Случайный билет в детство (СИ) - Стрелков Владислав Валентинович - Страница 83

Елена Михайловна начала раскачиваться в такт мелодии. Заметив, что я на неё смотрю, улыбнулась и подмигнула.

Надя уже не успевала записывать слова. Алексей принялся ей помогать.

Когда песня закончилась, я оглядел присутствующих.

— Ну как?

— Отлично! Думаю, пойдет на ура, — отложив гитару, потер руки Григорьев. И вдруг спохватился:

— Кстати, на дискотеках «Скучаю» хит! В заявках только на эту песню запросы. А вчера с одним знакомым созванивался, в киностудии звукооператором работает, так он предложил её записать. Пока на ленту, а там, глядишь и до винила недалеко. Что скажешь?

А что говорить? Приятно, когда твое творение так всем нравится. Конечно плагиат голимый, но никто же об этом не знает.

— Записывай, — пожал плечами, — я не против.

— А сам чего? — удивился Витя. — Это же твоя песня, неужели не хочешь спеть?

— Нет, — ответил решительно я. — Охрип я надолго. Записывайте сами, чего уж.

— А…

— На авторство, — отрезал я, — не претендую.

На меня посмотрели как на идиота. Впрочем, я сам понял, что глупость сморозил. Стараясь перевести разговор на другую тему повернулся и спросил у Ким:

— Ген, а военные песни в походах поете? Афганские там…

— Поём, конечно, — удивился он, — а что?

Я вынул из кармана сложенный лист и протянул его Ким. Тот развернул и прочитал:

— «Сны войны». Это песня?

— Ага.

Ребята сгрудились за спиной Ким.

— А мелодия? — Одновременно спросили Гена и Витя.

Блин, если честно, про неё я как-то забыл.

Забрал гитару у Ким. Закрыл глаза, вспоминая мелодию дождя… и начал играть. Через боль. Не открывая глаз.

— Нам мирных снов уж не видать…

Я пропел два куплета и припев.

— Вот так, как-то.

В дверь кто-то позвонил. Ким пошел открывать и вернулся с моей мамой.

— Ну вот, поет он тут, — всплеснула мама руками, — а там ужин остывает.

— Счас, мам, иду. — И повернулся к Ким. — Ну как?

— Принято, — кивнул Генка.

Из открытого окна веяло теплом. Первая мысль была — проспал, и уже время к обеду. Глянул на будильник — нет, не проспал, половина шестого, еще полчаса до звонка. Спать уже не хотелось, поэтому протянул руку и отключил будильник.

Поднялся, но сесть как-то со скрипом вышло. Вновь все тело болит, а больше всего ныли руки — по ощущениям, будто на кистях резиновые перчатки, и не просто одеты, а приклеены намертво. Это от вчерашнего музыцирования. Потому что играл через не могу. Мазохист. Но надо было закрепить мелодию в памяти. Однако меня постоянно прерывали…

Сначала пришел отец, послушал немного и попросил спеть песню полностью.

Спел.

— Когда ты играть-то научился? — спросил меня отец.

— Недавно, пап.

— А знаешь, — задумчиво сказал он, — я тоже когда-то играл. В училище на спор за неделю научился.

Вот это новость, даже рот от удивления раскрыл. Никогда не видел отца с гитарой. Но то, что он на спор начал играть… я ведь тоже в училище поспорил что на несколько дней научусь!

Вот блин! Как это назвать? Преемственность поколений, или петля времени?

Отец усмехнулся, закрыл мне рот и спросил:

— Песню-то сам сочинил?

Кивнул.

— Отлично, сын! Раз хорошо выходит, значит не стоит это дело забрасывать.

— Не заброшу. — А про себя подумал, что если даже захочется, то не получится.

Он ушел, а потом начались звонки…

Я сидел на кровати и смотрел через окно на небо — там мелкие клецки облаков медленно заплывали за срез крыши. Значит — ветер поменялся, потому и нет привычной свежести.

Подниматься не хотелось, даже просто двигаться, было влом, не говоря о утренней зарядке, но назло бунтующей лени поднялся. Потягиваясь, еще раз посмотрел в окно. Уже с утра над городом висел смог. Ветер со степей сухой и горячий, и он выдавливал сероватый кисель ближе к горам. Это значит — день будет особенно жарким. Хорошо, что мы заранее договорились провести его у речки.

После умывания и чистки зубов оделся, пристегнул на руку часы, матерясь про себя из-за боли в пальцах. Затем осмотрел заживающие ссадины, подвигал пальцами, пару раз сжал их в кулаки, и полез в нижний ящик стола — где-то там у меня был кистевой эспандер. Эспандера не нашел, но зато обнаружил теннисный мяч. Давно уже пора кисти тренировать.

Выходя из подъезда, с удивлением обнаружил сидящего на лавке и отчаянно зевающего, словно бегемот, Олега. Вспомнив вчерашний вечер, захотелось вложить мячик ему в рот. Но, как будто прочитав мои мысли, Савин громко щелкнул зубами и уставился на меня.

— Кого я вижу! — деланно удивился я. — Не верю своим глазам!

— А че, — подавив очередной зевок, ответил Олег, — думал я пустомеля? Сказал — буду бегать, значит — буду!

— Ладно. Скажи-ка, чего ты вчера раззвонился?

— А что? — удивился Олег.

— А то! — разозлился я. — Ну позвал ты Ульского, договорился с Переходниковым, еще с кем, но зачем каждый раз меня извещать? По каждому лицу отдельно звонить! Какая мне разница в том, что Васильчиков пойдет с нами на речку, а Толиной, видите ли, родители не разрешили?

Савин только плечами пожал. Бывает он порой странен. Обычно мы не созванивались, и если надо было поговорить, то просто шли друг к другу домой, а тут Олег начал названивать через каждые пять-десять минут и сообщать, что с нами на речку пойдет такой-то, или такой-то. В конце концов, мне это надоело и я в очередной раз, уверенный, что это опят звонит Савин, вместо «але», сказал басом: «База торпедных катеров. Слушаю вас». Поначалу в трубке молчали, затем послышался голос Марины: «Извините», и гудки отбоя. Проклиная энтузиазм друга и свою поспешность я долго пялился на телефонную трубку, ибо телефонного номера Марины я не знал. Именно это меня окончательно разозлило.

— Я думал этим тебя поддержать, — пожал плечами Савин.

Психолог доморощенный, эх, надо было ему мяч в рот сунуть.

— Кстати, и Марине я звонил, — спокойно сообщил Олег, доставая из кармана кубик жвачки «Сагыз», — она тоже пойдет.

И вновь позевал, а я подкинул в руке мячик, но злость уже улетучилась.

Надо бы у Марины номер узнать. Буду звонить… блин, как же сотового не хватает!

— Ладно, террорист телефонный, прощаю.

— А то, — хмыкнул Савин и, выкинув обертку, собрался отправить жвачку в рот.

Помнится, эти жвачки местного производства по твердости не отличались от камазовской резины, поэтому я перехватил её и кинул в мусорную урну.