Все закручено (ЛП) - Чейз Эмма - Страница 42

Угу — это был я. Потому что уже тогда, я был крут. С отличной реакцией. Не нервничал. Страх? Паника? Это удел лузеров.

А я не лузер.

Тогда почему у меня трясутся руки, как у не проходящего лечение больного с синдромом Паркинсона?

Кто-нибудь когда-нибудь вам говорил, что вы задаете чертовски много вопросов?

Мои костяшки белые, крепко вцепились в руль.

Кейт на пассажирском сидении — с полотенцем под ней — дышит согласно всей этой дыхательной технике, о которой нам рассказывала раскритикованная хиппи инструктор на курсах будущих мам.

Х-х-х.

Ух-ух.

Х-х-х.

Ух-ух.

Потом, на половине ух, она кричит:

— О, нет!

Я чуть не влетел в чертов телефонный столб.

— Что! Что не так?

— Я забыла кислые яблочные леденцы!

— Что?

Голос у нее вялый от разочарования.

— Леденцы со вкусом кислого яблока. Александра сказала, что только они помогли ей подавить жажду, когда она рожала Маккензи. Я собиралась купить несколько сегодня днем, но забыла. Может, остановимся и купим?

Ладно. Кажется, разум Кейт помахал нам ручкой — так что мне надо оставаться голосом разума. Что на самом деле чертовски страшно, если учесть, что я уже сам на волоске от этого.

— Нет, мы не можем остановиться и купить их! Ты сошла с ума что ли?

Тут же большие карие глаза Кейт наполняются слезами. И я чувствую себя самым большим кретином на свете.

— Пожалуйста, Дрю? Я просто хочу, чтобы все было идеально… и что, если я захочу леденец во время родов, и ты пойдешь искать его, а потом появится ребенок, пока тебя не будет? Ты все пропустишь! — В два ручья у нее текут по щекам слезы. — Я не смогу этого вынести, если ты все пропустишь.

Пожалуйста, только бы это была не девочка. Ради Бога, пожалуйста, только не девочка. Все это время, я молился о том, чтобы ребенок был здоровым, не задумываясь о том, какого он пола.

До настоящего момента.

Потому что, если у меня будет дочь, и ее слезы будут загонять меня в угол, как сейчас слезы Кейт? Тогда я влип по самое не хочу.

— Ладно, Кейт. Все хорошо, малыш. Не плач, сейчас остановлюсь.

Она всхлипывает. И улыбается.

— Спасибо.

Сворачиваю направо, делая разворот в неположенном месте, и заезжаю на бордюр перед магазинчиком. Потом, быстрее, чем пит-стоп на гонках, я уже опять на дороге, с кучей желанных леденцов, катающихся по заднему сиденью.

А Кейт возвращается к своему дыханию.

Х-х-х.

Ух-ух.

Х-х-х.

Ух-ух.

Потом замолкает.

— Думаешь, медсестры поймут, что у нас был секс?

Я демонстративно смотрю на ее живот.

— Ну, если только ты не собираешься заявить, что это непорочное зачатие, думаю, они хорошо себе это представляют. — Потом я жму на гудок. — Прочь с дороги, бабуля! — Клянусь, если ваши седые пышные волосенки — это единственное, что вы можете видеть через приборную доску? Вы не имеете права садиться за руль.

Х-х-х.

Ух-ух.

— Нет, ты думаешь, они узнают, что у нас был секс сегодня?

Кейт такая смешная, когда дело касается таких вещей. Как-то я проходил мимо и заметил, как она сидит на унитазе, и это был конец света. Лично я думаю, что это смешно. Но сейчас я не собираюсь с ней спорить на эту тему.

— Это же родильное отделение, Кейт, а не ЦРУ. Они не будут шарить там с ультрафиолетом, в поисках моих головастиков.

Х-х-х.

Ух-ух.

— Дааа, ты прав. Они не смогут узнать.

Кажется, эта мысль ее успокоила. Подбодрила.

Ууууух.

И я счастлив за нее. Теперь, если только я смогу избежать сердечного приступа, у нас будет все нормально.

Спустя час Кейт находится в частной палате Нью-Йоркской Пресвитерианской больницы, подсоединенная ко всяким трубочкам, которых больше, чем у девяностолетнего в реанимации. Я сажусь на стул рядом с ее кроватью.

— Ты что-нибудь хочешь? Может растереть спину? Ледяную крошку? Наркотики?

Сам бы я сейчас выпил стакан виски. Или целую бутылку.

Кейт берет мою руку и крепко ее сжимает, будто мы в самолете перед самым взлетом.

— Нет, просто… поговори со мной. — Потом голос ее становится тихим. Спокойным. — Мне так страшно, Дрю.

В груди у меня все сжимается. Никогда еще в своей жизни, я не ощущал себя таким беспомощным.

Но я делаю все возможное, чтобы это скрыть.

— Эй, все эти роды, это же проще простого. Я хочу сказать, женщины рожают постоянно. Я как-то читал, что раньше они рожали прямо в поле. Оботрут ребенка, кладут себе в рюкзак, и дальше работать. Как это тяжело, наверно?

Она фыркает.

— Тебе легко говорить. Твой вклад — одно веселье. И все. Женщинам достается больше всего.

Она права. Но женщины сильнее мужчин. Конечно, мы можем превзойти их в физической силе, но во всем остальном — психологически, эмоционально, сердечно-сосудисто, генетически — женщины гораздо сильнее.

— Это потому что Бог мудрый. Он знал, если через весь этот ужас придется пройти мужчине, человеческий род вымер бы еще вместе с Адамом.

Она усмехается.

Потом из дверей доносится голос:

— Как у нас здесь дела?

— Привет, Боби.

— Привет, Роберта.

Да — я обращаюсь к ней только по полному имени. Пост-травматический стресс? Возможно. Все что я знаю, когда слышу имя Боб? Сразу хочется вскрыть себе вены садовым ножом.

Роберта проверяет приборы в конце кровати.

— Все выглядит хорошо. У тебя раскрытие примерно три сантиметра, Кейт, так что надо еще немного подождать. Есть какие-то вопросы?

Кейт смотрит на нас надеждой.

— Эпидуральную?

Вот вам совет — не будьте мазохистами. Делайте эпидуральную анестезию. Повторю вам, на случай, если вы не расслышали: ЭПИДУРАЛЬНАЯ АНЕСТЕЗИЯ.

По словам моей сестры — это чудо лекарство. Она бы с радостью отымела того парня, кто это придумал — а Стивен, наверно, позволил бы ей. Стали бы вы дергать зуб без новокаина? Или удалять аппендикс без наркоза? Конечно, нет.

И не надо мне тут рассказывать всякую ерунду о том, что надо «прочувствовать весь процесс» деторождения. Боль есть боль — нет здесь ничего чудесного.

Это просто охренеть как больно.

Роберта лаково улыбается.

— Пойду, организую ее прямо сейчас. — Она делает кое-какие заметки на планшете, потом возвращает его на место. — Скоро вернусь, чтобы проверить, как ты. Попроси сестер отправить мне сообщение, если тебе что-то понадобится.

— Хорошо. Спасибо, Роберта.

Когда она выходит за дверь, я поднимаюсь и беру телефон.

— Хочу позвонить твоей маме. Здесь связь плохо ловит. У тебя все будет хорошо, пока я не вернусь?

Она машет рукой.

— Конечно, я никуда не денусь. Мы будем здесь.

Я наклоняюсь и целую Кейт в лоб. Потом наклоняюсь еще ниже и целую ей живот, говоря:

— Без меня не начинай.

Потом выбегаю за дверь — пытаясь догнать врача Кейт в коридоре.

— Эй, Роберта!

Она останавливается и разворачивается.

— Привет, Дрю. Как дела?

— Я нормально, нормально. Я хотел спросить тебя о частоте сердцебиения ребенка. Сто пятьдесят — не многовато ли?

Голос Роберты терпимый, понимающий. Она уже к этому привыкла.

— Это в пределах нормы. Обычно наблюдаются слабые колебания в частоте сердцебиения плода во время потуг.

Я киваю. И продолжаю.

— А давление у Кейт? Есть признаки предэкдампсии?

Знание — сила. Чем больше вы знаете, тем больше контролируете ситуации, по крайней мере, именно это я себе повторял последний восемь месяцев.

— Нет, как я тебе уже говорила вчера по телефону — и позавчера тоже — у Кейт давление не придраться. Оно было нормальным всю беременность.

Я потираю подбородок и киваю.

— А ты когда-нибудь принимала в родах ребенка с плечевой дистоцией? Потому что никогда не знаешь, что это случается, когда головка ребенка уже…