Мои воспоминания (в 3-х томах) - Волконский Сергей - Страница 56

   Конечно, в прошлом у каждой из них были события, достаточно оправдывавшие все эти неравенства; но в какой степени их взаимное положение было следствием различия характеров и в какой степени сами характеры выработались под влиянием раз установившихся отношений -- кто может сказать? Кто проникнет мыслью вечное взаимодействие явлений, кто разберется в запутанных переплетениях душевных струн с цепями жизни и кто с уверенностью скажет: "Вот причина, а вот следствие"?

   Как бы ни решали эти вопросы великие мыслители, наши добрые друзья недолго останавливались на психологических загадках; но они любили задавать их другим.

   -- Вот вы увидите, -- опять-таки неизменно повторялось каждому новичку, -- после обеда я вас поведу, и вы увидите. Я вам ничего не скажу, только что одна -- вдова, а другая -- старая дева, а когда мы выйдем, вы мне скажете -- которая кто.

   И как только гости были на приличном расстоянии от дома, так немедленно гурьбой обступали новичка:

   -- Ну, которая вдова?

   -- Конечно, старшая, -- не запинаясь отвечал новичок. Гости, с жадностью ожидавшие ответа, поспешно перемигивались и, подталкивая друг друга локтем, еще сильнее наседали.

   -- Ну, хорошо, постойте; а вот что скажите: которая Марта, а которая Аделаида?

   -- Конечно, старшая -- Аделаида.

   -- Ну, так и есть! -- То есть неизменно всякий ошибется. И с громким хохотом и восклицаниями, размахивая руками, гости, повернув спину новичку, рассыпались по площади, корчась от давно сдерживаемого смеха; потом вдруг повертывались к сконфуженному товарищу и торжественно возвращались к нему, оглашая воздух поздравлениями и рукоплесканиями. И это повторялось почти каждый понедельник, потому что городок хотя и маленький, но стоит как-то на дороге, и всегда кто-нибудь да заглядывал.

   Так расходилась веселая компания, провожая друг друга по домам. И долго еще в пустых и сонных улицах гулко раздавались то смех, то говор, то опять рукоплескания.

   -- Должно быть, опять к нашим графинюшкам какая-нибудь столичная знаменитость приехала; как провожают! -- говорила аптекарша, укладывая спать своего супруга...

   Да, ни один новичок еще ни разу не отгадал. Да как же было не ошибиться, когда при входе в гостиную его прямо подводили к старшей, ей представляли? И, надо сказать, этому обряду представления она умела придавать особенную торжественность: это не было простое ознакомление -- это было искус, своего рода посвящение, необходимое для приобретения права бывать в доме. "Удивительно, -- говорили ее друзья, -- как графиня Марта, с обычными своими посетителями такая обходительная и непринужденная, в этих случаях как будто принимает роль на себя". И действительно: она на эти несколько минут вдруг становилась принцессой. Она вставала с кресла, все следовали ее примеру, и тогда один из друзей подводил и называл нового гостя, она задавала ему несколько совсем ничего не значащих вопросов, изъявляла ему надежду, что они будут иметь удовольствие видаться, затем легким наклонением головы давала ему отпуск и тут же, как бы спохватившись, неизменно говорила: "Сестра, представляю вам такого-то". Гость кланялся, графиня Марта садилась на свое место, и это служило сигналом для других. Тот холод, который несколько секунд царил в гостиной, мгновенно пропадал среди непринужденной болтовни, шуток и смеха.

   Ну как же было не ошибиться? Ясно, что старшая была хозяйка и глава, а при французском обычае говорить "мадам" всем особам известного возраста, не могло и в голову прийти тому, кто у них бывал в первый раз, что она была девицей, а младшая была вдова. А между тем это было верно: графиня Аделаида Кастель дю Пик вот уже два года как была мадам Ворниш. В этом, конечно, крылась основная из фактических причин, обусловливавших различие обеих сестер. Замужество положило сильную печать не столько на характер графини Аделаиды, сколько на то положение, в какое она сама себя ставила в отношении сестры.

   Но для того, чтобы это хорошенько понять, надо иметь в виду и личность ее мужа, и трагические обстоятельства ее кратковременного супружества.

   Это было на третьем году после их переезда в город. Один из обычных гостей кастельских понедельников спросил однажды графиню Марту, может ли он привести ей в следующий раз некоего Борниша, бывшего депутата, желающего поселиться на покой в недавно приобретенном поместье.

   -- Мосье Борниш? -- медленно переспросила сухощавая графиня, подняв одну карту над разложенным пасьянсом и довольно долго держа ее в этом положении, так что трудно было понять, над чем, собственно, она колеблется: над тем ли, что ответить, или над тем, куда пристроить карту; но последняя нашла свое место, пасьянс пошел своим чередом, и графиня, как будто вспомнив что-то, сказала несколько брезгливым тоном: -- Я знала одного Борниша лет двадцать тому назад у моего отца, когда мы еще жили в замке, -- он занимался архивами.

   -- Вряд ли тот самый, -- заметил собеседник, -- этот очень богат. А впрочем, нынче состояния сколачиваются так быстро...

   -- Все-таки не быстрее, чем распадаются! -- вздохнула она, и тень пробежала по ее лицу при воспоминании обо всем, что они утратили. Собеседник невольно впал в то неловкое молчание, которое овладевает нами всегда, когда в светском разговоре мы вдруг доходим до той грани, где начинается жизнь чувства и сердца и за черту которой мы уже считаем неловким, а чаще всего просто не умеем и боимся перешагнуть. В это время господа, окончившие партию виста, раздвинули стулья и с интересом окружили пасьянс графини Марты.

   -- Вы, кажется, говорили о Борнише? -- сказал один из них. -- Он просил меня представить его вам.

   -- И вас тоже? Он, видимо, ценит наше знакомство.

   -- Что такое Борниш? -- прищуриваясь, спросил старик с военной бородкой по моде Наполеона, бывший сенатор империи.

   -- Борниш? Блестящий и способный человек, бывший депутат, а теперь владелец... да, графиня, вы знаете, что он владелец вашего бывшего замка?

   -- Разве мадам Пюжо продала Кастель дю Пик?

   -- Нет, но мадам Пюжо -- мать Борниша по первому мужу, и хотя она объявила, что, пока она жива, замок будет записан на ее имя, но купил его, собственно, сын.

   -- Вот вам люди новой Франции! -- воскликнул бывший сенатор. -- Скажите пожалуйста, какой избыток роскоши: мы гордимся уже не тем, что мы депутаты, а тем, что мы -- бывшие депутаты; мы, видите ли, уж так знатны и так богаты, что отказываемся от того, чего другие добиваются.

   (Бывший сенатор, сам человек "недавней" Франции, терпеть не мог людей "новейшей" Франции.)

   -- Что ж, это своего рода цинциннатство XIX века.

   -- Всегда оптимистичен наш добрейший доктор! -- заметил старый аббат, не то укоризненно, не то одобрительно покачивая головой.

   -- Ну нет, извините, -- вспылил бывший сенатор, не обращая внимания на замечание аббата, -- римский Цинциннат вернулся к тому, что оставил перед отъездом, а эти цинциннаты возвращаются к тому, что награбили после отъезда.

   -- Вы и строги и поспешны, граф, -- робко вставил аббат, -- мы еще не знаем, как взглянут дамы на этот вопрос; может быть, графиня Марта и графиня Аделаида пожелают быть знакомы с господином Борнишем, и тогда...

   -- Мои политические убеждения никогда не заставляют меня забыть предписания вежливости по отношению к тем, кого я встречаю в этом доме. Графиням это слишком хорошо известно.

   Наступило молчание; ждали, что скажет графиня Марта. Дело в том, что весь этот разговор был подготовлен заранее; кроме аббата, все были в заговоре, и главный интерес этого понедельника заключался в том, как будет решен вопрос, в течение многих дней занимавший членов маленького общества, и будет ли Борниш принят бывшими владельцами Кастель дю Пик.

   Но графиня была очень занята пасьянсом и даже немножко приговаривала. Гости с нетерпением замечали, что карты интересуют ее больше вопроса о Борнише; по крайней мере она отвечала на него совсем как-то вскользь, как бы на самую не важную подробность, тогда как названия карт выговаривала громко и сосредоточенно.