Аналогичный мир - 3 (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна - Страница 52

И исчез. А Эркин побежал к машине. Грузить в кузов картонные, но тяжеленные коробки. Едва управились с коробками, так снова контейнеры. Мучительно знакомо ныло в животе. «Давно голодным не ходил», — сообразил Эркин и усмехнулся. Ладно, до обеда он дотерпит.

— Мороз, а что за праздник индейский вчера был? — спросил за обедом Колька.

Эркин с трудом оторвался от тарелки со щами.

— Чего?

— Ну, старшой тебя вечор отпускал. Попраздновать, — объяснил Геныч.

— Ряха трепанул? — на всякий случай уточнил Эркин.

— А кто ж ещё? — хмыкнул Петря. — Так чё за праздник?

— День Свободы, — улыбнулся Эркин. — Год назад рабство отменили.

— Аа! — понимающе протянул Колька. — Это да, это я помню. Перед демобилизацией как раз говорили. Политрук аж целую лекцию забабахал.

— И я помню, — кивнул Геныч.

— Ага, — расплылся в улыбке Петря. — В школе училка говорила. Вместо контрольной. Здорово было. Слушай, а ты к этому празднику с какого боку? Разве индеев он касался?

Эркин оторопело смотрел на него, не зная, что ответить.

— Значит, касался, — спокойно сказал Геныч.

— Как отпраздновал-то? — глаза у Кольки хитро блестели в ожидании рассказа.

Но ответ Эркина его разочаровал.

— Чай с тортом пил.

— Ну-у, я всерьёз, а ты…

— И я всерьёз, — улыбнулся Эркин.

— Не-е, — покрутил головой Петря. — Это ж какой праздник без гульбы?

— Мг, — хмыкнул Геныч. — Раз не дрался, то и не гулял. Так, что ли?

— А то! — задиристо вскинул голову Петря.

— Ничо, — успокоил его Колька. — На Святках погуляем.

— Ага, стенка знатная будет, — авторитетно кивнул Петря и ту же покраснел под насмешливым взглядом Геныча.

Спрашивать, что за стенка, если говорили о гульбе, было уже некогда. Последние капли компота вытряхиваются в рот и на выход. Пока они не заступят, Медведев никого в столовую не отпустит.

И снова ослепительно белые прожектора, блестящие контейнеры, лязг металла о металл, крики, автомобильные и паровозные сигналы, грохот крепёжных цепей, липнущая к потному телу одежда, обжигающий губы холодный ветер… Эркин не понимал, да и не пытался понимать, что и куда он тащит, вкатывает и выкатывает. Быстрее… не тряхнуть… эти не наклонять!.. скорее… не дёргай… это туда… эти… оставить? Ну и пусть стоят… Да их навалом можно… быстрее… у Кольки контейнер застрял, сейчас придавит… кой чёрт тут масло разлил?!.. толкать надо… братцы, Ряху придавили!.. Нажми ещё, чтоб дурь вышла!.. И вдруг:

— Всё, Мороз, вали в бытовку. Завтра в двенадцать.

— Ага, — выдыхает Эркин и из последних сил спрашивает: — В субботу как?

— Завтра и узнаешь, — отмахивается Медведев и убегает с криком: — Куд-да ты их тащишь, мать твою, это ж из третьего, их…

Конец фразы утонул в грохоте сцепляемых вагонов. Эркин тряхнул головой и побрёл в бытовку. Уже у входа его нагнал Колька.

— Слышь, а ты чего про субботу спрашивал?

— Беженское новоселье в субботу, — язык почему-то ворочался плохо, и слова натужно выталкивались.

— А! — понимающе кивнул Колька. — У дружка, что ли? Ну, чёрный, длинный такой. Тимофей, вроде.

Эркин кивнул. Говорить ему совсем не хотелось.

В бытовке было тесно. Ряха опять сидел за столом и словно спал, уткнувшись лицом в свою шапку. Остальные переодевались. Эркин протолкался к своему шкафчику, отпер замок и сдёрнул с головы ушанку. Волосы были мокрыми, и он подумал, что, пожалуй, Медведев, переодеваясь, и шапку меняет не от форсу и выпендрёжа, и ему самому бы тоже так стоило. Не спеша, преодолевая тягучую усталость в мышцах, он разделся до белья, снял нижнюю рубашку: как ни крути, но если он сейчас не потянется хоть немного, то до дома не дойдёт, прямо здесь за столом уснёт, как Ряха. И как накликал.

— Во, ща вождь танцевать будет, — заверещал за его спиной Ряха. — Духов заклинать, понимаешь ли.

— А пошёл бы ты, Ряха…! — не выдержал Эркин.

Дружный хохот перекрыл конец длинной фразы.

— Вот это загнул! — со слезами на глазах крутил головой Колька. — Вот это я понимаю! По-нашенски, по-флотски!

— Однако крепко ругаешься, — хмыкнул Антип.

— Могу и крепче, — всё ещё сердито буркнул Эркин.

Он сцепил руки на затылке, осторожно, чтобы никого не задеть, качнулся вправо, влево… Нет, всё равно не получится. Эркин взял полотенце и пошёл к раковине.

— Да не злись, Мороз, — отсмеявшись, сказал Серёня. — У Ряхи же язык без костей.

— А я при чём?

Эркин быстро умылся, обтёр торс холодной водой и стал растираться полотенцем.

— В сам деле, Ряха, — Колька возился в своём шкафчике. — Чего ты цепляешься? Гимнастики не видел?

— Я-то видел, — голос Ряхи стал серьёзным. — А вот он откуда её знает?

— А твоё какое дело? Мешает он тебе?

Ряха промолчал, явно не желая заводиться. Эркин вернулся к своему шкафчику, оделся. Ряха, по-прежнему сидя за столом, исподлобья, будто ожидая удара, следил за ним.

— Мороз, идёшь? — позвал от двери Миняй.

— Иду, — откликнулся Эркин, запирая шкафчик.

И, пока они шли по коридорам к внутренней, а затем внешней проходным, Эркин по возможности играл под одеждой мускулами, гоняя волну. Волна на шаге — не простое дело, это когда нагишом танцевали, в одежде тяжело и волна некрасивая, зажатая, но ем ж только усталость отогнать, сойдёт и так. И сошло. К выходу на улицу он уже шёл легче.

— Фуу, — вздохнул на улице Миняй. — Ну, гонка, не помню такого.

— Ничего, — улыбнулся Эркин. — Бывало и хуже.

— Это-то да, конечно, — согласился Миняй, поворачиваясь на ходу спиной к ветру и закуривая. — Ты к Тимофею-то идёшь?

— К Тиму? Иду, конечно. Только он в субботу тоже работает.

— Говорил с ним?

— Нет. С Зиной. Картошку с грузовика когда у дома покупали.

Этим Миняй заинтересовался больше всего и, подробно расспросив Эркина о цене, размере вёдер, виде и цвете картофелин, сокрушённо покачал головой.

— Если моя не подсуетилась… хреново. На рынок только в воскресенье получится, а там уж все цены как скакнут… — Миняй затейливо выругался.

Эркин кивнул.

— Я сегодня на рынке был. Уже всё дороже стало.

— Ну вот, — Миняй пыхнул сигаретой. — Ёлку-то купил?

— Да, — улыбнулся Эркин. — И… крестовину, и подарки.

У дома они расстались и разошлись по своим подъездам.

И пятница была таким же сумасшедшим днём. Правда, до работы Эркин успел натереть как следует пол в большой и дальней комнатах, пока варился суп и разогревалась вчерашняя каша. Спокойно пообедал вдвоём с Алисой, и бегать не пришлось. Нормально дошёл, переоделся. А вот во двор вышел, гонка и началась. Только, кроме контейнеров, были ещё мешки и ящики. И грузили, и выгружали, то со склада на платформу, то с грузовика в склад, то из одного склада в другой… как только бригадир помнит всё? Ну, да это его работа, ему за это деньги и платят.

Эркин то ли втянулся, то ли ещё что, но работалось ему сегодня полегче. И даже уже мог о своём думать. Что у Жени, в её… машбюро, такая же гонка наверняка, она и так устаёт, да ещё его допоздна ждёт. Он сказал, чтобы она ложилась, не ждала его, а Женя будто не услышала. А спорить с ней он не может. И… и не хочет. А торт они вчера доели. Когда он пришёл домой. Два последних куска. Алисе как торт понравился. Надо будет на праздники ещё купить. И это что ж получается? Неделю, даже больше, они не работают, значит, получит он завтра за одну неделю и субботу, за шесть дней, это… это… — умножение у него плохо получалось — это сорок пять рублей, а следующая получка во вторую пятницу января, это… это уже три недели, пятнадцать рублей на неделю, да, ещё же «ёлочные». Сколько ни дадут, всё хорошо.

— Мороз, о чём думаешь?

— Деньги считаю, — улыбнулся Эркин. — Сколько дадут и на сколько хватит.

— Нашёл о чём думать, — хмыкнул Ряха. — Есть деньги — трать, а нет…

— Ага, — засмеялся Серёня. — Чего делать, когда денег нету?