Великолепный - Барнет Джилл - Страница 11

Девушка решительным жестом уперла руки в бока и оглянулась – вокруг никого, кроме нескольких борзых, хмуро взиравших на нее. Черт возьми, неужели граф догадался о плане, который она лелеяла?

Леди Клио спустилась во двор, где гуси и утки водили свои медлительные хороводы, а большой индейский петух выступал с такой важностью, что не замечал ни ее, ни цыплят, стайкой носившихся у него под ногами. Зато Клио увидела в развалинах избушки медника голову Циклопа, которую венчал ястреб Грош, походивший сейчас на плюмаж на шлеме античного бога.

«Вот ведь незадача! – подумала она. – Здесь кругом столько мышей, что им теперь никакая хозяйка не нужна. Глаза у них, во всяком случае, сытые и ленивые».

В замковом дворе тоже не было ни души. Девушка прошла его из конца в конец и по-прежнему никого не встретила. Было похоже, что на свете не существовало людей вообще.

Внезапно Клио услышала голоса, доносившиеся из-за стен замка. Она бросилась к воротам, промчалась, как молния, по доскам подъемного моста и вырвалась на простор.

Там, на просторе, за стенами замка собрались, казалось, все, кто жил в этой местности, – и беднейшие крестьяне, и арендаторы, и воины. Они рядами стояли вдоль огромного, украшенного гербами шатра. В каждом углу шатра торчали копья, на которых развевались флажки с изображением красного льва, а также креста и меча. Стоило только подняться ветерку, как красный геральдический лев оживал и начинал перебирать в воздухе лапами.

Клио подошла немного ближе, чтобы выяснить, что же происходит около шатра. Сэр Меррик прогуливался рядом с этим величественным сооружением, время от времени вступая в разговоры с простолюдинами. На нем не было ни шлема, ни щита с геральдическими львами – одна только длинная кольчуга, которая выглядывала из-под черной, как ночь, туники, будто тяжелая серебристая кайма. На боку у него висели меч и кинжал.

Дохнул ветерок и заиграл черными волосами графа, которые спускались длинными прядями до самых плеч. На мгновение солнечный свет чуть позолотил его кудри, после чего отразился, будто в зеркале, в серебряных ножнах меча.

Блеск вооружения сэра Меррика ослепил Клио и заставил ее прикрыть глаза рукой от нестерпимого сияния.

Между тем де Бокур, заложив руки за спину, продолжал расхаживать вдоль вытянувшихся цепочками людей, заговаривая то с одним, то с другим крестьянином. Клио отметила, что слуги в его присутствии чувствуют и ведут себя довольно свободно. По крайней мере, никто из них не стоял перед графом на коленях и не валялся у его ног в пыли.

Поразмыслив немного, Клио двинулась вперед – туда, где развевались флаги, и высилась громада шатра. Ее увидели, и в ее сторону повернулось множество голов. Однако огненно-рыжей головы сэра Роджера, которую она пыталась отыскать взглядом, нигде не было видно.

«Разве его здесь найдешь? – подумала девушка. – Это все равно, что искать рыжую иголку в стоге скошенной осенью травы».

Остановившись на расстоянии нескольких ярдов от Меррика, Клио ожидала, что уж тут-то он ее обязательно приметит и подаст какой-нибудь знак – заговорит с ней, одарит ледяным взглядом или даже раздраженно гаркнет – то есть поведет себя так, как это пристало Красному Льву. Единственное, о чем она не подумала, так это о том, что Красный Лев не обратит на нее внимания вовсе. Однако именно так и случилось.

Клио захотелось подойти к Красному Льву и дать ему хорошего пинка – до того она была раздосадована, что ее план не сработал. Разумеется, она этого не сделала: уж не настолько была глупа. Разозлена – пожалуй, но не глупа – это точно. Поэтому Клио осталась на месте и простояла так довольно долго. На нее время от времени поглядывали – сначала с недоумением, а потом, когда ее бессмысленное ожидание начало затягиваться, то и с жалостью. От этого унижение казалось ей еще более нестерпимым.

Между тем ее жених беседовал с местным крестьянином по прозвищу Томас Пахарь. Тот уже много лет арендовал у владельцев замка большой клин земли и каждый год со всем тщанием засевал поле ячменем, пшеницей или клевером под сено. Теперь же Томас рассказывал своему новому лорду о секретах обработки и орошения земли и о том, какие растения и когда лучше всего высаживать.

Клио продолжала ждать, и чем дольше она ждала, тем выше задирала голову – не дай бог, кто-нибудь догадается, что на душе у нее скребут кошки. Однако лорд Меррик уделял ей не больше внимания, чем какой-нибудь мухе. Чтобы заняться хоть чем-нибудь, Клио принялась решать в уме задачки, которые ей задавали в монастыре, обучая математике. Правда, теперь условия задач подверглись известной корректировке, – к примеру, она пыталась вычислить, сколько раз нужно ударить секирой, булавой или боевым цепом графу по голове, чтобы привлечь его внимание. Или – того лучше – сунуть ему за шиворот кольчуги пригоршню голодных блох. А уж если бы у нее сию минуту оказались под рукой три лягушки и жаба, то она...

– Леди Клио, милорд, – почтительно произнес Томас Пахарь, и, будто по команде, все головы повернулись в ее сторону, а глаза окружающих снова впились в ее лицо. За исключением глаз Меррика.

Клио заметила, правда, что он самую малость напрягся, услышав ее имя, но по-прежнему вел себя так, будто не имел представления, что она находится рядом. Кто его знает, может, он и в самом деле не догадывался, что она стоит в толпе? Что, если он глуховат? Или отупел от многочисленных ударов, которые наверняка сыпались градом на его прикрытую шлемом башку во время сражений? Или, хуже того, он...

– Неужели леди Клио интересуется твоими посевами? – неожиданно произнес Меррик, и Клио поняла, что он все прекрасно слышал.

– Как вам сказать, милорд? – Томас, переминаясь с ноги на ногу, смотрел то на нее, то на графа. – Она, видите ли, испытывает интерес только к одному злаку.

О господи! Не хватало еще, чтобы Меррик докопался до самой заветной ее тайны! Вперив взгляд в Томаса, она выразительно замотала головой, но тот уже ел глазами своего нового лорда.

– Леди Клио, милорд, проявляет большой интерес к ячменю, – заявил Томас, уже больше на нее не оглядываясь. – Она решила выкупить у арендаторов все делянки, где они выращивают ячмень, и устроить пивоварню, чтобы варить эль по собственному рецепту.

– Эль по собственному рецепту? – будто эхо, отозвался Меррик и, наконец, устремил взгляд на Клио.

– Вот и изволь после этого думать, что он глухой или тупой! – пробурчала себе под нос девушка.

– Точно так, милорд, – отвечал Томас Пахарь. – Леди Клио сообщила нам, что научилась в монастыре варить какой-то особенный, прежде невиданный эль? А еще она сказала, что мы теперь горя знать не будем.

Когда Меррик снова посмотрел на нее, Клио поняла, до чего же это непростое дело – состязаться с ним взглядами в упор. Его холодные голубые глаза наполняли душу странным беспокойством.

– У нашей леди были великие замыслы по поводу создания собственной пивоварни при замке Камроуз! – с гордостью поведал Томас милорду.

– И что же, сейчас ее планы не претерпели изменений? – продолжал допрашивать арендатора Меррик, не сводя с Клио стеклянного взора, выражение которого невозможно было прочитать.

– Да вроде нет, милорд, не претерпели.

Клио хотелось одного – чтобы Томас Пахарь на время потерял дар речи.

– Подойдите, миледи, – неожиданно произнес Меррик, протягивая к ней руку.

В его голосе звучали такие повелительные интонации, что, казалось, им невозможно было противостоять. Во всяком случае, ноги Клио, не спросясь хозяйки, сами понесли ее к Красному Льву, хотя сознание девушки всячески пыталось заставить их остановиться.

«Где же твоя гордость?! – вопила та часть ее существа, которая вступила в поединок с Мерриком. – Оставайся на месте и не обращай на него внимания, как прежде он не обращал внимания на тебя!» Между тем другая часть ее сознания – более рациональная – твердила: «Нельзя вступать с ним в перебранку при крестьянах и слугах. Это нехорошо».

Так или иначе, не прошло и минуты, как Клио уже стояла перед Мерриком де Бокуром, смирив свою гордость. Ей даже пришлось послушно вложить свою руку в его ладонь, поскольку она не могла в тот миг поступить по-другому. Когда же ладонь Меррика охватила ее трепещущие пальцы, Клио ощутила не только ее крепость, но и мозоли на ней – оттого, должно быть, что рыцарь слишком долго стискивал рукоять меча, слишком часто натягивал поводья лошади и держал в руке копье или боевой цеп. Короче говоря, это были мозоли от тех орудий уничтожения, которые графу приходилось все эти годы сжимать в своей могучей длани.