Мальчики Из Бразилии - Левин Айра - Страница 16

Общий смех и шиканье в аудитории.

- Трудно допустить такое развитие событий, - ска­зал он, -но все же тут есть какое-то рациональное зерно, о котором стоит подумать. Имеют ли эти люди отношение к неким важным персонам или же как-то связаны с ними? - Он записал «Отношения? Друзья?»

Поднялся светловолосый молодой человек с умным взглядом. Улыбаясь, он сказал:

- Герр Либерман, это в самом деле чисто теоретиче­ская проблема?

Больше поднимать его не стоит. В аудитории воцари­лась напряженная тишина.

- Конечно, - сказал он.

- Тогда вы должны попросить своего друга снабдить вас дополнительной информацией. Даже самые лучшие мыслители Гейдельберга не смогут решить эту пробле­му, не имея в наличии хоть одного существенного факта, общего для этих девяноста четырех человек. С той ин­формацией, что сейчас имеется в нашем распоряжении, мы можем только блуждать в потемках.

- Вы правы, - ответил Либерман, - дополнитель­ная информация необходима. Но и абстрактные рассуж­дения помогают выдвинуть предположения. - Он огля­делся. - Есть еще у кого-нибудь соображения?

Слева сзади взметнулась рука.

Встал хрупкий на вид человек в годах, с белоснежной шапкой волос - то ли преподаватель факультета, то ли дедушка одного из присутствующих студентов. Опираясь на спинку сидения перед собой, он сказал твердым голо­сом, в котором слышались нотки укоризны.

Ни в одном из предположений не было упомянуто присутствие в данной проблеме доктора Менгеле. С ка­кой целью он появился на сцене, если данные убийства должны носить чисто политический характер, с чем Объ­единение Друзей отлично справится и без него? Он играет роль, вне всякого сомнения, потому что это ме­роприятие носит медицинский подтекст, о чем я и хотел бы сказать в своем предположении. Например, оно мо­жет иметь своей целью проверку нового способа устра­нения людей, и эти люди специально отобраны, потому что они стары, не играют заметной роли в обществе и не представляют собой угрозы для нацизма. Исследователь­ский характер этой программы убийств объясняет так же и длительный срок. А весной 1977 года начнутся насто­ящие убийства.

Он сел.

Либерман на несколько секунд застыл на месте, глядя на него, а потом промолвил:

- Благодарю вас, сэр. - И, обращаясь к аудитории, сказал. - Я от всей душу надеюсь, что этот джентльмен - один из ваших профессоров.

- Так и есть, - с ехидством заверили его несколько голосов; прозвучало имя Гейрах.

«ПОЧЕМУ М.?» записал он - и снова поглядел в направлении, где сидел тот человек.

- Я не думаю, что испытательный характер програм­мы ограничился бы только гражданскими служащими, - сказал он, - тем более, что ее удобнее было проводить не в этой части света, а в Южной Америке, но вы, конечно, правы, считая, что есть особые причины при­сутствия доктора Менгеле. Может, у кого-то есть допол­нения по этому поводу?

Молодежь хранила безмолвие.

- Медицинский аспект девяноста четырех убийств? - он посмотрел на пышноволосую женщину: та отрицательно покачала головой.

Такое же движение сделал и молодой человек, похо­жий на Барри, и юноша в синем свитере.

Помедлив, он все же глянул на проницательного мо­лодого человека, который, улыбнувшись ему, тоже по­качал головой.

Он глянул на записи, лежавшие на карточке перед ним:

«Деньги?

Связь с предыдущими временами?

Место рождения?

Весна 77-го?

Отношения?

Друзья?

ПОЧЕМУ М.?»

Он поднял взгляд на аудиторию.

- Благодарю вас, - сказал он. - проблемы вы не решили, но выдвинули интересные предположения, ко­торые могут привести к ее решению, так что я искренне благодарен вам. Теперь возвращаемся к вашим вопро­сам.

Взметнулся лес рук.

Девушка, сидевшая рядом с «Барри», встав, сказала:

- Герр Либерман, что вы можете сказать о Моше Горине и «Еврейских Защитниках»?

- Я никогда не встречался с рабби Гориным, так что ничего не могу сказать о нем лично, - автомати­чески ответил он. - Что же относительно «Молодых Еврейских Защитников»: если они ограничиваются лишь обороной - прекрасно. Но если, как нередко сообщают, они нападают, это уже куда хуже. Корич­невые рубашки никогда не приводят к добру, кто бы их ни носил.

Сереброголовый Хорст Гессен, обливаясь потом под ярким солнцем, поднял к голубым глазам бинокль, на­ведя его окуляры на голого по пояс мужчину в белой панаме, который медленно вел перед собой по яркозеле­ной лужайке газонокосилку. На флагштоке трепетал американский флаг; дом у него за спиной представлял одноэтажное строение из красного дерева и стекла. На том месте, где только что был человек с газонокосилкой, возник черный клуб дыма, пронизанный оранжевыми сполохами, и издали донесся гул взрыва.

Глава третья

Менгеле разместил портрет фюрера и фотографии помень­ше, изображавшие дорогие для него лица и памятные встречи, на стенке над диваном, что по­требовало от него перемещения дипломов и прочих наград, а также семейных снимков на те свободные места, что он мог найти между двумя окнами, вы­ходящими на южную сторону, и вокруг большого окна лаборато­рии, а также в простенке на во­сточной стене. Освободившаяся стена была отдана конструкции, доходящей до уровня пояса, ко­торая включала в себя набор деревянных ящичков; серые обои над ними были сняты и на стену легли два слоя белой краски - один вдоль, а второй поперек. Когда краска высохла, он вызвал из Рио художника.

Шрифтовик провел на белой плоскости безукоризнен­но точные черные линии и заполнил образовавшиеся графы изящными буквами, но вырисовывая их, он выра­зил явное стремление не обращать внимания на незна­комые ему апострофы, предпочитая выписывать их, как принято в Бразилии. И все четыре дня Менгеле прихо­дилось, сидя за своим столом, то и дело останавливать его, предупреждать и инструктировать. Шрифтовик вы­зывал у него раздражение и уже на второй день он и не чаял, когда этот болван улетит.

Когда работа была завершена, Менгеле, сидящий за широким столом с аккуратными стопками бумаг и жур­налов, получил возможность откинуться на спинку стула и с удовольствием приглядеться к представшей перед его глазами аккуратной схеме. Девяносто четыре имени, каждое со своей страной, датой и присвоенным ему деревянным ящичком, выстроились аккуратными ряда­ми. Все они были здесь от «1. Дюрнинг - Германия - 16/10/74» до «94. Ахен - Канада - 23/4/77». Рядом с каждым именем располагался квадратик, и теперь ему предстояло заполнить их! Это он будет делать самолич­но. Конечно, то ли черным, то ли красным цветом, он еще не решил каким.

Повернувшись в кресле, он улыбнулся фюреру. «На­деюсь, вы ничего не имеете против, чтобы висеть с этой стороны, мой фюрер? Конечно, нет; с чего бы?»

Теперь, увы, оставалось лишь ждать - до первого ноября, когда в штаб-квартиру начнут поступать первые известия.

Он провел время в лаборатории, где пытался, хотя и без большого энтузиазма, имплантировать хромосомы в яйцеклетку лягушки.

Один день он посвятил поездке в Асунсьон, где посе­тил своего парикмахера, побывал у проститутки, купил настольные часы и побаловал себя хорошим бифштек­сом, отдав ему должное в компании Франца Шиффа у «Ла Каландрии».

И вот наконец пришел этот день - прекрасный дол­гожданный день, столь солнечный, что ему пришлось задернуть шторы в кабинете. Рация была настроена на волну штаб-квартиры, и наушники лежали рядом с блок­нотом и авторучкой. На углу стекла, покрывавшего сто­лешницу, было расстелено белое полотенце; на нем в хирургическом порядке лежали маленький тюбик с кар­мином, отвертка, несколько новеньких тоненьких кисто­чек, плоская чашка Петри без крышечки и флакон со скипидаром с притертой крышкой. Левый торец длинно­го стола отстоял от стены несколько поодаль, и освободившееся пространство было занято приставной лестнич­кой, которая ждала, когда, взгромоздившись на нее, он завершит рисунок первой колонки с именами и страна­ми.