Либерман сидел молча. Поло­жив вилку, он снял салфетку с коленей и расстелил ее на столе.

- Прошу прощения, - сказал он и, встав, вышел из кухни.

- Лена посмотрела ему вслед, перевела взгляд на его тарелку, а потом на Клауса.

- Дело не в этом, - сказал он.

- Надеюсь, что нет, - сказала она, стараясь разде­лать ребром вилки свой кусок мяса.

Клаус не смотрел на нее, наблюдая за Либерманом, который подошел к книжной полке в другой комнате.

- Это мясо, конечно, тоже великолепно, - заметил Нюренбергер. - И когда-нибудь нам станет доступно мясо гораздо более лучшего качества и более дешевое, благодаря однояйцевому репродуцированию. Оно рево­люционизирует животноводство. И, кроме того, сохра­нит вымирающие виды, как, например, леопарда.

- То есть вы защищаете эти исследования? - спро­сил Клаус.

- Они не нуждаются в защите, - ответил профессор биологии, - Они представляют собой всего лишь техни­ку, и, как любая другая техника, она может пойти на пользу и на вред,

- Пока я придумал только два толковых способа ее использования, - сказал Клаус, - которые вы только что упоминали. Дайте мне лист бумаги и ручку, и через пять минут я представлю пятьдесят доводов против.

- Почему ты вечно споришь? - вмешалась Лена. - Если бы профессор сказал, что это ужасно, ты тут же стал бы говорить о животноводстве.

- И совсем не так, - пробормотал Клаус.

- А вот и так. Ты будешь спорить против своих же доводов.

Но Клаус уже не смотрел на Лену, наблюдая за Либерманом, стоящим к нему в профиль, склонив голову к открытой книге, он слегка раскачивался: ну, чисто еврей за молитвой. Хотя не Библия: тут таких книг не держат. Собственная книга Либермана? Где-то там она должна быть. Проверяет, какой цвет глаз у полковника?

- Клаус? - Лена предложила ему еще салата.

Он взял его.

Посмотрев на Либермана, Лена опять вернулась к столу,

- Мне с трудом удастся держать язык за зубами, - сказал Нюренбергер, - относительно того, что я узнал.

- Вы должны, - сказал Клаус.

- Знаю, знаю, но это будет нелегко. Двое из моих знакомых биологов пытались проводить такие экспери­менты, но только с кроликами.

На пороге кухни появился Либерман; лицо у него было осунувшимся и пепельного цвета, в руке болтались очки, которые он придерживал за дужку.

- В чем дело? - спросил Клаус, ставя тарелку с салатом.

Либерман обратился к Нюренбергеру

- Разрешите задать мне дурацкий вопрос.

Нюренбергер кивнул.

- Тот, кто дает свои клетки, - сказал Либерман. - Донор. Он обязательно должен быть живым?

- Нет, не обязательно, - ответил Нюренбергер. - К отдельным клеткам не относится понятие «живая» или «неживая», о них можно говорить только «вскры­тая» или «невскрытая». Из пряди волос Моцарта - хотя даже не пряди, хватит одного волоска с головы Моцарта - некто, обладающий мастерством и обору­дованием, - он улыбнулся Клаусу, - и, конечно, женщиной, - он повернулся к Либерману, - может создать несколько сот малышей-Моцартов. Поместите их в хорошие дома, дайте им соответствующее воспи­тание и обращение - и в конце концов появятся пять или шесть взрослых Моцартов, которые подарят миру прекраснейшую музыку.

Прикрыв глаза, Либерман сделал неверный шаг впе­ред и покачал головой.

- Не музыку, - сказал он. - И не Моцарты.

Он вынул из-за спины книгу и показал им ее назва­ние: «ГИТЛЕР»: на белой обложке тремя броскими штрихами были изображены лишь усики, острый нос и клок волос.

- Его отец был гражданским служащим, - сказал Либерман, - таможенником. Ему было пятьдесят два года, когда... на свет появился мальчик. Матери было двадцать девять. - Он огляделся в поисках места, куда бы положить книгу и, не найдя такового, пристроил том на одну из горелок газовой плиты. Затем он снова пере­вел взгляд на присутствующих. - И умер в шестьдесят пять лет, - сказал он, - когда мальчику было тринад­цать лет, почти четырнадцать.

Оставив стол неубранным, они расселись в другой комнате. Либерман и Клаус на неубранной постели, Ню­ренбергер на стуле, Лена на полу.

Они молча смотрели на стоящие перед ними пустые стаканы, на кусочки морковки на тарелках и орешки миндаля. Они смотрели друг на друга.

Взяв несколько миндалинок, Клаус стал подбрасывать их на ладони.

- Девяносто четыре Гитлера, - сказал Либерман, покачав головой. - Нет, - сказал он. - Нет. Это невозможно.

- Конечно, это не так, - пробурчал Нюренбер­гер. - Просто есть девяносто четыре мальчика, с той же генетической наследственностью, что у Гитлера. Но развитие их может пойти совершенно разными путя­ми. Во всяком случае, большинства из них.

- Большинства, - сказал Либерман. Он кивнул Кла­усу и Лене. - Большинство. - Он посмотрел на Ню­ренбергера. - И кое-кто все же останется, - сказал он.

- Сколько? - спросил Клаус.

- Не знаю, - ответил Нюренбергер.

- Вы сказали, что они могут получить пять или десять Моцартов из нескольких сотен его копий. Сколь­ко Гитлеров может получиться из девяносто четырех? Один? Два? Три?

- Не знаю, - повторил Нюренбергер. - Как я и говорил. И на деле никто этого не может знать. - Он мрачно усмехнулся. - Личностные тесты среди лягушек не проводятся.

- Попробуйте хотя бы прикинуть, - сказал Либер­ман.

- Если подобранные родители сходны только по воз­расту, расе и занятиям отца, то я бы сказал, что перс­пективы весьма сомнительны. Для Менгеле, я хочу ска­зать; нас же они устраивают.

- Но не в полной мере, - сказал Либерман.

- Нет, конечно, нет.

- Если бы даже существовал только один такой ... - промолвила Лена, - всегда существовала бы возмож­ность, что он... пойдет по правильному пути. По ужас­ному пути.

Клаус обратился к Либерману.

- Вы помните, что сказали на лекции? Кто-то спро­сил вас, представляют ли опасность группы неонацистов, и вы ответили, что пока нет, но если социальные условия ухудшатся - что, видит Бог, происходит каждый день - и если появится другой лидер типа Гитлера...

Либерман кивнул.

- Который с помощью телевизионных спутников сможет обращаться ко всему миру. Глас божий с небес, - закрыв глаза, он прижал руки к лицу, придавив веки.

- Сколько из этих отцов было убито? - спросил Нюренбергер.

- И в самом деле! - спохватился Клаус. - Только шестеро! Дела еще не так плохи, как может показаться!

- Восемь! - Либерман опустил руки, моргая покрас­невшими глазами. - Вы забыли Гатри в Тусконе и еще кого-то между ним и Карри. Есть и другие, в иных странах, о которых мы, скорее всего, ничего не заем. Нам известно только о тех, кто был с самого начала; во всяком случае, так обстоит дело в Штатах.

- Эксперименты с первой группой, должно быть, прошли более успешно, чем он сам ожидал, - сказал Нюренбергер.

- Я не могу отделаться от ощущения, - заметил Клаус, - что в какой-то мере вы даже рады этому достижению.

- Ну, вы не можете не признать, что чисто с научной точки зрения оно представляет собой огромный шаг впе­ред.

- Боже небесный! Вы хотите сказать, что можете спокойно сидеть здесь и...