Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль - Страница 45

Последовала упорная борьба, в которой тот и другой старались одолеть друг друга ловкостью. Впрочем, Фабиан силился только обезоружить своего противника, не причинив ему никакого вреда, между тем как Диац делал прыжки то влево, то вправо, и в ту самую минуту, когда Фабиан напрягал свои усилия к тому, чтобы обезоружить противника, Диац нанес ему удар. Но тут подоспел Розбуа, спешивший положить конец происходившей борьбе. За ним бежал Хозе. Однако мексиканец успел бросить своим ножом в Фабиана. Но последний не терял из виду движений своего противника, и в ту самую минуту, когда кинжал со свистом выскочил из рук Диаца, карабин Фабиана, направленный в ту же минуту в грудь Диаца, встретил на лету смертоносное оружие.

Сбитый в сторону кинжал воткнулся рядом в песок, а удар, нанесенный ружейным прикладом, совершенно обессилил Диаца.

— Дьявол, — воскликнул Хозе, обхватывая своими мускулистыми руками обессиленного Диаца, — вас, кажется, надо совсем прихлопнуть, иначе вы не сдадитесь в плен!.. Вы, слава Богу, кажется, не ранены, дон Фабиан, а то бы мы с этим мерзавцем расправились окончательно! Что теперь делать с ним, Розбуа? — прибавил испанец, обращаясь к своему товарищу. — Не пристрелить ли их?

— А что вы станете делать с тем благородным дворянином? — выговорил Педро Диац, пыхтя и указывая глазами на дона Эстевана, лежавшего связанным на песке.

— Не требуйте, чтобы мы и вас подвергли той же участи, как этого человека, — отвечал Хозе мрачно, — часы его сочтены!

— Какова бы ни была его судьба, я готов ее разделить, — произнес Диац, тщетно стараясь побороть Хозе, — я не намерен принимать от вас пощады.

— Не советую пренебрегать нашим гневом! — возразил Хозе, страсти которого начали разгораться. — Я не привык дважды предлагать моим врагам пощаду.

— Я знаю, как склонить его к повиновению, — заметил Фабиан, поднимая с земли выпавший из рук Диаца нож. — Оставьте его на свободе, Хозе. С таким человеком, как Диац, можно поладить!

Тон, которым были произнесены эти слова, не допускал никакого возражения, поэтому Хозе выпустил из своих железных лап мексиканца, который с удивлением глядел на окружавших его противников.

— Выслушайте, Диац, — начал Фабиан, бросая далеко от себя карабин, — возьмите назад ваше оружие и будьте внимательны к моим словам.

Произнося эти слова с выражением такого искреннего благородства, что мексиканец был этим поражен, Фабиан подал ему кинжал, причем подошел к нему так близко, что последнему не трудно было схватить его рукою за грудь.

Хотя в первую минуту Диац и схватил было поданный ему кинжал, но тотчас же выпустил его опять.

— Я слушаю вас, — сказал он Фабиану.

— Ну, так-то лучше! — произнес Фабиан с улыбкою, невольно вызвавшей расположение Диаца. — Я был убежден, что наконец вы внемлете здравому смыслу.

И Фабиан вкратце пересказал недавнему своему противнику причины, побудившие его и друзей захватить дона Эстевана. Несмотря на уважение, питаемое им к своему начальнику, авантюрист не мог опровергнуть справедливости этих причин и с тоской глядел на гордого испанца, молча лежавшего на земле.

Невольная слеза выкатилась из глаз авантюриста при взгляде на человека, суд над которым он произвел, сам того не сознавая, ибо чувство неумолимой справедливости, вложенной Господом в сердце всякого человека, сказало ему, что дон Эстеван заслужил свое наказание, если обвинение Фабиана было справедливо.

Опустив печально голову на грудь, Диац подавил невольный вздох и замолчал.

В то время как описанная нами сцена происходила в одном углу необозримой пустыни, можно было видеть, как Кучильо, приподняв скрывавшую его иловатую завесу, бросал жадные взоры на Золотоносную долину и потом вылез из озера, весь мокрый и в иле, точно какой-нибудь злой дух, которые, по уверению суеверных индейцев, населяют эти горы. Но внимание названных выше лиц до того было сосредоточено на торжественной важности минуты, что они не заметили бандита.

Глава XXIII

Скрывшись за крутыми уступами гор, которые замыкают с западной стороны Золотоносную долину, Ороче и Барайя поспешили как можно скорее удалиться от места, которое едва не сделалось для них роковым. Гряда утесов, слегка понижающаяся в направлении равнин с дельтой, соединялась с Туманными горами.

Продолжая свой путь вдоль гряды утесов, оба авантюриста скоро достигли одного из самых недоступных ущелий Сиерры. Тут они могли остановиться с полной уверенностью в своей безопасности: клубившийся в горах туман надежно скрывал их.

Сердца бандитов забились ровнее от сознания полной безопасности, и охватившая их радость была до того сильна, что они в первую минуту были не в состоянии произнести ни единого слова.

Но втайне они видели друг в друге соперников и помышляли, как бы избавиться один от другого. В то время, как они начали между собой разговор, раздались два выстрела. Полагая, что от этих двух выстрелов пали мертвыми Педро Диац и дон Эстеван, они очень обрадовались тому, что при разделе богатств двумя претендентами будет меньше.

Подъехав к узкой горной тропе, по которой предстояло проезжать поодиночке, они остановились, не решаясь ехать дальше из опасения, что идущий сзади может поразить другого из ружья.

Наконец Ороче проехал вперед.

Путь до того места, где водопад низвергался в пропасть за индейской гробницей, был короток, однако эта тропа была проложена антилопами, и потому проезд по ней для лошадей был не совсем легок. Под ногами была порода вулканических извержений, которые, судя по глухому шуму, шедшему из глубины гор, не столь давно покинули кратер.

Обрушивавшиеся на каждом шагу скалы сделались скользкими от густого тумана, и путь по ним был нелегок. Кое-где мокрая тропинка вилась вдоль глубоких пропастей, куда можно было упасть при малейшем неверном шаге лошади. Застившая глаза дымка не позволяла различать ничего, что находилось выше голов их скакунов.

Воображение всадников было до того возбуждено, что они каждую минуту могли увидеть в этом волнующемся тумане подстерегающих в засаде индейцев или готовых напасть на них хищных зверей, хотя кроме колючих кустарников и странной формы деревьев здесь не было почти никаких живых существ. Только одна испуганная антилопа промелькнула между всадниками, скрывшись в тумане. Посреди этой дикой местности, где нога человеческая, может быть, никогда не ступала, царил громкий шум невидимого водопада.

Вдруг Ороче разом осадил свою лошадь, но так внезапно, что ехавший позади него Барайя наткнулся на него.

— Что такое? — спросил тихо последний, но Ороче, неподвижно вперив свои глаза вперед, сделал жест рукой, что следует молчать.

Барайя нагнулся вперед, чтобы оглядеть тропу. Сквозь сероватый и прозрачный туман виднелся человек, с волос которого сбегали капли воды, а платье было все покрыто густым илом; человек лежал на животе, преграждая таким образом дорогу, по которой им следовало проехать.

Это было все, что удалось различить Барайе при густом тумане.

Был ли то индеец или белый, мертвый или живой человек, Ороче не мог сказать.

К вящей трудности, тропинка, по которой следовали всадники, в этом месте лепилась к самой стене скал, так что не было никакой возможности повернуть лошадь назад.

Вид человеческого существа в таком уединенном месте, доступном разве орлам да антилопам, столь поразил страхом и удивлением Ороче, что он остановился как вкопанный.

Всадники с тревогой смотрели на эту странную фигуру.

Голова человека была наклонена над бездной, и когда туман немного рассеялся, Ороче мог различить, как он, придерживаясь руками за край зиявшей под ним пропасти, внимательно рассматривал что-то внизу.

Шум водопада был до того силен, что почти заглушал голос Ороче.

— Это Кучильо! — крикнул он наконец, не оборачиваясь к своему спутнику.