Лачуга должника - Шефнер Вадим Сергеевич - Страница 29

— Не хочу пилить под дождём! — буркнул Валик и направился к крыльцу. Я пошагал за ним. Мне вообще разонравилась эта затея.

— Забастовка миллионеров! — пропел Валентин, входя в дом. — Бабуля, миллионеры кушать хочут!

— Всё готово, ребятки! —откликнулась тётя Лира. Действительно, стол уже был накрыт; середину его украшала нераспечатанная поллитровка «Столичной» и две бутылки вермута по рубль шестьдесят.

Мы принялись за еду. С участка, сквозь нарастающий шум ветра, доносились удары топора. Потом их не стало слышно. В комнату вошёл дядя Филя.

— Ловкачи! — закричал он. — Я работай, мокни, а они тут пир затеяли… Я тоже хочу побороться с алкоголизмом, работа подождёт. Я уже полдерева надрубил. Налей-ка мне, Валик, чего покрепче!

— Пьём за здравие миллионера-пенсионера! — провозгласил Валик. — Многие лета!

— Поехали! — радостно выкрикнул дядя Филя. — И ты, Лариса, пей! Обижусь!

— Уж ладно, по такому случаю можно. — Она торопливо выпила, закусила бутербродом и бросила кусочек докторской колбасы Хлюпику. — Кушай, кушай, ангельчик мой непьющий!

— Все в сборе, а Антуана нет, — сказал я. — Как он поживает?

— Поросёнок-то? — ухмыльнулась тётя Лира. — А что ему сделается, жив-здоров.

— Его бы надо сюда пригласить, богатый типаж, — подал идею Валентин. — Антуан тоже имеет право на веселье. Будущее светило науки!

— Ой, ребята, чего удумали! — захохотала тётя Лира. — Живого поросёнка нам в гости не хватало!.. Да он тут под себя струю пустит, ему что!

— А и верно, Лариса, приведи-ка его сюда. Уважь мою пенсёрскую волю! — молвил дядя Филя. — Пусть и животное повеселится.

— Ну, уморили! — зашлась в хохоте тётя Лира. — А вот и взаправду приведу его сюда, гостя дорогого! Слабо, думаете? — Она встала, вышла в кухню, оттуда на крыльцо. Хлюпик немедленно последовал за ней. В комнате отчётливее стал слышен вой ветра и шум дождя.

— Что и требовалось доказать, — подмигнул вслед ушедшей дядя Филя. — Без контроля-то оно лучше! — И, налив себе почти полный стакан, поспешно опорожнил его. Потом с хитро-пьяной ухмылкой добавил: — В Питере-то наводнение, может, будет, — ветер подходящий. А нам здесь — хоть бы хны. Потому как мы…

В комнату ворвался грубый, особо сильный порыв ветра. Хлопнула форточка, с этажерки посыпались какие-то бумажки, заметались в воздухе. Откуда-то извне донёсся хруст, шипящий шелест, потом — удар. Что-то тяжёлое где-то упало.

— Берёза грохнулась, — подойдя к окну, доложил Валентин.

— Во! Допиливать не надо! Ветер за меня доработал! — удовлетворённо произнёс дядя Филя. —Потому когда с умом…

Остервенело-острый, захлёбывающийся, задыхающийся собачий вой послышался с участка. У всех у нас одновременно мелькнула одна и та же страшноватая догадка. Первым выбежал из дома дядя Филя, за ним мы с Валиком.

Тётя Лира лежала возле новой помойки, чуть в стороне от упавшей берёзы. Её не помяло, не придавило — её, видно, ударило в висок и отбросило. В сырых сумерках доброе, мокрое лицо её казалось ещё живым. По опавшей влажной листве в яму стекала струйка крови.

— Ларинька, Ларинька, очнись! Прости меня, прости! — бормотал дядя Филя, склонясь над мёртвой. Потом упал рядом с ней лицом вниз и закричал, завыл не по-мужски тонко, и вой его слился с истошными завываниями Хлюпика.

XXV

Тётю Лиру погребли на тихом филаретовском кладбище.

Первое время дядя Филя навещал могилу ежедневно. Отправляясь на кладбище, он отрезал ломоть хлеба, брал кусок колбасы — это для Хлюпика. Пёсик ушёл из дома и жил возле могилы тёти Лиры — сторожил свою хозяйку. Отощал он страшно, так что имя его теперь вполне ему подходило. И ему жить оставалось недолго. Однажды дядя Филя нашёл его мёртвым. Собачонка вся была изрешечена дробью: это городские охотники-любители шли мимо кладбища и решили потренироваться, использовали Хлюпика как живую мишень.

Валентин уехал сразу же после похорон, ему нельзя было прогуливать. Я же остался на время присматривать за дядей Филей. Он стал неряшливым, оброс, всё у него из рук валилось. Я ходил в магазин, готовил обеды, но он к моим супам и кашам почти не притрагивался, приходилось его порции вываливать в корытце Антуану. Поросёнок всё съедал за милую душу.

Так прошло три недели. Пора мне было в город возвращаться. Деньги материнские медленно, но верно подходили к концу, со стихами не ладилось, а значит, и гонораров в ближайшее время не предвиделось, и от моего бытия начинало тунеядством попахивать. Надо на работу скорее устраиваться, решил я.

Расставаясь с дядей Филей, я намекнул ему, что он должен подтянуться, должен беречь своё здоровье. Ведь у нас, у миллионеров, всё впереди, и из своего миллиона он израсходовал пока только шестьдесят лет. Ответ его прозвучал для меня ошеломляюще. Он произнёс нижеследующее:

— Пропади он пропадом, этот миллион! Права была Лариса, не будет нам радости от этого лекарства! Клюнули мы, дураки, на поганую наживку. Виноваты мы, Павлуха, перед всеми людьми виноваты!.. И ты ещё взвоешь от своего долголетия! — с тоской в голосе закончил он.

XXVI

Я устроился подсобным рабочим на «Спортверфь». Там работал сосед по коммунальной квартире Виктор Власьевич Желудев, краснодеревщик. После смерти матери он всячески опекал меня и уверил, что на верфи я буду неплохо зарабатывать. Так оно и вышло. Я имел в месяц около двухсот. Виктор Васильевич надеялся, что я заинтересуюсь производством, прирасту душой к «Спортверфи». Всё вышло по-иному, но об этом потом.

С Валентином я теперь встречался не очень часто, так как он работал в дневную смену, а я — то в дневную, то в вечернюю. В выходные дни я запирался в своей комнатухе и пытался творить. Но стихи не шли, я буксовал. Позже я понял, что потерпел творческий крах через своё миллионерство.

Однажды в сентябре, вернувшись с работы, я нашёл дома записку от Валика. Он сообщал, что дядя Филя умер. Он, Валентин, едет на похороны в Филаретово и зовёт и меня «участвовать в мероприятеи». Я смог выехать только через день, в субботу. Дядю Филю уже погребли, я попал на поминки.

Поминки те организовал Василий Фёдорович, брат покойного. Дядя Филя был с ним в давней непримиримой ссоре, но стоило дяде Филе помереть — и соседи в первую очередь известили об этом братца. Тот явился как штык и сразу же провозгласил себя единственным наследником умершего. Василий Фёдорович немедленно разузнал, что в посёлке живёт некий Николаша Савельев, человек, который умело режет свиней; и вот Николаша пришёл с ножом и безменом и прирезал Антуана, который к тому времени вырос уже в солидного борова. Николаша получил за это три кило мяса и внутренности. А часть требухи досталась кошке Фроське, многогрешной кошке, которая не вкусила экстракта, но тем не менее пережила и Хлюпика, и Антуана.

На поминки припёрлась уйма народу, причём не только из Филаретова, но и из окрестных посёлков. Места в доме не хватило, и столы расставили на участке, благо погода стояла удивительно ясная и тёплая. Я заметил, что клумба имеет прежний вид, и подивился, почему это дядя Филя пощадил свой алкогольный клад, двадцать бутылок портвейна. Запамятовать он никак не мог — пьющие таких вещей не забывают. Значит, ещё надеялся на светлое миллионерское будущее?