Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод) - Ферри Габриэль - Страница 23

Черная Птица спустил курок, и только стебельки травы разлетелись в стороны. Так как охотники прилегли все трое наземь один за другим, то они не представляли обширной цели, и пуля безопасно просвистела мимо них.

Подождав несколько минут, индеец громко произнес:

— Черная Птица обманулся; он видит свою ошибку и станет искать белых воинов в другом месте.

— Поди-ка поверь ему, — проворчал Хозе, — собака убеждена в противном более, чем когда-либо. Искуситель оставит нас теперь на несколько минут в покое, пока не справится вон с тем бедняком, что не заставит себя долго ждать, потому что казнь белого — это такое зрелище для индейца, которому он никогда не в состоянии противиться.

— Нельзя ли, однако же, оказать какую-нибудь помощь несчастному, коему предстоят страшные истязания?! — воскликнул Фабиан.

Розбуа взглядом спросил мнения своего спутника.

— Нельзя отвергать этого напрочь, — произнес он наконец, — впрочем, я все еще надеюсь, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство выручит нас. Что бы ни говорил Хозе, а индейцы, вероятно, еще питают сомнение насчет нашего присутствия. Но если мы покажемся, всякая надежда будет напрасна.

Старик погрузился в задумчивость.

— Соединиться с этими чертями даже против дона Эстевана было бы делом самой гнусной подлости, но что будешь делать?.. Что делать, Боже мой!.. — прибавил канадец тоскливо.

Опасения иного рода вдобавок мучили его. Он видел Фабиана в опасности, когда кровь его была разгорячена дикими страстями. Но обладал ли Фабиан хладнокровием, обладал ли он спокойным мужеством, чтобы идти навстречу смерти, не подчиняясь страсти?

Наконец Розбуа решился.

— Слушай, Фабиан! — начал он. — Могу ли я с тобой говорить, как с мужчиной? Не поразит ли тебя то, что я намерен тебе сообщить? Не покажется ли ужасным?

— Вы сомневаетесь в твердости моего характера? — спросил Фабиан старика спокойным тоном, но с явным упреком. — Говорите, что вы задумали, я не побледнею от страха, я готов следовать за вами всюду, куда укажете!

— Еще никогда мы не находились в большей опасности, чем теперь, — продолжал Розбуа с торжественностью, — наши враги превосходят нас числом в семь раз. Если даже мы положим по шесть человек, то и тогда их останется почти столько же, сколько нас.

— Ведь однажды нам удалось кое-что в этом роде! — прервал его Хозе.

— Ну так может удасться и во второй раз! — воскликнул с энтузиазмом Фабиан.

— Хорошо, хорошо, — умерил его пыл Розбуа, — но, что бы ни случилось, эти черти не должны нас захватить живыми в свои руки. С Божьей помощью попытаемся спасти этого несчастного!

— Итак, за работу! — воскликнул Фабиан.

— Еще не время, — остановил его старик, — прежде посмотрим, что эти красные черти затевают со своим пленником.

Что касаемо последнего, то во время совещания между Розбуа и его спутниками индейцы отвели бедолагу на некоторое расстояние от берега и вытянулись в цепочку параллельно берегу. Пленника они поставили перед собою, дозволив свободно передвигаться без коня и оружия.

— Я понял, что они затевают, — произнес Розбуа, — я это точно так же угадываю, как если бы я присутствовал при их совещании. Они намереваются испытать, не будут ли коленные суставы этого несчастного крепче его рук. Эти черти хотят потешить себя человеческой травлей.

— Как так? — спросил с удивлением Фабиан.

— Они дадут своему пленнику возможность бежать и пустят его вперед; потом они бросятся за ним в погоню с копьями и палицами. Если у несчастного прыткие ноги, то он добежит до берега прежде них, и тогда мы крикнем ему, чтобы он плыл к нам. Несколько метких выстрелов из наших карабинов могут оказать ему помощь. В таком случае он проберется к нам на остров невредимым. Остальное уже будет наше дело. Если же страх парализует его ноги, подобно тому, как он обессилил его руки, тогда первый из краснокожих, который его догонит, раздробит ему череп своей палицей или пронзит копьем. Во всяком случае нам надо постараться сделать то, что по силам.

В эту минуту возвратились пятеро индейских всадников, отделившихся было от прочих подобно пяти первым, вооруженным с ног до головы.

Наступила минута испытания. Фабиан, сильно прижимая дуло карабина к груди, глядел с глубоким состраданием на несчастного пленника, который, с неподвижным взором, с лицом, обезображенным ужасом, в мучительном страхе ожидал минуты, когда индейский военачальник подаст сигнал.

Все на острове и на равнине находились в трепетном ожидании той минуты, когда начнется ужасная комедия, как вдруг Черная Птица сделал движение рукой, отсрочив на минуту начало этой отвратительной травли. Индеец указал пальцем на голые ноги своих воинов и потом на сафьяновые полусапожки, защищавшие ноги пленника.

Пленник понял смысл этого жеста и, опустившись на песок, принялся безропотно, но мешковато разуваться, желая, по-видимому, выиграть несколько минут времени.

— О дьяволы, о дьяволы! — воскликнул Фабиан.

Но Розбуа тотчас же зажал ему рот.

— Молчи! — сказал повелительным тоном старик. — Не лишай криком несчастного последней возможности к спасению! Не отнимай у него помощи, которую Господь еще в состоянии ему оказать, если он приблизится к нам на расстояние выстрела!

Убедившись, что старик прав, Фабиан зажмурил глаза, чтобы не видеть зрелища, которое должно было представиться его взору.

Наконец, пленник поднялся, и индейцы, выставив одну ногу вперед, уже пожирали его глазами. Вдруг Черная Птица ударил в ладоши.

Вой апахов, раздавшийся вслед за этим сигналом, ни с чем другим не может сравниться, как только с ревом стаи ягуаров, преследующих стадо оленей. Несчастный пленник бежал со скоростью оленя, но гнавшиеся за ним индейцы не отставали от него и преследовали его подобно разъяренным тиграм.

Благодаря тому, что пленника спервоначалу отделял от преследователей ярд-друтой, ему удалось пробежать благополучно часть пространства, отделявшего его от берега реки. Но вскоре силы несчастного стали заметно слабеть, ноги раздирали острые камни и колючки нопаловых растений. Тем не менее он все еще держался впереди своих преследователей, пока одному из апахов не удалось сильным скачком почти отрезать, его; индеец метнул копье, но, к счастью, промахнулся, древко прошло в дюйме от головы несчастного, а индеец, потеряв равновесие, упал на песок.

Гайферос, — а несчастный пленник был именно он, тот самый авантюрист, которого дон Эстеван послал разведать о пропавшем Кучильо, — казалось, умерил на минуту свой бег, не зная, поднять ли ему копье, выпавшее из рук апаха, или нет, но инстинкт самосохранения побудил его бежать дальше, и все же минута промедления оказалась для него гибельной.

Трое охотников на острове с тревогой следили за развитием этой неравной борьбы, где один сражался против двадцати. Вдруг в облаке пыли, поднявшейся от этой отчаянной гонки, промелькнул топор над головой Гайфероса; несчастный рухнул наземь, но вследствие сильного разбега прокатился по песку почти до самого берега.

Розбуа хотел было выстрелить, но страх попасть в того, кого он хотел спасти, удержал его руку. Только на мгновение, на одно мгновение ветер разогнал столб пыли, окружавшей этих людей… Розбуа выстрелил, но было поздно — индеец, которого сразила пуля канадца, уже держал в своих руках окровавленный скальп несчастного Гайфероса, который валялся обезображенный на берегу.

На этот неожиданный выстрел, вслед за которым старый охотник и испанец огласили воздух воинственными криками, индейцы ответили гневным ревом. Апахи удалились прочь, полагая, что их пленник испустил дух. Однако несчастный вскоре встал на колени, обливаясь кровью. Его голова были лишена естественного покрова. Он поднялся было на ноги, ступил несколько шагов вперед, но, ослабленный потерей крови, в изнеможении упал опять в прибрежную грязь.

Старик пришел в неописуемое негодование.

— Га! — вскричал он. — Если в нем еще сохранилась искра жизни, если он только лишился черепного покрова — от этого ведь не всегда непременно умирают, — мы спасем его! Я призываю Господа в свидетели.